Андрей Шахов - Как привыкнуть к Рождеству
В дверном проеме возникла Регина. Сидя к ней спиной, Артур сестру не заметил и не услышал и продолжал пхыкать. Лицо его при этом было откровенно скучающее, но в глазах тлел недобрый огонек. Поначалу Регина смотрела на него с едва сдерживаемой усмешкой. Но когда он поднес вдруг дуло к виску, не на шутку испугалась.
- Перестань!
Артур замер, потом все же пхыкнул и обронил руку с пистолетом на стол.
- Шутю. Сам с собой.
Регина села напротив брата, заглянула ему в глаза.
- Зачем ты напиваешься?
- Душа требует, - Артур пожал плечами.
- Пистолет таскаешь с собой тоже для души?
- Ага, - Артур прижал оружие к груди, нежно погладил.
- Дурак ты! - вспыхнула Регина.
- Не гневи меня, - протянул брат. - Не то палить начну.
- Напугал, господи. Ты и кошки в жизни не обидел.
- А кто говорит о кошках? - обиделся Артур и приставил пистолет к виску.
Регина вскинулась, с большим трудом, налегая всем телом, опустила его руку на стол.
- Придурок! Комплексы замучали?
- Я бандит, - хмыкнул Артур и безвольно сник. - Какие тут комплексы?
- Ты пьяный дурак! Строишь из себя черт-те что, таскаешь повсюду эту идиотскую железяку... Почему тебе так охота бандюгу из себя изображать?
Артур посопел, пожал плечами.
- Легенда творит человека.
- Наклюкался, - поморщилась Регина. - Что, стыдно быть котом?
- И ты, сестренка, меня не понимаешь. Я тебя понимаю, а ты меня - нет, - Артур подпер голову ладонью. - А Галка понимает.
- Что за Галка?
- Проститутка, как и ты...
Регина наотмашь врезала Артуру по щеке, голова его бессильно сникла.
- Ладно, - тихо смеясь, он поднял голову, пощупал пылающую щеку. - Она - проститутка, ты - гетера, гейша... Кто там еще?
Регина закусила губу и отвернулась.
- Галка и впрямь дешевка, - продолжал Артур. - Я беру ее на сутки за половину обычной ночной ставки. Но она меня понимает... - Тут его осенило: Ты, небось, клиентов своих тоже понимаешь?
- Придурок, - холодно произнесла сестра, уходя.
- За умного у нас Пашка, - сказал Артур, глотнул из фляжки, едва не выронив, спешно вернул ее на стол и схватился за виски. - Ух ты, мамочки!..
Полгода назад, где-то в апреле, на Артура наехал Трей - из новых крутых. Потребовал "десятину" и почему-то не заикнулся ни о какой "крыше" взамен. Артур платил Иванову вдвое больше, но, предпочитая иметь хомут, пусть и тяжкий, зато давно знакомый и проверенный, решил не ерзать и от Трея отмахнуться.
Однако Иванов сказал:
- Плати и ему.
- Как так? - обалдел Артур. - За какую такую, на хрен, радость?
- За счастье быть живым и даже здоровым.
Артур начал понимать, что он чего-то не понимает, и решил прояснить положение.
- Значит, тебе я должен будут по-прежнему отстегивать двадцать процентов из кровно заработанных, но уже не за "крышу", а за твои красивые... Что у тебя красивое-то? Хрен с ним, ухи! А ему "десятину" за сладко звучащую фамилию? Завтра явится какой-нибудь Хачикян, скажет: "Вишь, дарагой, какой у меня нос бальшой? И гони за это тридцать процентов". Я и ему должен будут "максовать"?
Иванов досадливо сплюнул, подтянул Артура за воротник к себе поближе. Громилы за его спиной насторожились.
- Слушай сюда и знай: я презираю таких ублюдков, как ты, но дело сейчас совсем не в этом. Трей - большая сила. За ним полиция и важные фигуры. Платят ему не за "крышу", а за радость жить и грести "капусту"...
- Но это значит, что мне придется...
- Будешь побольше драть со своих коз, - Иванов увидел в глазах Артура растущую злость и рассвирепел. - Будешь платить - и точка! Кем ты мнишь себя, урод? Да ты гнида! Ты же из пизды кормишься, котяра!
- Я и тебя кормлю оттуда.
Иванов на какое-то время онемел. Потом щелкнул своим бугаям.
- Сделайте ему профилактику.
Артура били недолго и не в полную силу - "дойную корову" убивают только после того, как она перестает доиться. Но все равно сломали ребро и два пальца. Изрядно досталось голове; с той поры она и начала болеть...
- До самой смерти не забуду, - прижимая ладонь к груди, Зинаида Антоновна боролась с одолевающим ее смехом, - как ты, Юра, лет так в десять сшил из школьных транспарантов парашют и полдня спускал на нем с водонапорной башни кошек и собак! Помнишь?
Юрий Антонович наморщил лоб, пожал плечами.
- Ну как же? - удивилась сестра. - Скандал ведь был на весь колхоз! Лен, а ты?..
- Как не помнить? - Елена Антоновна усмехнулась. - После школьного собрания мать распорола ему ремнем кожу на макушке.
