Василий Ардаматский - Возмездие
Все это очень печально, так как это не только нарушает мою работу здесь, но и не дает возможности ехать к вам лично. Во всяком случае, И.Т. и А.П.[29] передадут все это вам на словах, и, я думаю, они все сделают без меня так же, как и я. В осторожности, умении А.П. я уверен так же, как и в себе, что вы от этой случайной замены ничего не потеряете.
Самое главное — страшно досадно, что я временно выбыл из строя и прикован к кровати в самое нужное время. Но и лежа я, пожалуй, сумею вместе с ОРЦ[30] достаточно противодействовать «активистам». Хотя все это меры временные — капитал есть, но нужен мудрый руководитель, т. е. Вы.
Все уж из состава главной конторы привыкли к этой мысли, и для дела Ваш приезд необходим. Я, конечно, не говорил бы этого, не отдавая себе полного отчета в своих словах.
И за Ваше здоровье и за успех торговли во главе с Вами я спокоен, а потому буду тихо лежать в постели, ощущая Вас здесь.
А.П. говорил мне о том, что Вы подробно расспрашивали и интересовались членами ОРЦ. Во главе до вашего приезда стоит Ваш зам Н.[31] — человек очень серьезный, осторожный, со здравым смыслом и очень сильной волей. Работал раньше в фирмах, подобных нашей, с самого начала гражданской войны. Привык к большим масштабам — залог этого наша работа в настоящем.
Конечно, у него нет того, что есть у Вас.
Интересен его подход к фашизму, так как его взгляд отражает большинство взглядов членов фирмы — признает классический фашизм и отрицательно относится к разрозненному фашизму — ширме монархических выступлений.[32]
Н. прошел все войны, много раз ранен, единственный его недостаток — чрезвычайно нервен и чрезмерно решителен.
Что касается А.П., то Вы его сами знаете лично.
К А.П. я стал относиться в тысячу раз лучше, и единственно у него я научился здесь многому — выдержке и т. п.
Чтобы поехал к Вам он — настоял я, — если бы Вы с ним… — я спокоен. Хотя он меня, видимо, недолюбливает. Еще за то… наверно.
И.Т. отчасти приспособился к работе, в дальнейшем предлагаю его перебросить на юг.
Ну, дорогой отец, всего доброго, всего хорошего. К Вашему приезду надеюсь встать на ноги. Кстати, кредит обеспечен. Меры к удобству в поездке приняты. Горячо любящий Вас сын С…
Записка С. Э. Павловского — Д. В. ФилософовуДорогой дедушка!
Записку Вашу получил.
Маленькая неудача, но кредит, конечно, восстановим. Самое досадное, что временно выбыл из строя и не смог ехать сам.
Посылаю И. Т. и А.П.[33] к отцу; они выполнят все, что нужно для его приезда.
Все готово. Кредит обеспечен.
Болезнь прошу держать от всех в секрете. К приезду отца надеюсь поправиться.
Посылаю доллары.[34]
1924 г.
Сергей.
Записка С. Э. Павловского — А. А. Дикгоф-ДеренталюМаленькая неудача, дорогой друг, пошел по Вашим стопам. Вы потеряли палец, я же, говорят врачи, не потерял ничего. Хоть сам и не смог поехать к Вам, надеюсь, что Вы приедете ко мне.
Посылаю вместо себя А.П. и И. Т. Подробности у А.П. и в письме отцу.
Жму руку. Ваш С…
Привет Л. Е.[35]
1924 г.
Сергей.
Письмо заместителя председателя ОРЦ С. В. Новицкого — Б. В. СавинковуГлубокоуважаемый друг!
Второе письмо мое к Вам омрачено вестью о болезни Вашего сына. Для нас эта тяжесть успела уже изгладиться — вначале мы не знали степени серьезности болезни и, получив первые сведения, ожидали худшего.
Конечно, нам неприятно, что мы не смогли уберечь Вашего сына, но он сам в данном случае считает себя справедливо наказанным — постель для него наихудшая пытка.
Резюме — Вашему сыну повезло еще раз, и Вы должны при встрече сделать ему жесткое внушение.
Теперь о новых положениях в нашем торговом деле. В течение 2-х последних недель мне удалось утихомирить многих буянов. Но это меры временные. Необходимы коренные перестройки, необходимы твердые рулевые, определенная цель (конечная) и план на ближайшее будущее.
Еще более необходима точная обрисовка нашего политлица (в целом). Персонально мы ясны, но широкая масса (низы) требует чистки и ретушевки.
