Леонид Звмятин - Смерть приходит в розовом
Да, криминальный ребус получался заковыристым, и мне не разрешить его, не побеседовав с нужными людьми. Правда, делать это пока рановато. Пусть весть о жутком преступлении распространится по городу и достигнет изящных ушек так необходимых мне дам. Но сидеть сложа руки не собирался. Мне пришла еще одна идейка, и, кажется, неплохая.
Воплощение в реальность этого замысла было, по-моему, делом не очень трудновыполнимым, ведь магазинов, торгующих модной и дорогой одеждой, в городе не так уж и много. И ко всему, я считал, что в каждом из них должны продаваться изделия только одного какого-нибудь известного кутюрье. Всю необходимую информацию надеялся получить из газет, печатающих рекламу и частные объявления. Долго рыскать по страницам не пришлось. Процветающие и престижные салоны рекламировали свой товар крупным, бросающимся в глаза шрифтом. «Одежда от Юдашкина на все случаи жизни» — улыбались мне красотки со страницы. Тут же номер телефона и адрес. Все же заставил себя просмотреть всю газету, дабы убедиться, что это — единственное в своем роде торговое предприятие в нашем городе. Так оно и оказалось. Правда, были еще салоны, но все они предлагали одежду уже от других модельеров.
Через каких-то полчаса я поднялся по ступенькам и толкнул массивную дверь. Ни покупателей, ни тем более суеты, присущей магазинам, торгующим обыкновенным ширпотребом, не было и в помине. Откуда-то сбоку появилась элегантная дама и поприветствовала меня.
— Мы рады вас видеть в нашем престижном заведении.
Я был несколько обескуражен таким приемом, а она продолжила:
— Вы хотите приобрести что-то для себя или выбрать подарок?
Тут и у меня прорезалось красноречие:
— Ни то, ни другое. Мне необходимо поговорить… — я на мгновение замялся, ибо не ведал, как зовется самое ответственное лицо в подобных магазинах-салонах. — Ну, кто тут у вас старший…
Губы дамы надменно поджались, с лица исчезла всякая приветливость. Казалось, сейчас она прибегнет к услугам наблюдавшей за нами охраны. Пришлось показать удостоверение и произнести ключевую фразу: «Я из уголовного розыска».
— Пожалуйста, туда, — показала дама в конец зала и, твердо ставя ножки на высоких каблуках, пошла впереди.
Свернув в коридор, мы остановились у двери с табличкой «Директор».
— Минуточку, — предупредила элегантная дама и скрылась в кабинете.
Появилась она со зрелой матроной приблизительно предпенсионного возраста.
— Что ищет милиция в нашем заведении? — справилась директриса.
— Уголовный розыск интересуется платьями от Юдашкина, точнее, количеством проданных единиц, — изложил я просьбу как можно проще. — Платьями розового цвета, — и, как мог, обрисовал фасон.
— Ах, да-да, припоминаю такие, — директриса сделала жест рукой, и сопровождавшая меня элегантная дамочка удалилась. Дальше я был удостоен чести быть приглашенным в кабинет. Мне предложили на выбор кофе или чай. Я отказался и от того, и от другого.
— И все же, что конкретно вас заинтересовало? — настороженно спросила матрона.
Для начала пришлось заверить, что престижу заведения со стороны правоохранительных органов ничто не угрожает, а затем пространно изложить просьбу:
— Нам необходимо знать количество проданных платьев данного фасона, хотя бы приблизительно даты совершения покупок, и уж будет совсем великолепно, если вы назовете клиентов, сделавших приобретения.
По тому, как ее губы сложились в какой-то снисходительной ухмылке, я понял: весь круг моих интересов не озадачил ее, хотя в голосе по-прежнему присутствовала настороженность.
— Надеюсь, сведения, которые вы получите, не будут использованы против нас? — хотелось ей еще раз услышать подтверждение гарантий.
— Марка вашего торгового дома не пострадает, — клятвенно заверил я и успокаивающе добавил: — Это сущие пустяки, небольшой эпизодик в оперативно-следственных мероприятиях.
Она понятливо кивнула, одновременно сожалеюще вздохнув, но, к моему удивлению, вместо того, чтобы заглянуть в стоящий на столе компьютер или порыться в записной книжке, ответила по памяти:
— Платьев всего было продано четыре, — и пояснила: —Товар у нас особенный, для состоятельных модниц, и потому заказывается в единичных экземплярах.
— И в какой период эти платья были проданы? — не терпелось мне.
