Ольга Хмельницкая - Из бутика с любовью
– Взамен вы будете моим мужем, – сказала Евгения Витальевна.
Петр посмотрел на нее ошарашенно.
– Вы пытаетесь меня купить, – уточнил Петр, и на губах у него впервые появилось что-то вроде улыбки, – покупать – это мужская прерогатива. Это мне приходилось. Продаваться – нет.
– То есть это отказ?
Петр сделал паузу.
– Нет, не отказ, – сказал он. – Но мне интересны ваши мотивы. Вы ведь красивая молодая женщина.
– Не могу найти достойного, – ответила она.
– А мужчина, который готов продаться за свободу, кусок хлеба и раскладушку, вам нужен? Он – достоин?
– Если я решила, что никогда не найду кого-то идеального, то да. Сойдет.
Петр откинулся на стуле. Он явно наслаждался беседой.
– Я согласен, – сказал он.
На лице Евгении Витальевны появилось плохо скрытое разочарование.
– Потому что вы мне нравитесь, – добавил он.
Разочарование стало более явным.
– Я должен был сопротивляться? – спросил Петр. – Ломаться? Ставить условия? Набивать себе цену? Я не мог просто согласиться?
– Могли, – сказала Евгения Витальевна, – но не надо было говорить, что я вам нравлюсь. Это перебор. Мне даже стало интересно, в какой это момент я начала вам нравиться.
– Не надо начинать отношения с недоверия, – произнес он и потянулся, хрустнув суставами. – Если я говорю, что вы мне нравитесь, значит, так оно и есть. Иначе я не стал бы соглашаться, а пошел бы работать... грузчиком, например.
– Ладно, верю, – пожала плечами Евгения. – «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад».
– Я уже согласился, этого недостаточно?
– Вполне достаточно.
Вероника умывалась. С ее лица текли потоки краски, они смешивались, разноцветные капли капали на умывальник, и казалось, что здесь только что мыли набор акварели, побывавший в детских руках. Косметика была стойкой, поэтому Веронике приходилось тереть физиономию то мылом, то пенками, пока наконец она не смыла черные круги от водостойкой туши.
– И что? – громко спросила она себя.
Плоское, бледное, жирное личико. Маленькие заплывшие глазки.
«Не то, что у той вот... Киры... с семинара, огромные глазищи», – подумала Вероника.
Белая кожа, давным-давно не видевшая не только солнца, но и белого света вообще. Коротенькие и почти бесцветные ресницы, светло-розовые губы. Узнать Веронику без косметики почти невозможно. Сама Вероника смотрела на себя как на совершенно незнакомую женщину, которая почему-то забрела к ней в ванную. Зрелище казалось отвратительным, и она открыла огромную, размером с чемодан, косметичку. Встреча с собой лицом к лицу ощущалась очень неприятно, как будто Вероника была голой в людном месте. Она снова начала краситься, накладывая крем на лицо слой за слоем. В этот момент в двери кто-то позвонил. Вероника заметалась, схватила тушь, потом помаду, звонок продолжался и был настойчивым, она бросила тушь и помаду в умывальник и пошла к входной двери, надеясь, что это вернулся ее случайный знакомый.
Это действительно был он.
Прихожая квартиры, которую снимала Кира, была обставлена скромно: зеркало, черная стальная вешалка на стене с рядом крючков.
– Это все мое, – сообщила квартирная хозяйка, – Кирочка ничего не покупала.
Она прижала платок к глазам. Кровать в спальне была застелена, но небрежно. Пыли, впрочем, не было. На полу стояли тапки с длинными носами. Ни цветов, ни книжных полок. Типичное съемное жилище.
На ванной и на кухне царил относительный порядок, впрочем, Кира почти ничего не ела, и это бросалось в глаза. В шкафах хозяек обычно есть обширные запасы круп, макарон, лука, картошки и других основных продуктов питания. У Киры не было ничего такого. Только в углу сиротливо стоял пакетик пшена.
– Анорексия, – сказала Марина.
Марина распахнула холодильник. Некоторое время она с интересом разглядывала его содержимое, потом полезла в глубь светящегося параллелепипеда.
– Лекарства. Ампулы какие-то. Много, – добавила она.
Валерианов, который как раз собирался сморкаться, среагировал на ее слова как собака на кость.
– Где? – с придыханием вопросил он, кидаясь вперед и засовывая носовичок в карман.
Холодильник был буквально набит лекарствами.
– Она болела? – взволновалась квартирная хозяйка. – Может, она из-за этого была такой худенькой?
– Либо лекарственная зависимость, либо что-то продавала, – ответил Дима.
– Гербалайф? – спросила Марина.
