Ариф Караев - Запланированное безумие
Она как-то быстро организовала на журнальном столике нечто, напоминающее праздничный стол. Кофе был отменным. Вообще, надо признаться, мне явно все здесь нравилось.
— Извините меня за этот визит, — с трудом начал я, — но у меня по существу нет другого выхода.
Я кратко рассказал ей почти все, опустив лишь некоторые подробности. Слушала она внимательно, слегка наклонив голову. В заключение своего рассказа я попросил ее сохранить у себя мой красный блокнот. Я также предупредил ее, что попытаюсь проникнуть в сумасшедший дом и встретиться с тем парнем, хотя уверенности, что он жив, у меня нет. Кроме того, попросил ее связаться с Фуадом, если я завтра к вечеру не вернусь, и передать ему мой блокнот. Попросив ее еще раз повторить его телефон, я собирался уходить.
— Скажите, — проговорила она, открывая мне дверь, — а почему все-таки вы обратились ко мне?
Ничего не ответив, я торопливо стал спускаться вниз. У подъезда никого не было. Посмотрев по сторонам, я быстрым шагом направился к остановке автобуса. Я спешил домой, чтобы подготовиться к завершающему раунду.
Улица была пустынной. Короткий зимний день угасал, сгущались сумерки. Возле моего подъезда никого не было. Быстро поднявшись на свой этаж и открыв свою дверь, я вошел в коридор. И вдруг почувствовал каким-то шестым чувством, что я в квартире не один.
Я резко повернулся к еще незакрытой двери, и в этот самый момент кто-то ударил меня сзади. Тысяча солнц вспыхнула перед моими глазами, а потом наступила темнота.
Пробуждался я тяжело. Сначала начал улавливать голоса, потом через прикрытые веки стал различать свет. Все тело болело, особенно голова. Было такое ощущение, что моя бедная голова превратилась в огромный, гудящий колокол.
Постепенно ко мне возвращалось сознание. С трудом открыв глаза, я увидел над собой горящую лампочку. Повернув голову, разглядел сидящего несколько в отдалении мужчину.
Он слегка похрапывал. Его белый халат и вся обстановка навели меня на мысль, что я попал в больницу, Я попытался встать, но мешали толстые матерчатые полосы, которыми я был привязан к кровати.
Мои намерения не остались незамеченными. Сидевший мужчина встал и подошел ко мне. Проверив еще раз, крепко ли я привязан, и выразительно посмотрев на меня, он вышел из комнаты.
Через несколько минут в комнату вошел невысокий мужчина с добродушным лицом, в очках. Махнув санитару рукой, он взял стул и сел рядом с моей кроватью. Его профессиональная улыбка врача не успокоила, а скорее насторожила меня. Санитар, несколько помявшись у дверей, вышел, оставив нас одних.
— Очевидно, вы хотите знать, где находитесь, — тихим голосом сказал он, посмотрев на меня своими спокойными, холодными глазами. Вообще-то, глаза у него были очень странные. Лицо улыбалось, излучая доброту и покой, а глаза оставались холодными, как будто существовали независимо от лица. — Так вот, уважаемый, вы находитесь там, куда, видимо, хотели попасть. Вы в сумасшедшем доме. Более того, в палате, где до недавнего времени жил, если это можно так назвать, тот самый молодой человек, который вас так интересует в последнее время. Да, именно в этой палате он провел последние дни своей, по сути дела, никчемной жизни. Ну, а потом с ним произошел трагический случай. Будучи человеком неуравновешенным, он в припадке безумия выпрыгнул в окно, а здесь очень высоко от земли. К нашему прискорбию, спасти его не удалось. Вот почему к вам мы применили некоторые меры предосторожности, — и он красноречиво указал пухлой рукой на ремни, безусловно, полностью исключающие с моей стороны любую выходку подобного рода, во всяком случае, по собственной воле. — Так что сегодня вы еще поспите, вам надо отдохнуть после проведенного расследования, а завтра мы вернемся к нашей беседе.
Он нажал на кнопку звонка, вмонтированного в панель на стене и, что-то сказав вошедшим санитарам, вышел. После нестерпимой боли от укола я почувствовал, как мое сознание, отделившись от моей плоти, устремилось куда-то в бесконечность. Потом наступили тишина и безразличие.
Утро следующего дня было холодным и неприветливым. Проснулся я рано. В комнате никого не было, нестерпимо болела голова. Ужасно хотелось пить. Ремней не было, но и особенного желания вставать тоже не было.