— Два из них — год с небольшим назад, с разницей в несколько недель, — и она назвала приблизительно даты. — А еще два мы заказали в Москве спустя полгода, с разницей где-то в три недели.
— Вы работаете по заказам? — полюбопытствовал я.
— С дорогими вещами — да. Клиенту предлагаются журналы последних новинок от модельера, и если ему что-то понравилось и он сделал выбор, тут же снимаем мерки и отсылаем заказ в столицу.
— И сколько стоят интересующие меня платья? — продолжал я проявлять любопытство.
Она назвала сумму, столь впечатлившую меня, что рука непроизвольно потянулась к затылку. «Живут же люди!» — промелькнула завистливая мысль, но не более. Я не из тех, кто копит в себе один из смертных грехов, довольствуюсь тем, что послал Господь. Да и обмерять чужое богатство мне сейчас не с руки, когда подоспел ответ на главный вопрос.
— Вы ждете, когда я назову имена клиентов, — угадала директриса мое желание.
Я утвердительно кивнул.
— А клиент был всего один, — продолжала она интриговать. — Ну да Бог с ним, неудовольствия по поводу моей болтливости он уже не выскажет. Окунев Валерий Васильевич, председатель комитета по экологии, ныне покойный.
Названной фамилией она меня не ошеломила.
— Вы сказали, что с клиентов снимали мерки, — ухватился я за произнесенную в разговоре фразу, в надежде узнать точнее об окуневских любовницах, а вернее, об одной из четырех, доселе мне неизвестной.
Однако здесь меня ожидало разочарование.
— В случае с господином Окуневым все происходило иначе: он сам приносил нам размеры своих дам, — с сожалением произнесла почтенная матрона.
На этом наша встреча и завершилась.
11
О том, что страшное известие пошло гулять по улицам города, обрастая небылицами, я узнал от той, свидания с которой жаждал. Для меня было неожиданным, что Верочка позвонила сама и печальным плаксивым голосом сообщила о гибели Тамары. Мне оставалось лишь восклицать и сочувствовать. Однако сумел напроситься в гости, сославшись на то, что необходимо вместе обсудить сложившееся положение, и хотя я не говорил о чем-то конкретном, она без раздумий дала согласие.
Я не сразу помчался к одинокой даме, тем самым как бы убыстряя ход расследования, но нарушая его последовательность, а решил сначала побывать в комитете по экологии, дабы вызнать там кое-какие интересующие меня факты, а затем уже во всеоружии объявиться перед Верочкой.
Все сотрудники пребывали в трауре, ни смеха, ни говора, даже в коридоре стояла печальная тишина. Катя находилась на своем рабочем месте в приемной и промокала носовым платком слезки. Увидев меня, закрыла лицо руками и зашлась в беззвучном плаче. Я ждал, когда схлынет эта неуправляемая волна скорби, ибо слова успокоения в данной ситуации являлись бы тем маслом, что еще больше распаляет огонь безутешного горя.
Катя прерывисто всхлипнула и отняла руки от лица.
— Простите, я сейчас, — произнесла она неузнаваемо изменившимся голосом и, скорее по привычке, привела себя в порядок, не забыв взглянуть в зеркальце.
— Вы пришли что-то выяснить? — догадливо спросила она.
— Только между нами, — предупредил я.
Она согласно кивнула.
— Кто вчера донимал звонками Тамару?
— Не знаю, — Катя судорожно мотнула головой. — Она переключила телефон на себя.
— Как она выглядела?
— Очень расстроенной, — подтвердила Катя мое предположение. — Подумала, неприятности по службе. Тем более, она предупредила, что уезжает к председателю областной администрации, и больше не появлялась.
— А посетители утром у нее были?
— Нет, никто не заходил, — на лице секретарши обозначилась боль, она как-то умоляюще обратилась ко мне: — Что же это такое происходит? Что же это за напасть такая?
Объяснять ей, что первопричина «напасти» — грязные деньги, дающие их обладателям власть и вседозволенность, но в конце концов губящие их самих, не было никакого желания. Катя наверняка не сразу поняла бы меня, а дискуссия на эту тему не входила в мои планы. Поджимало время, ведь там, в следственном изоляторе, томилась Татья-на. И хотя моментами я по-прежнему проклинал ее, задыхаясь в очередном приступе ревности, все же Господь потихоньку просветлял мой помраченный ум, посылал в мое сердце великодушие и смирение, и я сознавал, что оставался единственной надеждой для своей супруги, обличенной в страшном грехе. А обвинение снимать с нее не собирались, и Маврик методично подшивал в дело новые протоколы допросов и свидетельства очевидцев, и оно толстело.
