Петер Андрушка - Избранное общество
– Послушайте, старшина, у этого Филиппа есть сын, – сказал тогда доктор Каласу. – Я знаю парня, он когда-то учился с моим Збышеком в медицинском институте. Понимаете, отец сунул его туда, но одно дело попасть в институт по протекции и совсем другое – учиться, да еще хорошо учиться… Правда, злые языки твердят, будто в институты предпочитают брать тупиц, чтобы экзаменаторам за снисходительность перепадало на лапу. Не знаю, я не слишком в это верю… Хотя, если учесть, что теперь «подмазывают» почти везде, вполне можно поверить и в это. Подмазывали кого-нибудь Лакатоши или нет, но после двух семестров их Игора из института вышибли. Второй семестр он так и не успел окончить. Теперь, кажется, работает шофером на дальних рейсах. Великий путешественник! Вы бы присмотрелись к нему. Не стану спорить, деньжата у парня водятся, однако на покрытие его широких потребностей их маловато, вот он и тянул с отца. Уж это я знаю точно. Долго мне пришлось убеждать Збышека, что я не Филипп Лакатош, не овощной король – пускай хоть на задних лапках стоит, от меня не получит ни кроны. Самое большее – раз в месяц, когда мне приносят пенсию. Словом, старшина, кажется мне, что у вас есть шанс. Случай исключительный. Дело в том, что, когда в дверь к Филиппу постучалась смерть, у него в кабинете был еще один гость. Вы правильно меня поняли: сын! Очевидно, они крепко повздорили, потому что Игор летел от заготовительного пункта на своем адски грохочущем мотоцикле, точно дьявол. Это подтвердила и молодая секретарша заведующего. Точнее – покойного заведующего. Кажется мне, пан коллега, вам стоит приглядеться к этому молодчику. В таких вещах мой нюх никогда не подводит.
Якуб Калас с интересом выслушал старого юриста, но встревать в эту историю ему тогда не хотелось. «Какое мне дело до семейных отношений, до раздоров между отцом и сыном? А вы знаете семью, где не бывает конфликтов? С милиции хватает и других забот! Если же вы полагаете, что было совершено преступление, обратитесь к следователю».
Но адвокат только рукой махнул:
– Я вовсе не говорю о преступлении, коллега! И обращаться в угрозыск мне не с чем. Вам лучше, чем мне, известно: они со мной и разговаривать не станут.
Трудно сказать, вызвала ли ссора между отцом и сыном Лакатошами инфаркт миокарда, ясно одно: в тот день они действительно повздорили. Не могли не повздорить. Ведь Филипп Лакатош застал сына за странным занятием: тот запасался денежками из сейфа. Из сейфа заготовительного пункта! А это уже было чересчур и для такого видавшего виды папаши!
Итак, тогда Калас не поддался на уговоры и не занялся этим делом, но о догадках адвоката не забыл. Взвесил: ну что бы он мог доказать, если бы взялся за расследование? Что молодой человек огорчил отца и помог ему отправиться на тот свет? К чему все это? Участковый не психолог и не социолог. Однако в ту пору Якуб Калас немало размышлял об этом паршивом парне, искренне возмущался и возненавидел его. Если бы у него рос такой поганец, он бы показал ему, где раки зимуют. Шкуру бы с него содрал! Научил бы скромности и уважению к старшим! Научил бы… Но ему некого было учить. Бездетное супружество часто наводило Каласа на печальные мысли. Уж он бы справился с целым выводком детей! Всякое проявление родительской беспомощности раздражало его. Вот и у Лакатошей, бесспорно, больше всего виноват отец, который легкомысленно пустил воспитание сына на самотек, надеясь все возместить подачками: откупиться деньгами от его слез, когда он был маленький, и укротить его злость – когда он стал подростком. Деньгами поощрял он самолюбие сына в юности, с помощью денег помог ему попасть в институт, а потом, когда молодой человек сам стал домогаться новых субсидий, было уже поздно. Но не оправдывал Калас и самого Игора, ведь на его характер влияло не только одностороннее, поверхностное воспитание в семье. Он ходил в школу, жил среди порядочных людей, видел немало хороших примеров, знал, как живут другие… Калас мог бы назвать немало неблагополучных, плохо обеспеченных семей, а в них вырастали нормальные дети! Зло коренилось в натуре Игора, в его склонности к паразитизму, в эгоистическом стремлении любой ценой удовлетворять свои потребности. Якуб Калас злился, но доказать, что парень совершил преступление, не смог бы, а что толку уличать его в злонамеренности и испорченности! Кое-кто такими людьми еще и восхищается. Многим колет глаза супружеская неверность, прелюбодеяние, но когда кто-то сосет богатого папашу, ему еще и сочувствуют. Путь наверх всегда привлекателен – он вдохновляет, служит примером в преодолении собственных трудностей. Только уже достигнув каких-то высот, начинаешь замечать неприязнь окружающих, зависть и даже ненависть. Якуб Калас понимал, что, предприняв какие-то шаги против молодого Лакатоша, он ничего не добьется, и потому несколько дней ходил мрачный, с доктором Карницким старался не встречаться. Этот человек умеет заронить в душу сомнения, вечно я попадаюсь на его удочку! Для полноты добавим, что настроение ему тогда порядком испортили и собственные неприятности. Его покинула жена, да еще вдобавок ко всему у него обнаружили диабет! Поначалу только в моче, но и этого было достаточно, чтобы лишить его покоя. О диабете он знал в ту пору немного, однако о его неизлечимости уже прослышал. А тут еще Лакатоши. Не пришлось даже начинать следствие: они объявились сами. Те, кого он мог уличить в злодеянии, требовали от него содействия!
