Роберт Синклер - Идеальное убийство
— Нет, — удивленно ответила Бетти.
— Гибель сестры, например?
— Зачем нам лицемерить друг с другом?
— Когда вы получили последнее письмо от Хелен?
— Вскоре после смерти мамы.
— Разве она не писала вам после нашего переезда сюда?
— Нет. Я даже не знала, что вы переехали.
— А как же вы узнали, где мы живем?
— Это было нетрудно, коль скоро в каждой газете есть ваши фотография и адрес.
— А чем вы можете мне помочь?
— Ну, стряпать, прибираться в доме, не давать никому тревожить вас понапрасну. Писатели совершенно беспомощны. Писатель… Это мне тоже всегда нравилось в вас.
Конвей насмешливо ухмыльнулся.
— Ваша сестра не считала… — он осекся. — Хелен не рассказывала мне, что вы такая, — неуклюже закончил он.
Вот что она задумала. Хочет поймать меня на слове. Достаточно случайной фразы, и я пропал. Нет, надо срочно избавиться от нее.
— Вам нельзя оставаться здесь, — резко сказал он.
— Что? — ее ошеломила его неожиданная грубость. — Что такое? Вы ведете себя так, будто боитесь меня.
Конвей засмеялся, но получилось не ахти как убедительно.
— А чего мне вас бояться?
— Я заметила на двери спальни Хелен замок. Наверное, такой же есть и на вашей.
Она думает, что я не устою против ее чар. Конвей был готов вырядиться в волчью шкуру, лишь бы это помогло отделаться от Бетти. Но надо было изобрести какой-то другой способ.
— Я совсем ничего не ел, — сказал он. — Может, поэтому и злой.
— Так я и думала. Но вы сами не дали мне возможности накормить вас. Сейчас я что-нибудь приготовлю. Вот видите, я же говорила, что сумею помочь, — она направилась на кухню, и Конвей поплелся следом. — Уходите, тут моя вотчина.
Еда оказалась вкусной, но едва ли этот обед можно было назвать веселым, поскольку протекал он в полном молчании. Только в самом конце трапезы Бетти попыталась заговорить.
— Ужасная комната. Почему вы не едите на террасе?
— Хелен там не нравилось. То слишком жарко, то слишком холодно.
— Мне бы понравилось.
— Было очень вкусно. А теперь я помою посуду, а вы поедете подыскивать жилье.
— Вам прямо неймется выставить меня.
— Извините, если я кажусь грубым.
— Кажетесь? Кабы так. Я уеду вечером, а пока доделаю дело. Ступайте.
— Я просмотрю газетные объявления.
Конвей нашел несколько объявлений о сдаче жилья, потом сел за машинку и сделал вид, будто работает. Прошло около часа, когда в дверь постучалась Бетти.
— В самолете я не сомкнула глаз и теперь с ног валюсь. Пожалуй, вздремну, а уж потом пойду.
Конвей хотел возразить, но дверь уже закрылась, и мгновение спустя он услышал, как щелкнул замок в спальне Хелен.
Что ж, по крайней мере, Бетти согласилась уйти. Хоть какое-то облегчение. Конвей погрузился в размышления и вздрогнул, услышав дверной звонок. Он взглянул на часы. Уже пять. Он рассердился на себя за то, что позволил Бетти проспать так долго, и, прежде чем спуститься вниз, громко постучал в дверь ее комнаты.
— Я ехал мимо и решил заглянуть, — сообщил Бауэр, входя. — У вас, часом, не найдется холодного пива?
— Конечно, найдется. Сейчас принесу.
Но сержант пошел за Конвеем в кухню.
— Она уехала? — театральным шепотом спросил он.
— Нет еще. Она спала.
— Что?!
— Сказала, что ужасно устала, а я заработался и даже не заметил, сколько прошло времени. — Конвей протянул сержанту бокал с пивом, и Бауэр надолго припал к нему.
— Нехорошо. Молодая девушка у вас в доме…
— Еще бы. Если вы поможете мне поскорее спровадить ее, буду только рад, — сказал Конвей. — Будь здесь моя машина, я бы собрал пожитки Бетти и увез. Вы не знаете, когда мне ее вернут?
— Думаю, через пару дней. А тело отдадут завтра. Вам пора звонить в похоронное бюро. Кстати, не сочтите за любопытство, но как у вас с деньгами?
— Думаю, на приличные похороны хватит.
— Тогда позвоните в «Уолбридж», сошлитесь на меня. Расценки там весьма умеренные… Я тут проверил всех ваших знакомых из списка.
— И что?
— Ничего. Как я и предполагал. Пустая трата сил и времени. А этот Тейлор, ну, из записной книжки жены, где он работает?
— Ума не приложу, — честно ответил Конвей. — По-моему, он был разъездным торговцем, но что продавал и от какой фирмы, не знаю.
— Как он выглядел?
