Руслан Белов - Цветы зла
- Он его у Добровольских стащил... - равнодушно ответил Кнушевицкий. Из их африканской коллекции оружия. Кстати, у них и кураре был.
- А арбалета у Добровольских в коллекции нет? - спросил Смирнов спокойно. Он знал, что кураре обладает мгновенным нервно-паралитическим действием.
- Не должно быть. Добровольские в Африке работали, а в Африке, по-моему, арбалетов нет.
Смирнов еще что-то хотел спросить, но в это время от калитки нетерпеливо зазвенел звонок.
***
В переполненной районной больнице Смирнову сделали рентгеновский снимок - тазовая его кость оказалась пробитой насквозь.
После того, как рана была обработана и зашита, на него надели брюки Святослава Валентиновича (последний предусмотрительный отправил их с машиной скорой помощи) и отвели в вестибюль. Присев там на краешек стула, Смирнов позвонил Марье Ивановне (к его великому удивлению во время операции мобильный телефон, также как и бумажник, украдены не были). Позвонил и получил ответ: "Абонент отключен, или временно недоступен".
"Черт, а что если... что если ее убили!?" - подумал Евгений Александрович, становясь белее больничных стен.
9. Я отнес ее, пьяную, в кабинет
Чмокнув в щечку Смирнова и дождавшись, пока он скроется в переходе к метро, Марья Ивановна заскочила в ближайшую кабинку общего пользования. Вышла она из нее уже не в обезображивающем сером трикотажном костюме и непритязательных позапрошлогодних босоножках (все это она надела, чтобы не возбуждать подозрительности супруга), но в обтягивающем коротком платье прямиком из Парижа и легких туфельках на высоком каблучке.
Опустив пакет с маскировочной одеждой в ближайшую урну, Марья Ивановна, сопровождаемая восхищенными взглядами дюжины прохожих, бросилась на проезжую часть ловить машину, хотя ресторан Эгисиани находилось в трехстах метрах от нее.
Ресторан оказался непритязательным - ничего обычного, ничего грузинского, так, средней руки заведение общественного питания, украшенное охотничьими натюрмортами, бутафорскими двустволками да покрашенными блестящим лаком муляжами голов оленей и сайгаков.
Окинув помещение пренебрежительным взором, Марья Ивановна, сказала вышедшему к ней метрдотелю, что хотела бы поговорить с глазу на глаз с владельцем ресторана господином Эгисиани.
Метрдотель осмотрел посетительницу схватчивым взглядом, сделал дежурно-радушное лицо и степенно удалился.
Марья Ивановна присела в глубине зала за прямоугольный шестиместный столик, огражденный от соседних безвкусными перегородками из тростника. Посидев немного, достала из сумочки "Вог", закурила, думая, как удивился бы Смирнов, увидев ее с сигаретой, да еще в легком красном платьице, да еще на высоких каблучках, да еще закинувшей ногу на ногу, да так что ажурная резинка чулка без труда могла следить за действиями хозяйки. "Сказал бы, что я весьма похожа на обожающую себя проститутку", - довольно улыбнулась женщина, гася недокуренную сигарету в пепельнице.
Эгисиани пришел через входную дверь. Кепки на нем не было, нос он имел отнюдь не грузинский и вообще выглядел, как уважающий себя мужчина средних лет.
Марья Ивановна к моменту его явления уже вошла в образ деловой дамы, решившей перевести дух среди простонародья. Резинки чулок, естественно, томились под платьем, колено касалось колена, лицо выражало решимость в ближайший час ничему на свете не придавать существенного значения.
- Меня зовут Владимир, - сказал Эгисиани, подойдя к столу. - Разрешите присесть?
Марья Ивановна указала глазами на место напротив себя. Эгисиани сел и увидел визитку, ожидавшую его внимания на самом краешке стола.
- "Детективное агентство "Дважды два"", - прочитал, приблизив к глазам сверкающий золотом прямоугольник плотной бумаги. - Башметова Марья Ивановна... Интересно...
- В самом деле?
- Видите ли, у меня много друзей среди частных сыщиков - они любят посидеть в моем заведении - но об агентстве с весьма удачным названием "Дважды два" я не слышал. У вас есть лицензия?
Марья Ивановна посмотрела на него, как профессор юриспруденции посмотрел бы на студента-троечника, безукоризненно ответившего на безнадежный вопрос, и сказала, одобрительно качнув головой:
- Я по случаю Кристины Владимировны, Святослав Валентинович обратился к нам с просьбой найти факты, которые позволили бы пересмотреть дело Регины Родионовны в сторону отмены, либо существенного смягчения приговора.
Услышав имена, Эгисиани обездвижил. Глаза его обратились внутрь и потемнели.
- Святослав Валентинович убедил нас, - продолжила Марья Ивановна, придав голосу сочувственные нотки, - что вы не имеете прямого отношения к ее смерти.
- Прямого отношения? - Эгисиани оскорблено вскинул голову. Он был из тех, кто не выносит ни малейшего давления на собственную персону.