Кое-как поднявшись с постели, я попытался дойти до двери. Каждый шаг давался с трудом. Было такое ощущение, что тело потеряло устойчивость, кружилась голова.
Дверь оказалась заперта. Я вернулся к кровати и нажал на кнопку звонка. Через несколько минут в комнату вошли двое санитаров. Не сказав ни единого слова, они помогли мне умыться. Даже такая незатейливая процедура без их помощи мне была не под силу. Они помогли надеть какую-то серую робу, от которой неприятно пахло больницей, и повели куда-то по коридорам.
Вскоре мы оказались у дверей кабинета. В кабинете было тепло и уютно. За письменным столом сидел мой вчерашний знакомый и что-то писал. Предложив присесть, он долго с улыбкой смотрел, как я безуспешно пытался поудобнее устроиться в кресле. Мое тело как бы не принадлежало мне, я с большим трудом примостился в кресле, стараясь не сползти на пол.
— Чашку кофе? — предложил он мне. И не дождавшись ответа, налил мне в стоявшую на столе фарфоровую чашечку густого, крепкого кофе. Потом подошел к шкафу и вернулся, держа в руке шприц.
Увидев мой недоуменный взгляд, он еще раз улыбнулся и сказал, что это просто тонизирующий укол. Все вместе взятое подействовало на меня благотворно. Буквально через секунду я почувствовал прилив сил и ясность мышления.
— Поскольку вы вполне освоились, перейду к деловой части нашего разговора, — сказал он, закуривая сигарету. — Мы давно следим за вами. Вы действительно близки к разгадке этого дела. Поэтому мне нет смысла скрывать от вас что-то. Я просто хочу, чтобы вы все ясно поняли. В нашей стране, как и за рубежом, давно проводятся опыты с генераторами слабого электромагнитного излучения. Именно с помощью этой аппаратуры можно воздействовать на живую природу, в том числе и на человека. Примерно так же, как это происходит с химическими препаратами, воздействие которых на организм подчас почти непредсказуемо. Кто может предсказать, как именно повлияет на конкретного человека в конкретной ситуации тот или иной препарат? А здесь, по крайней мере, нет химии. Все болезни людей на девяносто девять процентов происходят не от голода или непосильного труда, а от душевного разлада. И эта проблема является проблемой даже в богатых странах. Поэтому разве не гуманно сделать людей счастливыми, помогая им обрести покой и уверенность? Разве не на это направлена психотерапия? Но ею результативно заниматься и, соответственно, лечить могут лишь единицы. Разве в этом уже на заложено неравенство? А мы можем вылечить если не всех, то, по крайней мере, многих. Кроме того, разве идеология не занимается тем же самым? Разве в течение многих лет нас не старались сделать счастливыми, не спросив нас, хотим ли мы этого? И если хотим, то как именно? Так вот, мы всего этого можем добиться дешевле и действеннее. Люди даже не ощутят случившегося, просто окружающий мир станет им понятен и дружелюбен. И они сами, быстрее и эффективнее, осуществят те незначительные изменения, которые необходимы обществу. Сейчас мы на пороге больших потрясений. И нам кажется, что наше вмешательство необходимо. Нынешнее руководство деморализовано и некомпетентно. Сам бог велел нам, людям профессиональным и эрудированным, взять всю ответственность на себя. И первый шаг будет заключаться в том, что мы поможем народу осознать необходимость радикальных перемен, скажем так. Так что же нам нужно от вас? Практически ничего. Нам надо только знать, кому, кроме вас, известно о вашем расследовании, и мы просто позаботимся, чтобы они случайно нам не помешали. Ну а через несколько дней многое уже не будет иметь смысла. С этими людьми ничего плохого не случится, просто их несколько дней подержат взаперти. А если вы куда-нибудь послали свои материалы, то нам хотелось бы знать, куда именно. Поверьте, мы преследуем истинно гуманные цели.
Он подошел ко мне и протянул пачку сигарет.
— Скажите, — спросил я, — а кто именно хочет вот таким образом улучшить наше общество, точнее, какие круги представляют эти люди: военные, партийные, правительственные, оппозицию?
— В этом и состоит основная ошибка многих. Четких разграничений не существует. В наших рядах есть военные и партийные работники, демократы и чиновники, точно так же, как в противоположном лагере имеются представители всех слоев общества. Разница в другом: мы способны на решительные действия и не боимся ответственности, а они нет. Вот и все. Ну, так кто, кроме вас, знает о ваших расследованиях?
Немного подумав, я откровенно ответил на его вопрос, умолчав лишь о том, что вел записи, которые передал Сабине. По его лицу я понял, что он все это знал и без меня.
