Хайнер Ранк - Дорожное происшествие
- Года два. Мы познакомились во время поездки в Дрезден. Он взял меня к себе в машину.
- Вы живете в Вильгельмсхорсте?
Она кивнула.
- И доктор Николаи бывает там у вас?
- Иногда. Чаще мы с ним уезжаем в Берлин, в театр или на танцы. Или просто так катаемся.
- А бывает ли он у вас в те дни, когда у него ночное дежурство?
- Не думаю. Он, правда, говорит иногда дома, что у него дежурство, но это чтобы не волновать жену.
- Но в среду вечером он у вас не был?
- Я ведь уже сказала вам. Почему это вас так интересует?
- Где вы провели вечер в среду?
- Боже мой, так сразу и не вспомнишь… Да, я была дома.
- Весь вечер?
- Весь. Спросите мою хозяйку, если мне не верите. Она член партии.
- Права у вас есть?
- Да.
- Доктор Николаи разрешает вам водить свою машину?
- Очень редко. Он вбил себе в голову, что, кроме него, ни один человек не умеет как следует обращаться с его машиной. Он вечно делает всякие замечания и действует мне на нервы. Уж лучше совсем не ездить.
- А без него вы ни разу не ездили?
Она наклонилась вперед и посмотрела на него растерянно, почти испуганно. Потом нахмурила лоб и обхватила подбородок большим и указательным пальцами. На бледной коже щек, словно раны, горели кроваво-красные ногти. Протяжным голосом она спросила:
- С чего вы взяли? Неужели вы думаете, что Эгберт доверит кому-нибудь свою драгоценную машину?
- Это не ответ, - сказал Крейцер.
Она бросила на него яростный взгляд.
- Мало-помалу наша беседа становится забавной. Шерлок Холмс задает тысячу вопросов. Вечер загадок с участием уголовной полиции. Может, вы все-таки изволите объяснить, о чем идет речь? Кто оставил лежать раненого? Или вам начальство не позволяет ничего объяснять?
Крейцер весь кипел, но держал себя в руках.
- Попрошу у вас еще минуту терпения, - сказал он. - Мне нужны предельно объективные ответы. А если я все вам расскажу, вы едва ли сможете быть столь объективны.
- Другими словами, вы хотите заманить меня в ловушку?
- Заманить в ловушку! - повторил он презрительно. - Вы что, на луне живете? Мне нужна правда, и только правда. А кроме того, лично вас это вовсе не касается.
- Зато касается человека, который мне близок. Это вы уже успели сообщить.
- Верно ли, что вы, хотя бы изредка, сами водите «вартбург» доктора Николаи?
Она вздохнула и снова откинулась на спинку кресла.
- Раза два, от силы три, с тех пор как мы знакомы. А за последнее время вообще ни разу. И я объяснила вам почему.
- А кто еще ездит на этой машине?
- Кто еще? Да никто, насколько мне известно. Спросите лучше у самого Эгберта, он-то скорей должен знать. А я понятия не имею.
- Ну спасибо, на первый раз довольно.
Крейцер в нескольких словах рассказал ей, что произошло, взял ее адрес и откланялся.
Она проводила его до дверей и глядела вслед, пока он не скрылся из виду. Затем вернулась к себе в кабинет, рассеянно мурлыча: «Зигфрид наш такой красавец, просто нету сил…»
10
- Да, вы правы, в среду у фрейлейн Альвердес были гости. У нее был мужчина.
Фрау Оверман наклонилась вперед и поднесла зажженную спичку к сигарете. Это была рослая брюнетка лет сорока пяти, над верхней губой у нее темнел пушок.
- А вы видели этого человека? - спросил Крейцер.
- Нет, я слышала только его голос. Фрейлейн Альвердес уже взрослая. Может делать, что хочет. Я не привыкла подглядывать за людьми.
- А вы не можете хотя бы предположить, кто у нее был?
- Мочь-то могу. Похоже, что доктор Николаи, с которым фрейлейн Альвердес в хороших отношениях.
Крейцер и Арнольд обменялись беглыми взглядами.
- Это лишь предположение или вы уверены?
Фрау Оверман ткнула сигарету в пепельницу, провела обеими руками по волосам - руки у нее были удивительно красивые, - потом обхватила шею так, что кончики пальцев соприкоснулись сзади, и медленно покачала головой.
- Нет, поклясться я не могу. Доктора Николаи я видела всего несколько раз, да и то мельком, когда он заезжал за фрейлейн Альвердес. Мы с ним обменялись несколькими словами, только и всего. Они были наверху, в комнате у Бригитты. Мужчина говорил очень громко, почти кричал. Они ссорились, во всяком случае, так мне казалось, и, по-моему, это был доктор Николаи. Но раз вы говорите, что фрейлейн Альвердес это отрицает, я тоже начинаю сомневаться.
- А из самого разговора вы ничего не разобрали?
Фрау Оверман пожала плечами.