В день похорон отца Игор Лакатош стал виновником дорожного происшествия. Поздно ночью сбил на шоссе двух подвыпивших парней и укатил. Милиция только через два дня установила его вину и подвергла предварительному заключению. А примерно через неделю в дом Каласа явился старый Матей Лакатош. Начал высокомерно, без околичностей:
– Послушай, Якуб, ты ведь из наших, односельчанин, я тебя знаю сызмальства, ты рос вместе с покойным Филиппом, кажется, вы и в школу вместе бегали. Если помнишь, я уже раз приходил к тебе, в этот дом. И вот я снова здесь, Якуб! Мне необходима твоя помощь. Сам знаешь, я не люблю клянчить, никогда и ни у кого ничего не просил, да нынче свет ссучился, от любого зависишь, вот я и пришел. Ты, верно, слыхал, что приключилось с нашим Игором?
– Кое-что слышал, – уклончиво ответил Калас, приход старика его не слишком-то обрадовал. Он не любил людей, которые вспоминали про других, только когда им что-нибудь было нужно.
– Видишь, – продолжал Матей Лакатош, – об этом уже шушукаются по всем закоулкам! Люди рады, если у кого земля горит под ногами…
– Надеюсь, вы не правы, – пытался прервать старика Якуб Калас. Но гость решительно поднял руку.
– Погоди, Якуб, выслушай меня, потом будешь говорить! Мне лучше знать, как все там было. Игор тогда потерял голову. Печальная правда, да разве ж за это положено такое тяжкое наказание? Любой бы на его месте растерялся, а он ведь еще совсем мальчишка! Но пьян он не был, поверь! Никто не докажет, что он вел машину в нетрезвом виде!
– Но и он не докажет обратного, – не сдержался Якуб Калас. Старый Лакатош действовал ему на нервы, у Каласа вообще не было никакого желания с ним разговаривать.
– Да-да, ты прав, – неожиданно согласился старик. – Один я знаю, что Игор в тот день не выпил ни капли. Я-то знаю, но подтвердить могли бы и другие. Он развозил людей после похорон и просто устал. Дело было ночью… Разве он виноват, что эти проклятые пьянчужки выскочили прямо перед его носом на дорогу? А ты не мог бы оказаться на его месте? Думаешь, у него была возможность урезонить их: эй, люди, переходите дорогу осторожней, тут ездят машины!
– Именно поэтому ему и не стоило удирать. Если совесть чиста, зачем же удирать?
– Совесть! Не стоило! Подумай, Якуб: теперь-то и он знает, что не надо было. Именно потому, что совесть у него чиста. Но тогда все складывалось по-иному. И ты на его месте не оказался бы таким умным, как сейчас. Неужто в этакой катавасии сразу сообразишь, что делать? Не сообразишь, точно тебе говорю, будь даже человек, как ты, уже в годах, да к тому же из милиции. А он ведь только-только схоронил отца, вокруг вопят, голосят, голова полна грустных мыслей…
– Не следовало садиться за руль, – стоял на своем Калас.
– А что ему было делать? – не уступал старый Лакатош. – Как не сесть за руль, когда надо развезти по домам стольких людей? Дом у нас большой, это верно, но ведь не ночлежка. А что удрал – так я понимаю из-за чего. Я-то понимаю! Может, на его месте и ты бы удрал. Легко быть героем за чашкой кофе. Я и сам через это прошел. Страх, братец ты мой, плохой советчик. Никогда наперед не знаешь, что он с тобой выкинет, к чему принудит. Я человек неученый, но радио слушаю, телевизор смотрю и кое в чем разбираюсь. Не думай, будто я не слыхал, что за штука такая – психологический фактор.
– Я и не думаю, – заверил его Якуб Калас. – И вовсе не хочу сказать, будто вы чего-то недопонимаете. Ума вам не занимать. Одного никак не возьму в толк: зачем вы мне все это говорите?
