Райнов Богомил - Инспектор Антонов рассказывает
Совершенно загадочная история. Снова комната на последнем этаже, запертая изнутри, с окнами, тоже тщательно закрытыми изнутри. Другими словами, классическая мистерия «закрытой комнаты». А на кровати, как можно догадаться, прилег отдохнуть от земных забот соответствующий усопший. Экспертиза установила отравление. Убийство или самоубийство? У покойника хватало конфликтов, подходящих для того, чтобы обеспечить ему насильственную смерть. Конфликтов в основном деликатного свойства. Охотничья натура, притом с уклоном к браконьерству, два-три набега в запретную брачную зону ближнего. Самовольные расправы и неоднократные угрозы со стороны потерпевших.
И все же: убийство или самоубийство? Спустя пять дней выяснилось, что ни то ни другое. Выпил человек, стало, по- видимому, плохо с сердцем, принял несколько успокоительных таблеток, и в организме образовался смертоносный коктейль. Вот так и бывает, когда не знаешь, чего хочешь: сначала пьешь, чтобы повеселиться, потом глотаешь таблетки, чтобы успокоиться.
В общем, эта история быстро прояснилась и возникла она только для того, чтобы сорвать запланированное скромное мероприятие. А потом появились другие заботы, и дело опять отодвинулось. И не то чтобы мы не могли головы поднять из-за роста
преступности. Мы не в США, где убийство — явление повседневное. Суть в том, что нас мало на всю страну, а расследование иногда сталкивается с различными препятствиями. Наши протоколы допросов ведь не из тех, которые заканчиваются потрясающими признаниями: «Я вытащил у женщины кошелек, в котором действительно находилось три лева и пятнадцать стотинок».
Хорошо, что моя будущая жена, учительница, достаточно терпеливое существо, можно сказать, с философской направленностью ума. Короче говоря, она удовлетворяется тем, что раз в неделю приезжает из Перника в Софию, чтобы осведомиться обо мне, проговорить свое «Ах, Петр, Петр…» и немножко привести в порядок мою комнату.
Плохо же, как я сказал, то, что мы топчемся на одном месте не только в личных своих делах. Но нет худа без добра. Пешие прогулки с известным успехом можно использовать для размышлений.
Итак, снова небольшой отдых для моих нижних конечностей. Снова канцелярщина. Проверка данных по некоторым показаниям. Справки, запросы для получения новых, предполагаемых данных. Дружеские беседы с коллегами из других отделов по поводу таких занятных вещей, как отпечатки пальцев и трасологические исследования. По этим последним двум пунктам ничего существенного не отмечено. Но «ничего существенного» представляет само по себе нечто существенное: убийца действовал в перчатках, — вероятно, в тонких резиновых перчатках. Подробность, наличия которой следовало ожидать, если иметь в виду глубокую продуманность замысла и сравнительную точность его осуществления.
Еще одна мелочь — ее существование я подозревал с самого начала — подтверждается исследованиями моего друга, судебного врача. Эрудит и отличный патологоанатом, он проникает в мою комнату по своей инициативе, уже от самой двери предупреждающе подняв руку:
— Сигарет не предлагай. Не курю.
— Знаю, знаю: если не закуришь и завтра, то будет два дня. Что новенького?
При этом не могу удержаться от соблазна протянуть руку к пачке сигарет на столе и выбрать с затаенным злорадством самую мягкую сигарету.
— Хорошая партия. Мягкие, — замечаю, закуривая.
Врач смотрит на меня так, словно хочет сделать мне дырку в черепе, но я добродушно курю, утопая в нежном никотиновом наслаждении.
— Поскольку я знаю, что ты торопишься, а протокол еще не оформлен, зашел сказать тебе предварительно, что ты прав: вскрытие установило незначительные следы люминала.
— «Незначительные» или «нет» — это все-таки разница, — бормочу, механически подвигая пачку «Солнца» гостю.
Доктор простирает навстречу мне ладонь, что на языке жестов означает «Изыди, сатана!», однако рука его вдруг повисает в воздухе и тут же стремительно опускается на стол, прямо на пачку сигарет. Он схватывает сигарету, чиркает спичкой и торопливо закуривает, словно опасается, что кто-то поймает его за руку и помешает осуществить это деяние.
— Храни меня, боже, от друзей! А с врагами я и сам справлюсь, — декламирует врач и следует к двери, окутанный облаком ароматного дыма.