— Чуть повыше меня, черноволосый, смуглый. Это все, что мне известно. Разве он способен вам помочь?
— Нет. Но я должен что-то делать. Появится эта дамочка или нет?
— Сейчас спустится. Вы хотите с ней поговорить?
— Бетти! — позвал сержант.
— Иду! — откликнулась девушка.
— Мне пора, — вдруг сказал Бауэр.
— Не знаю, чего она там возится. Женщины есть женщины.
— Кстати, о женщинах. Я тут обедал с Гретой и показал ей те перчатки. Знаете, что она сказала? Потеряв одну такую перчатку, женщина непременно выбросит и другую. В этом есть своя логика.
Мало ему собственной тупости, подумал Конвей. Еще и у Греты занимает.
— Не знаком с особенностями женской логики, но жена попросила меня вернуться за перчаткой, — сказал он. — Может, хотела надеть их, работая в саду.
— Хелен работала в саду? — недоверчиво спросила подошедшая Бетти. — Тогда она и впрямь изменилась.
Конвей мысленно чертыхнулся, потому что Бауэр подошел к окну и оглядел совершенно запущенный сад.
— Она любит садоводство? — спросил сержант.
— Нет, — Конвей искал подходящее объяснение, такое, против которого Бетти было бы нечего возразить. — Она часто говорила, что хочет заняться садом, но никогда ничего там не делала. Это было что-то вроде шутки.
— Не понимаю, что тут смешного, если она ничего не делала.
— Вам не понять. У вас с Гретой тоже, наверное, есть шуточки, понятные только вам двоим.
— Нет, — сухо ответил сержант. — Никаких таких шуточек. У Греты туговато с юмором.
— Может, объясните, о чем идет речь? — попросила Бетти.
Бауэр тотчас протянул ей злополучные перчатки.
— Не верится, чтобы женщина могла расстроиться из-за потери такой перчатки. Скорее, наоборот. Любая была бы рада избавиться от них.
Конвей смотрел на Бетти и ждал, что она скажет.
— Любая, но не Хелен. Она не любила терять вещи и никогда ничего не выбрасывала.
Конвей подивился этому беспардонному вранью. Еще минуту назад Бетти намекала, что он говорил неправду о покойной жене, а теперь сама лгала, покрывая его.
— Мистер Конвей сказал, что вы не будете жить здесь, — заговорил Бауэр. — Неподалеку есть мотель.
— Я хотела поискать жилье, но проспала. Не хочу ночевать в паршивом мотеле, когда здесь есть хорошая комната с кроватью.
— Как вы не поймете, что вам нельзя оставаться тут?
— Там, где я росла, считают, что человеку надо помогать в беде, а не бросать его одного.
— Но что скажут люди? — не сдавался Бауэр. — Это же неприлично. Правильно? Правильно.
Бетти посмотрела на него, выдержала паузу и сказала:
— Сержант, я смогу позаботиться о своем добром имени без помощи полицейского управления Лос-Анджелеса. Сейчас я вполне обойдусь без ваших советов, оценок и вашего навязчивого присутствия.
Бетти подошла к двери и распахнула ее. Бауэр молча покинул дом.
Едва за ним закрылась дверь, Конвей спросил:
— Зачем вы разыграли этот спектакль с перчатками?
— А что, не получилось? Да, актриса я не ахти какая. Но сержант, кажется, купился. Поужинаем дома или куда-нибудь пойдем?
— Делайте, что хотите. Я намерен ужинать здесь.
— Вот и хорошо. — Его грубость, похоже, перестала действовать на Бетти. — Пойду стряпать.
За ужином Конвей так и не решился выпить, боясь, что у него развяжется язык. Молчание было еще более неловким, чем во время обеда. Наконец Бетти сказала:
— Вам надо почаще выходить из дома, а то сидите как в тюрьме.
— Позвольте напомнить, что у меня недавно погибла жена, и мне не до развлечений.
— Я не о развлечениях. Как сказал сержант, это было бы неприлично. Но вы могли бы…
— Повторяю, я не расположен веселиться.
— Разумеется, вы расстроены, но вовсе не обязаны изображать из себя убитого горем мужа.
— О чем это вы?
— Вы с Хелен прожили четыре года. Ни один нормальный человек не стал бы сожалеть о ее кончине. Неважно, убили ее или нет.
Бетти смотрела на него открытым честным взглядом, и Конвей отвел глаза. А потом воскликнул: «Вы сошли с ума!» — и убежал в свою комнату.
Что она знает? О чем догадывается? Что замышляет? В какую ловушку хочет его заманить?
Ответов на эти вопросы он не находил. А потом понял, в каком направлении движутся его мысли, и испугался. Неужели придется убить и эту девушку? Нет, он не убийца, хотя и задушил Хелен. Это был единственный путь к спасению. Но теперь «идеальное» убийство на глазах теряет всю свою «идеальность».