- Кристину могли отравить из-за связи с вами, - пожала плечами женщина, не удивившись реакции хозяина ресторана. - Не могли бы вы рассказать мне о ней и ее окружении?
Хозяин ресторана сосредоточенно подумал, поглядывая в глаза собеседницы, затем усмехнулся одним уголком рта и, обернувшись к метрдотелю, указал ему коротким жестом на пустой стол. Спустя полминуты подошел официант. Марья Ивановна заказала ему кофе и рюмочку коньяку.
Заказ был выполнен в мановение ока. Помимо кофе и бутылки армянского коньяка, официант принес пирожные, мясное ассорти, бутерброды с черной икрой и стакан сока. Последний он поставил перед хозяином.
- Вы не пьете? - удивилась Марья Ивановна.
Собеседник ей нравился все больше и больше.
"Настоящий мужик. Умеет добиться своего - это видно по всему".
- Свое я давно выпил, - усмехнулся Эгисиани. - А вы, извините меня за прямой вопрос, замужем?
"Грузин, он и в Африке - грузин", - подумала Марья Ивановна и ответила взвешенным голосом:
- Да. И практически счастлива.
- Почему практически?
- С моим мужем опасно быть счастливой - он сразу же бросит.
- Почему так? - удивился хозяин ресторана. "Как можно бросить такую женщину?" - говорили его глаза.
- Счастье - это покой и довольство. А покой и довольство, - считает мой муж, - это прекрасная среда для деградации всестороннее развитой личности.
Сказав, Марья Ивановна отпила полрюмочки. Эгисиани пригубил сок и сказал, покручивая стакан:
- Понимаю, ваш муж - чистюля-интеллигент... Вам, наверное, бывает с ним скучно?
- Напротив. Скука - это когда все приелось. А он постоянно что-нибудь придумывает.
- Что придумывает?
- Ну, блины с луком или мясным фаршем, дискуссию из ничего, поход в Нескучный сад в шесть утра или модернистскую картину.
- Модернистскую картину? - удивился Эгисиани.
- Да. Например, на прошлой неделе он приклеил к доске старый дырявый носок, затем прибил к нему расстегнутый замок от старых джинсов и вставил в него обычный штопор с деревянной ручкой. И назвал все это "Бумеранги возвращаются".
- Идеотизм. На вашем месте я показал бы его врачам соответствующего профиля.
- Да нет, - улыбнулась Марья Ивановна. - Носок действительно напоминают летящий бумеранг, вооруженный штопором.
- Штопором, торчащим из расстегнутого замка от ширинки?
- Да. И в этом вся соль...
- Какая соль? Ничего не понимаю.
- А что, вы не знаете русскую поговорку: на всякую задницу с резьбой, найдется хрен с винтом?
Табуированное слово Марья Ивановна произнесла без запинки. Глаза ее искрились.
- Я вижу, вы его любите... - расстроился Эгисиани. Или сделал вид, что расстроился, показалось Марье Ивановне.
- У меня не было таких мужчин, как он. С ним живешь вдвое.
- Это тяжело для хрупкой женщины...
- Пока держусь. Так вы расскажете мне о Кристине Владимировне? Насколько я знаю, вы провели после ее смерти частное оперативное расследование?
Эгисиани помрачнел. Было видно, что ему не хочется возвращаться в прошлое. Минуту он сидел, то изучая ухоженные ногти, то поправляя столовые приборы, то искоса рассматривая соседние столы и настенные украшения.
Марья Ивановна коснулась его руки алым ноготком мизинца.
- Ну, расскажите, мне нужно это знать!
- Хорошая она была женщина, что и говорить, - горько усмехнулся Эгисиани. - Хорошая и несчастная. Знаете, бывают такие женщины, все у них на месте - и в голове, и снаружи.
- Да, бывают, - согласилась Марья Ивановна, всегда считавшая, что она лучшая из таких женщин.
- Год назад она сидела на этом самом месте... - не услышал недвусмысленной реплики Эгисиани, без остатка растворившийся в прошлом. Пришла в пять и сидела час, ничего не заказывая. На все смотрела бессмысленно. Народу шло в тот день много и мой цербер Федя, вон он, указал Эгисиани на метрдотеля, - пришел ко мне и спросил, что с ней делать. Я подошел, сел напротив, смотрю - интересная, чем-то особенным интересная женщина, но глаза потерянные. Напоил ее коньяком; она пила рюмка за рюмкой, после третьей или четвертой мы разговорилась. После ничего не значащих слов ее прорвало, и несколько истерично она сказала, что она нормальный человек, абсолютно нормальный, но все вокруг сумасшедшие и неуловимо подлые - муж, свекровь, коллеги, люди в метро. Надо сказать, я в это время только-только встал на ноги и вздохнул свободной грудью, в смысле бизнеса, естественно. Столько всего пришлось сделать, протолкнуть, уничтожить, вытерпеть - до сих пор кошмары сняться. Но я все сделал и добился своего... И смотреть на нее мне тогда было очень неприятно - все есть, все на месте, а делать ничего не хочет... Это что, я один должен бегать, как белка в колесе, я один должен мазаться в...