Я возвращаюсь снова к своим справкам и документам и, пока разговариваю по телефону или ломаю голову, сопоставляя различные данные, никак не могу отделаться от того чувства разорванности, которое, как утверждают психиатры, является одним из симптомов шизофрении. Потому что в этой истории, по крайней мере на нынешнем этапе следствия, есть нечто шизофреническое. История, разделенная на две части, которые настолько лишены всякой связи друг с другом, что выглядят не как две части одного целого, а как совершенно различные вещи. С одной стороны — действие, реальное или предполагаемое, в комнате на пятом этаже: тщательная подготовка, осуществление и маскировка убийства. С другой стороны — очерченный мною круг, в котором нужно найти убийцу. И между этими двумя частями целого — делом и возможным его исполнителем — никакой связи или хотя бы следа такой связи. Если так будет продолжаться, я могу до бесконечности изучать биографии людей, находящихся внутри круга, их интимные отношения, конфликты, распри, привычки и число пломб в их зубах и не добиться ничего, кроме подтверждения всем известных общих положений о наличии светлых и темных сторон в человеческой природе.
Подчас меня осеняет одна коварная мысль, парализующая мой мозг: может быть, человек, которого я ищу, находится за пределами круга? Шеф прав: круг в целом хорошо очерчен, однако надо иметь в виду, что убийца не обязательно находится внутри. И все же материалы следствия говорят обратное: убийца должен находиться внутри круга или там должен быть, по крайней мере, один из главных соучастников, что, в общем, одно и то же, потому что разоблачить соучастника — значит добраться и до убийцы. Асе- нов, как выходит по всем данным, не имел никаких других личных связей, кроме уже установленных. С другой стороны, убийство, безусловно, совершено человеком или с помощью человека, который многое знал об Асенове и об его квартире и который, следовательно, был в контакте с Асеновым. Эти элементы лежат в условии задачи. Плохо то, что их недостаточно для ее решения.
С подобными вполне справедливыми, но не очень утешительными выводами я забегаю в ведомственную столовую, втайне надеясь, что к служебным неприятностям не добавятся еще недоразумения с меню. Напрасные надежды. На второе сегодня — ненавистная мне свинина с луком. Перескакиваю с супа прямо на рисовую молочную кашу, закуриваю чтобы заглушить кухонный привкус во рту, и снова спешу в кабинет.
В пять часов я возвращаю документацию на место и отправляюсь выяснять, сколько шагов от Львиного моста до улицы царя Аспаруха. К счастью, передо мной все еще простираются неисследованные земли, и одна из этих земель носит имя Магда. Надеюсь, вы поймете меня правильно. Итак, я направляюсь в гости к Магде. Какие сюрпризы ожидают меня на этой стезе? Что преподнесет мне Магда сегодня. Как будет держать себя?
Магда живет в мансарде высокого кооперативного дома и занимает помещение, которое хитроумные собственники превратили в жилье, соединив два чулана и израсходовав лев-другой на штукатурку. Ничего похожего на просторный и уютный чердак Личева. Жалкая мебель, подержанная, с грехом пополам подремонтированная… Зато хозяйка в полном блеске своей щедрой плоти и заграничных артикулов из сферы «Одежда и обувь». Кофта и жилетка из бледно-синего джерси, темно-синяя облегающая юбка и черные лаковые лодочки с десятисантиметровыми каблучками. Располневшая сверх всяких нормативов, Магда рассчитывает главным образом на эти каблучки и обтягивающую юбку, чтобы создать отдаленное впечатление стройности.
— Рад, что застал вас дома, — начинаю я, усаживаясь на не очень устойчивый стул, пока Магда с большей гарантией надежности устраивается на кушетке. Заметим мимоходом, что она следует в данный момент формуле вежливого, но весьма скромного поведения…
— Эти дни я все время дома, — отвечает женщина, оставляя попытки прикрыть свои формы.
— Ждете кого-нибудь?
Она кивает утвердительно.
— Вероятно, меня?..
— Вас или кого-нибудь вроде вас, чтобы пришли и забрали меня.
Значит, конец светским манерам. Будем говорить то, что думаем, и пусть будет, что будет. Можно и так.
— Ну зачем же торопиться, — успокаиваю ее. — Пока еще рано. — Поглядываю в порядке ориентировки по сторонам и замечаю: — Тут стоит еще одна кушетка… С вами живет кто-то?
— Жила, — уточняет Магда. — Раньше мы жили вместе с Дорой.
— Так почему не уберете кушетку? И так тут тесно…