Валерианов тяжело дышал и капал слюной, надеясь, что напал на след наркотиков и что теперь его ждет нешуточная премия от начальства. Марина взял одну ампулу и принялась разглядывать ее под светом лампы.
– Я по-китайски не читаю, но у меня такое впечатление, что это сжигатели жира. Тайские таблетки, немного диуретика, немного амфетамина и прочая дрянь.
– Она была такой худой из-за таблеток? – спросила хозяйка. – Такие и в аптеке продаются. Для стройности.
– Это не такие, – пояснила Марина. – Совсем не такие. Еды нет, таблеток полно. Налицо логическое несоответствие. Зачем ей таблетки, если она и так ничего не ела?
– Думаю, дело было так: Кира отлично знала побочные эффекты таких таблеток и не хотела собой рисковать. У нее была анорексия, она вообще ничего не ела, но всем говорила, что худенькая из-за таблеток. Такая вот ходячая реклама. Анорексичка, которая торгует таблетками для похудения, – сообщил Дима.
Марина пошла в прихожую и распахнула шкаф. Платья, джемпера, куртки, дубленки, джинсы, юбки – все плотными рядами.
– С гардеробом у нее все о’кей, – доложила Марина, закрывая шкаф. – Но я ее понимаю. Она хотела инвестировать во что-то, накопить на еще одну квартиру у нее все равно бы не получилось. Золото можно продать только дешевле, чем купила. В антиквариате надо годами изучать рынок. А вот акции казались привлекательными.
– За что ее убили? – спросила квартирная хозяйка. – Вы это поняли, да?
Валерианов наконец-то громко высморкался.
– Убить могли из-за чего угодно. Вопрос, почему труп в тележке оказался возле нашей машины. Совпадения быть не может. Это не случайность.
– Пойдемте, – сказал Дима.
Валерианов повернулся к квартирной хозяйке.
– Квартира будет опечатана, – предупредил он. – До окончания следствия.
– Погодите, – покачала головой Марина, – еще кое-что.
Она прошла в спальню, сбросила одеяло, встала на кровать на одно колено и сунула руку под подушку.
– Я так и думала, – сказала она, – все же интуиция всегда была моим сильным качеством.
В руках у нее была фоторамка с портретом красивого сероглазого мужчины в белой майке. На майке было написано «Тыбыдымский конь».
– А вот и сердечная привязанность, – сказала Марина.
– Давайте фото сюда, – Валерианов протянул руку. – Мы найдем его.
Лиза работала. Запах масла, скипидара и лака витал по квартире. Иногда эта смесь казалась ей мертвой и раздражала, у Лизы не было вдохновения, но сейчас все было хорошо, кисть скользила легко и уверенно, и только боль в шрамах на груди мешала ей полностью отдаться творчеству.
Лиза никогда не использовала черный цвет, вместо этого она смешивала коричневый с синим, иногда добавляя немного фиолетового или красного. Тогда темный цвет получался не плоским, как если бы она взяла просто черную краску, а приобретал глубину и полутона.
Она выдавила в палитру каплю ультрамарина с сепией и принялась размешивать, получая от этого острое наслаждение. Потом нанесла получившийся цвет на холст туда, где должна была быть тень. Внутри Лизы что-то бурлило, сверкало, энергия плескалась, вырывалась протуберанцами, картина получалась яркой, экспрессивной до бешенства, и Лиза уже знала, что здорово поправит за счет этой картины свое материальное положение. Заказчики ждали от нее именно этого взрыва красок и эту бурю эмоций.
Все складывалось хорошо.
– Вы таки не выяснили, можно ли положить деньги на выключенный телефон? – спросила она.
Мужчина смерил Веронику взглядом.
– А вы так и не умылись? – сказал он. – Тогда я пойду.
– А борщ? – спросила Вероника. – Вы же обещали приготовить борщ.
– После того, как вы умоетесь.
– А зачем вам? – спросила Вероника. – Я же так красивее.
– Я все же надеюсь, что нет, – предположил он. – Поэтому хочу посмотреть.
– Так лучше, – сообщила Вероника. – Я вам точно говорю.
– Предоставьте мне возможность судить об этом, – сказал мужчина, стоя в дверях и не делая попытки войти. – Я думаю, что ваше мнение субъективно.
– А ваше? Объективно?
– Скажем так, оно объективнее.
– Мой ответ – нет, – решила Вероника.
Мужчина повернулся и пошел вниз по лестнице. Вероника даже постепенно начала привыкать к виду его затылка.
– И зачем вы возвращались? – закричала Вероника. – Чтобы меня помучить, да?
Дверь подъезда хлопнула. Он ушел. По щеке Вероники потекла одинокая слеза, которая промыла в косметике длинную и глубокую дорожку.
