Михаил Соколов - Чудовище
- А мне откуда знать? Я не нанимался в ищейки. Ты нанялся, ты и следи за всеми.
- Не будешь отвечать, я оторву тебе уши и заставлю их сожрать, сосунок.
Он смерил меня взглядом, присмотрелся к выражению моего лица и чему-то поверил.
- Спрашивай.
- Когда ты видел Ирину Константиновну в последний раз?
- Ирку я видел часов в пять. Нет, в шесть. Она как раз шла на пляж купаться перед ужином.
- Почему ты решил, что она идет купаться?
- Она звала меня с собой.
- Ты пошел?
- Еще чего! Я и так чистый.
Я оценил его попытку пошутить и продолжил допрос:
- Она была одна?
- Одна.
- Почему?
- А почему нет?
- Сейчас я спрашиваю. Почему её никто не сопровождал?
- А чего ей было бояться? Она всего пару месяцев назад была свободным человеком, никого не боялась. Дура, что ли? Я и сам здесь только второй год после того, как отца убили. Никогда никого не боялся и бояться не собираюсь. Она тоже такая. И мой отец был такой же.
- Но отца твоего достали. И Ирина Константиновна пропала.
Не отвечая, он сполз с дивана и, прихрамыая, подошел к столику со спиртным. Открыл банку с пивом, высосал её всю, поискал что-то, нашел сигарету и закурил. Потом вернулся к дивану, сел и принялся рассматривать меня.
- Вас кто-нибудь видел, когда она приглашала тебя купаться?
- А если нет, ты будешь меня подозревать? - ехидно поинтересовался он.
Казалось, парень чувствовал себя все лучше. Я относил это за счет сигареты: судя по запаху, скорее всего марихуана.
- Вам что, делать нечего? - вдруг спросила внимательно слушавшая нас малолетняя любовница Александра. - Видел - не видел, похитил - не похитил. Санька, что ли, её своровал? Придумаете тоже!
- Помолчи! - довольно спокойно приказал ей Александр. - Не твоего ума дело.
- А мне-то что? - сказала она, поднялась и вышла, прихватив по пути банку пива.
Я подождал, пока она уйдет.
- Видел ты кого-нибудь подозрительного перед её исчезновением?
- Вечером, что ли? Нет, не видел. Я не смотрел по сторонам и её не видел, пока она сама меня не остановила, а то бы и её не заметил.
- Ты такой ненаблюдательный?
- Еще чего! Буду я по сторонам глазеть.
- Ладно. Может, знаешь, были у неё враги или недоброжелатели?
- У Ирки? Да у неё сроду врагов не было.
- А ты откуда знаешь? С ней же все тут знакомы были только два месяца.
Он замялся, но быстро нашелся:
- Она говорила. Когда она снова появится, сам убедишься. У неё только друзья. Чего беспокоиться? Все равно её отпустят в целости и сохранности. Или она их сама приведет, сагитирует. Нашел о ком беспокоиться. Ты лучше о себе побеспокойся. Будешь слишком людям досаждать вопросами, всякое может случиться.
- Ты мне угрожаешь? - спросил я, замечая, что какая-то мысль зажгла его отупевшее от сладостных излишеств лицо.
- Не... Слышь, а почему бы тебе не порасспрошать крепостных? Прямо сейчас. Сколько времени? Одиннадцать? Начало двенадцатого. Во! Там все равно ещё никто не спит. Гуляют, сволочи. Давай сходи. Они тут всё обо всех знают. Давай-давай!
- Не подгоняй. Я сам знаю, что мне делать. Сейчас я ещё тебя спрашиваю.
- Ну, спрашивай.
- В каких отношениях твой дядя с Григорием и Иваном?
- Что значит - в каких? Во дает! - Он хрипло засмеялся. - В каких могут быть отношениях папаша с детишками? Он ихний отец, а они его сыновья.
- Хватит идиотничать! Ты знаешь, что я имею в виду. Как они ладят между собой?
- Так бы и спрашивал. Нормально ладят. Будет возможность, они его голыми руками удавят. Особенно Ванечка. Гришенька, впрочем, тоже.
- Почему?
- Гришка из-за Ирки. К папочке ревнует. Он ко всем ревнует, но к папе особенно. Дядя, знаешь, до баб всегда охоч был. Был и есть. Вон Светка может порассказать, - махнул он рукой в сторону двери, за которой исчезла его подруга, и тут же заорал что есть силы:
- Светка!
Она выглянула на крик из-за двери:
- Чего тебе?
- Сколько раз тебя хозяин покрывал?
- Дурак!
- Да я серьезно.
- Охота тебе при посторонних...
- Он уже не посторонний. Он теперь наша госбезопасность. Так сколько?
- Два раза.
- Надо же! Я думал - больше.
- Больше Ленку Соловьеву, он к ней неровно дышит.
- Ладно, иди, - распорядился племянничек, и Светка исчезла.
- Так о чем это мы? - спросил он.
Не дожидаясь ответа, он встал, вернулся к бутылкам, плеснул что-то в стакан, повернулся.
- Будешь джин с тоником?
- Чистый стакан есть?
- Нет. А ты из банки.
- Ну давай.