Ни застоев в работе, ни нервности допускать нельзя — второго у нас нет, но первое есть. (Если бы не было застоя, искусственно нами вызванного, было бы гораздо хуже.)
Быстрое проведение в жизнь Вашего решения, т. е. руководство нашей работой на месте, хотя бы в течение одного-двух месяцев, мы считаем блестящим выходом из положения (мы — это я, Ваш сын и еще несколько человек, знающих Ваше отношение к нам), ибо, повторяю, ресурсы и надежды на солидное торговое будущее с каждым днем улучшаются. Я придумал эту фразу и знаю ее правоту. Дальнейшие выводы для Вас излишни, Вы, я уверен в этом, видите их лучше меня.
Итак, жму еще раз мысленно Вашу руку (надеюсь, что мысленно в последний раз).
А.П. и И.Т. доложат о наших торговых делах.
Всегда и всюду Ваш (подпись).
1924 г.
Из письменного доклада И. Т. Фомичева — Б. В. Савинкову…Сообразуясь с Вашими пожеланиями и с собственным разумением своей ответственности перед нашим священным движением, я, не считаясь с довольно большим риском, совершил инспекционно-осведомительскую поездку по России с конечным направлением на юг, которая к концу была омрачена и фактически прервана трагическим происшествием с П. Отлично понимая и разделяя Ваше волнение, начну с последнего.
Опрос осведомленных лиц показал, что ошибки в выборе для экса поезда не было, т. к. вооруженные военные и гражданские люди могли оказаться в любом поезде. Расстановку сил также следует признать правильной: 6 человек во главе с надежным и опытным человеком от С.-Гирея ехали в поезде, а 23 человека, все на конях, во главе с П. ждали поезд в условленном и, замечу, хорошо выбранном месте.
Первая ошибка допускается группой, ехавшей в поезде, — к моменту остановки поезда на условленном месте эти люди оказываются в пяти вагонах от вагона, в котором находился артельщик с деньгами, предназначенными как предмет экса. Пока они пробивались к вагону с артельщиком, уже поднялась тревога, в результате чего они были встречены выстрелами, еще не достигнув цели… В это время был убит человек С.-Гирея, и группа, оставшаяся без вожака, фактически распалась, а двое бежали. Между тем люди, руководимые П., оказались в положении, когда они не могли вести уверенный огонь, т. к. боялись поразить своих. Тогда П. проявил присущую ему храбрость: оставив коня, он вошел в поезд и по вагонам, с одним наганом в руке, пошел к месту, где шла перестрелка, чтобы принять руководство боем. Остальные его люди разбились на три части, две из которых направились в начало и конец поезда, а третья осталась в районе вагона-цели, ожидая сигнала П. атаковать цель.
Однако П., еще не доходя до вагона с артельщиком, был дважды тяжело ранен — в ногу в области паха и в грудь. Но у него хватило сил выбраться из вагона и свалиться на насыпь, что было замечено людьми его группы, которые немедля бросились к нему, подобрали, и четверо, взяв его на коня, повезли от места событий. Одновременно с этим машинист паровоза, который не был взят под контроль (ошибка П.), дал гудок и повел поезд к Ростову. Оставшиеся в живых люди из группы, находившиеся в поезде, еле успели выпрыгнуть, оставив одного убитого в поезде…
Трудно мне описать словами мою тревогу и боль, и единственно, что несколько меня успокоило, это теперь уже уверенность, что П. выздоровеет и вернется в строй.
Примечание автора романа:
Приводить этот доклад полностью я не нашел нужным. В нем двадцать одна страница густого машинописного текста и очень много повторений и всяких пустопорожних и неинтересных рассуждений Фомичева о внутреннем положении Советской России, о борьбе с большевиками и т. п.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
Дзержинский был прав — Савинков нервничал оттого, что не имел новых известий из России. Почти каждый день звонил по телефону в Варшаву, спрашивал, нет ли чего-нибудь нового. Когда он слышал все то же «пока все по-старому», его охватывала дикая ярость, и он торопливо прощался со своим далеким собеседником, иногда все же успевая прорычать в трубку что-нибудь вроде «безобразие», «саботажники». Потом ему бывало стыдно своей ярости, он отлично понимал, что от Философова и Шевченко ничего не зависит и что у него нет никаких оснований подозревать в саботаже Павловского, Фомичева или Шешеню. Он понимал, что нервы у него не в порядке, и оттого нервничал еще больше. А именно это и имел в виду Дзержинский, когда, предлагая устроить в операции паузу, говорил, что будет весьма полезно для дела, если Савинков вдоволь повисит на собственных нервах.