- Отдельные фразы, без связи. Один раз он закричал: «Не могу я больше это терпеть» - или еще как-то в этом духе, а Бригитта ему очень резко ответила, чтоб он не думал о делах, которые его совершенно не касаются. Спорили они долго, минут двадцать или даже полчаса, и все громче. Я уже думала, не подняться ли, чтобы попросить их говорить немного потише - был уже девятый час, сынишке пора спать, - но вдруг у них все стихло. Я еще раз заглянула в детскую, мальчик уже спал. На детей в этом возрасте шум обычно не действует.
- А о чем они спорили, вы не знаете?
- Нет, меня это не интересовало.
- А вы не слышали, когда этот мужчина ушел от нее?
- Я слышала, как хлопнула дверь, а когда именно, хоть убей, не скажу. У меня был включен телевизор, и я ни о чем больше не думала.
- А какая была передача, не помните?
Фрау Оверман подергала себя за нижнюю губу и задумчиво поглядела на керамического гномика, стоявшего на телевизоре.
- По-моему, какая-то пьеса с Аннегрет Голдинг, она еще там влюбляется в марсианина, ах господи, как это называется…
Она встала, порылась в стопке газет, лежавших на нижней доске журнального столика, покачала головой.
- Ну конечно, газета с программой опять куда-то исчезла. Петер вечно уносит ее в свою комнату. Минуточку, я схожу посмотрю у него.
Она вышла, за стеной послышался скрип дверцы и шелест бумаг.
Крейцер и Арнольд молча глядели в вечереющий сад. Комната, где они находились, лежала на уровне земли, дверь на террасу была открыта. Два желтых садовых стула и сложенный зонт стояли возле невысокой ограды, делившей участок пополам. За террасой виднелся газон и пушистая клумба, на которой доцветали золотые шары и лиловые астры. Высокие темно-зеленые ели, чьи ветви свисали до самой земли, росли в дальнем конце сада, укрывая дом от любопытных взглядов. С соседнего участка доносилось стрекотание садовой косилки, комнату наполнял запах свежескошенной травы и влажной земли.
Фрау Оверман вернулась, держа под мышкой газету, и положила ее на стол перед Крейцером.
- Это был телеспектакль, он назывался «Дети Венеры». Начало в двадцать, конец в двадцать один сорок.
- Стало быть, вполне возможно, что этот человек ушел в двадцать один час.
- Возможно-то возможно, но он мог с тем же успехом уйти и после двадцати одного.
- Никакой машины вы не видели?
- Вы хотите спросить, на чем он уехал?
- Да, именно это. - Крейцер старался выглядеть как можно спокойнее.
- Точно я не могу сказать. - Фрау Оверман взглянула на обоих и смущенно улыбнулась. - Но помнится, перед домом взревел мотор, когда этот человек ушел.
- Из окна вы ничего не видели?
- Нет, шторы были задернуты, я сидела на тахте и ноги укрыла пледом. Спектакль меня очень увлек. Да и чего ради я стала бы глазеть из окна? Я и от природы не очень любопытна. Мужа моего это доводило до белого каления. Он считал, что это неженственно. Я проявляла недостаточно интереса к его похождениям, а он считал это равнодушием. Да, в жизни делаешь немало глупостей. Вы уж извините… - Она глубоко вздохнула и вдруг прямо на глазах как-то увяла.
Крейцер и Арнольд растерялись и не знали, что отвечать. Воцарилось молчание. Арнольд крутил в руках свой портсигар, открыл его, предложил сигарету фрау Оверман и дал ей огня. Она несколько раз глубоко затянулась, и лицо ее стало приветливым, как прежде.
- Извините, пожалуйста, - повторила она и улыбнулась. - Еще вопросы у вас есть?
Крейцер кивнул.
- Какое впечатление производит на вас фрейлейн Альвердес?
- Очень хорошее. Она живет у меня вот уже три года и ни разу, например, не дала мне повода упрекнуть ее в неискренности. Скорей наоборот. Иногда она так откровенно высказывает свое мнение, что некоторые ее за это даже недолюбливают. Я пыталась ей втолковать, что с такой прямолинейностью она только наживает себе врагов, но без всякого успеха. Она вбила себе в голову, что каждый, кто ее спросил о чем-нибудь, должен услышать в ответ самую неприкрашенную правду. А если кого это не устраивает, тот пусть катится подальше, она и без него обойдется. Человек она очень трезвый и рассудочный, чувства там всякие - ну как раньше у молодых девушек - это не для нее. Об этом она и слышать не желает, а если случайно зайдет речь, становится колючей и тотчас меняет тему. У нее критический ум, она хладнокровно высчитывает, как для нее будет лучше, и ведет себя соответственно. Может, это прозвучит чересчур грубо, но, по-моему, она хороший мужик. Аккуратна, не мотает деньги, всегда готова помочь другим. И отчего бы ей не завести друга сердца, не поразвлечься немного? Молодость пройдет быстро, дети и муж потребуют внимания, а для себя и времени не останется.