Мне действительно из-за всей этой резкой смены впечатлений одного только вечера хотелось взбодриться. И, сказать по секрету, не чувствовал я себя на службе. Все было как-то страшно несерьезно, особенно после строгостей госслужбы.
Александр вернулся со стаканом для себя и банкой джина с тоником для меня.
Мы пригубили каждый свое. Он уже доброжелательно воззрился на меня.
- Спрашивай дальше, - махнул рукой.
- Давала Ирина Константиновна повод мужу для ревности?
- Эх, закрутил! В смысле - как у нас насчет этого?.. - Он двусмысленно подмигнул. - Нет, Ирка баба что надо! "Я мужу отдана и буду век ему верна". К ней просто все хорошо относятся.
- Послушать вас всех, так она не человек, а экспонат для выставки.
- Может, и так, - кивнул он. - Бывает и такое.
- Хорошо. Вернемся к Ивану. Что у него с отцом?
- Он второй. Вот и все дела.
- Не понял.
- Чего тут не понять? Гришка первенец и похож на дядю. Дядя любит его, а Ивана не очень. А Ванька хочет быть первым. Власть любит, - пояснил Александр.
Мне показалось, что для принципиально не наблюдательного, к тому же живущего на отшибе разгильдяя он слишком много видит и знает.
- А сам ты как относишься к своему дяде?
И вновь что-то мелькнуло в лице парня. Он отвел от меня взгляд.
- Как мне относиться к нему? После смерти отца мне была прямая дорога в зону. Я только драться и умел. Еще ларечников обирать. Михаил Семенович меня вытащил из Казани. Мать у меня умерла, братьев-сестер нет. Один я. Я и Михаил Семенович. Теперь он мне вместо отца. Я теперь все имею: деньги, девок - все, что ни пожелаю. Вот только за отца отомщу, и можно будет спокойно доживать оставшиеся дни.
- Ты знаешь, кто убил твоего отца?
- Знаю, - кивнул он. - Знаю, но не скажу. Пока сам не отомщу, никому не скажу.
- Ну хорошо, - вздохнул я. - Не говори.
Про себя я решил обязательно вернуться к этой проблеме. Но позже. Время терпит. Сейчас мне необходима информация непосредственно о людях, живущих здесь, в этой усадьбе.
- Кто такие эти крепостные? - спросил я, меняя тему беседы.
- Крепостные как крепостные. Вон Светка крепостная. Светка! - заорал он.
Светка показалась в дверях.
- Ты крепостная? - спросил Александр с ухмылкой.
- Крепостная.
- Сколько вам дядя за это отвалил?
- Мне лично всего пять кусков.
- А другим?
- Кому как. Старосте нашему, Петру Алексеевичу, кажется, тысяч пятнадцать.
- В месяц? - спросил я.
- Если бы!.. В год. Ничего, все равно больше нигде не заработаешь.
- Ну ладно, иди! - распорядился Александр.
- Михаил Семенович хоть им платит, - пояснил он. - Они сами не хотят уходить, работенка непыльная.
Я все равно ничего не понял. И мне вдруг расхотелось расспрашивать дальше. От спиртного, что ли? От легкой усталости? Может, от гнусной атмосферы этого полупритона-полужилища, но мне захотелось выйти вон.
"Еще успею допросить щенка", - решил я и поднялся.
- Ладно, развлекайся дальше. Мы ещё поговорим.
Он не ответил, и на пороге я оглянулся. Александр сидел на диване - в одной руке стакан с вином, в другой сигарета с травкой - и смотрел куда-то сквозь стену, куда я тут же и шагнул - в ночь.
ГЛАВА 7
КРЕПОСТНАЯ ДЕРЕВНЯ
Прохладно, покойно, чисто. И кузнечики поют. Луна, раскалившись, достигла предельной высоты, и все больше крупных, ярких звезд, и все отвеснее падает туманно-золотистый столп сияния в млечную зеркальность видимой и отсюда воды огромного озера. Тихо. Неподвижной аппликацией темнеют ажурные кроны деревьев, ставшие ещё менее реальными в этом дивном мире (еще днем была пыльная духота серокаменной Москвы!). И непрестанный, ни на секунду не смолкающий звон, в который вплетаются ноты кузнецов, ещё чего-то страшно близкого... наполняет
меня, мир... и тут - легкое движение воздуха доносит чуждые звуки человеческого веселья - сзади, из дома Александра, и дальше, из деревни под странным названием - я словно просыпаюсь.
Оглядываюсь кругом и иду к деревне, удивляясь перепадам настроений, так не свойственным мне, и с каждым шагом ощущая, как привычная прежняя трезвость мыслей и чувств овладевает мной. И немного жалко чего-то... Но впереди уже слышны лай собак и лубочные звуки балалайки...
Деревня состояла из одной улицы, дома которой с двух сторон обступили дорогу. Я смутно насчитал домов двадцать, у некоторых окна были темны, но сгущение тьмы заставляло подозревать строение... На самом деле чувствовалось, домов было много больше. Фонарей, конечно, не наблюдалось. Один большой двухэтажный дом ярко освещался снаружи. Подойдя ближе, я прочитал вывеску, ступенчатым нэпмановским шрифтом сообщавшую случайному прохожему - "Посиделочная изба".