- Разве за это? - Юрий Антонович на секунду нахмурился и вдруг заулыбался. - Я другое не забуду... - он поскреб подбородок, никак не отмирающим жестом пригладил пятерней жалкие остатки шевелюры на макушке. Дарью и Таню Кречетовых помните?
Предвидя повторение одной из многих неоднократно слышанных "эротических" историй, сестры погрустнели. Регина уставилась на экран давно выключенного телевизора.
- Наши девчата частенько купались на лесной стороне озера, - напомнил Юрий Антонович и, хихикая, сознался: - А мы, парни, ходили туда подглядывать... Еду как-то раз на велосипеде из лесничества, слышу: девки смеются и вроде как в воде плещутся.
В дверном проеме возник пока никем не замеченный Артур. Мокрые волосы его были всклокочены, по лицу стекали капли воды. Он был почти трезв, во всяком случае, выглядел таковым. Направленный на отца взгляд казался пустым. Если бы не пистолет...
Юрий Антонович продолжал:
- Я велосипед отставил и крадусь на голоса...
- Угомонись, старый черт! - воскликнула пунцовая супруга. - Ну, что за человек?
Юрий Антонович косо глянул на нее.
- На себя посмотри...
- Прекратите! - потребовала Зинаида Антоновна. - Не забывайте, что сегодня святой день.
- В Рождество - и такое! - сокрушенно пробормотала Илга Дайнисовна.
Юрий Антонович пробурчал что-то неразборчивое, нахохлившись, оглядел стол и вновь взялся за пирожное.
- Люблю я все шоколадное.
- А как насчет свинцового? - с кривой усмешкой спросил Артур, приткнув к его затылку дуло пистолета.
Илга Дайнисовна обернулась, сдавленно вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Остальные не решились и пикнуть.
- Не наложил в штаны? - Артур шумно принюхался.
- У тебя что, крыша съехала? - Павел первым обрел дар речи. - Убери ствол!
- Не лезь! Это наше дело.
- Так и разбирались бы у себя дома!
Зинаида Антоновна бросила на сына негодующий взгляд.
- Сынок... - прочавкал Юрий Антонович. - Ты... что?
- Не догадываешься? - Артур на миг призадумался. - А может, шлепнуть тебя без разъяснений?
- Опомнись, - прохрипела Илга Дайнисовна. - Ты пьян!
- А все равно попаду.
- Да ты спятил! - Регина приподнялась.
- Щас пальну, - вполне серьезно пообещал Артур.
Елена Антоновна схватила дочь за руку, усадила на место.
- За что, сынок? - снова спросил Юрий Антонович, дожевав кусок.
Артур, решая, как быть дальше, нервно поерзал, наконец, спросил:
- Объясни мне, Бога ради: на кой черт вы поженились? Только не вздумай даже заикнуться о любви - пристрелю тут же!
Юрий Антонович не ответил. И Артур продолжил:
- Я всю жизнь гадал: в чем тут дело? Вы с таким трудом переносите друг друга, цапаетесь из-за любой мелочи. Когда раз в год я видел вас обнимающимися, вместо радости испытывал раздражение - так ненормально это выглядело. Что вас связывает?
Илга Дайнисовна прослезилась.
- Жизнь, сынок, не из одной любви состоит.
- Знаю, - кивнул Артур. - Как и предысторию вашей свадьбы. Рассказать, отчего это я родился всего через четыре месяца после нее?
- Не надо, - еле слышно попросил отец.
- Чего так? - воскликнул Артур. - Ты, старый маньяк, не хочешь похвастаться еще одним эротическим подвигом?
- Но мы любим тебя, - пропищала Илга Дайнисовна.
- Да? А помните, как ровно пятнадцать лет назад поочередно лупили меня два самых долгих в моей жизни дня?
Юрий Антонович наморщил лоб.
- Это когда тебя забрали в милицию?
- Надо же! - Артур похлопал отца по плечу. - Вспомнил!
- Но ты был виноват, - мать уже не плакала.
- В том, что трое пятнадцатилетних дундуков под видом интересной игры поставили меня, восьмилетнего сопляка, "на шухер" у склада продуктового магазина, - голос Артура был предельно саркастичен, - а сами стащили из него пару ящиков гнилых мандаринов? - он перешел почти на визг: - За это вы лупили меня два нескончаемых дня?!
Стараясь не делать подозрительных телодвижений, Юрий Антонович прерывисто вздохнул, провел по скатерти взмокшими ладонями.
- Но мы боялись, что ты станешь вором.
Мигрень вновь напомнила Артуру о себе. Он потер висок, хрипло произнес:
- Да-а, ты орал: "В моем доме вора не будет!" А я, забившись в угол, пытался представить, как буду жить на улице, если меня выгонят... Только повзрослев, я понял, почему ты так разорялся тогда, - лицо исказила боль. Я ведь был и без того ненавистной причиной на фиг тебе не нужной женитьбы! А тут еще выяснилось, что со мной надо возиться - воспитывать. Я был пацаном совершенно обыкновенным - ничуть не лучше и не хуже других. Но тебе казалось, что сама судьба покарала тебя худшим в мире сыном! И чтобы не стыдиться окружающих, ты стал лепить из меня липовый образ чудного ребенка все за меня делал, всегда и везде выгораживал... Пашка, "догоняешь" теперь, почему тебе частенько за меня доставалось?
