Фрэнк Лин - Точка кипения
– Вы специально обратились к сыну полицейского, чтоб освободить убийцу полицейского?
– Я много слышала о вас. Думаю, вы сможете помочь моему отцу… Понимаете, все пошло наперекосяк… Если бы Чарли не был такой свиньей, я бы вас просто наняла, но он специально оставил меня без денег… по вредности…
– Может, решил, что таким образом отучит вас от спиртного?
– Я не пьянчужка какая-нибудь! Я вам объяснила уже, что выпила в то утро на пустой желудок.
– Или просто сыграли роль.
– О чем это вы? – возмутилась она. Лицо ее запылало, став одного тона с волосами. – Думаете, я разработала специальный план, чтоб подцепить вас в Тарне? Не обольщайтесь.
Мы промчались мимо щита, предупреждающего о ближайшем повороте.
– Вам следует поторопиться с объяснениями, не то высажу, и дальше пойдете пешком, – грозно предупредил я.
Беда моя в том, что строгости моей хватает ненадолго, особенно если дело касается красивой женщины. Она обратила ко мне свои огромные зеленые глазища, и я чуть не съехал на обочину.
– Смотрите на дорогу! – прикрикнула она на меня.
– Тогда не охмуряйте меня.
– Много о себе воображаете, вы… мерзкий…
Я притормозил, чтоб занять другую полосу. И тут она заговорила быстро-быстро, глотая слова:
– Все, что я рассказала об отце, правда, и то что он отчаялся, – тоже. Он там сидит за то, чего не совершал, но он преступник с большим прошлым, кто же ему поверит. Я связалась с одним из его бывших адвокатов, его зовут Мортон Деверо-Олмонд. Он написал мне, что у него всегда были сомнения в виновности моего отца. Хотя он и на пенсии, я умоляла его приехать и повидаться с папой. Он согласился, а две недели назад отказался. Я побоялась сказать об этом отцу. Вы его не знаете, он такой вспыльчивый, на что угодно может решиться.
– Слушаю вас, и сердце кровью обливается. Ваш отец сидит за двойное убийство.
– Он никого не убивал! Я подумала, что, может, вы согласитесь назваться Деверо-Олмондом и пройти со мной.
– Блестяще! То есть вы не просто приглашаете меня с собой на тюремное свидание, вы еще хотите, чтоб я выдавал себя за другого.
– Они никогда не проверяют документы.
На медленной скорости мы проехали развилку. Мимо тащился караван белых фургонов, голландские грузовики направлялись к парому в Халл.
– Так вы согласны? – опустив ресницы, спросила Марти.
– Пока думаю. Вы что, серьезно считаете, что я смогу попасть внутрь под именем Мортона Деверо-Олмонда?
Видно, в тот день у меня было авантюрное настроение, потому что ее сумасшедшая идея чем-то меня зацепила. Наверно, меня просто одолела скука: работа стояла, жизнь была пуста, как длинные летние дни в городе.
– Это несложно.
– А если станут документы проверять?
– Нет, никогда не проверяют. Папа теперь относится к заключенным категории «С», а к ним на свидание очередь в километр. Все, что от нас потребуется, записаться в книге регистрации. Ну, пожалуйста…
– А вдруг я покажусь им подозрительным и они вздумают меня обыскивать? Мне вовсе не хочется, чтобы какой-нибудь сальный охранник шарил у меня в промежности.
Она разразилась хохотом, но стекла моей машины уцелели.
– Вы не выглядите подозрительным. Если не считать, что для тюремного свидания вы одеты слишком шикарно.
– А вы нет?
– Это для папы. Он говорит, что не сошел еще с ума только потому, что я преуспеваю.
– А вдруг он выкинет сразу что-нибудь такое, что выдаст меня? Он ведь сразу поймет, что я не Деверо-Олмонд.
– Не волнуйтесь. Я шепну ему на ухо, кто вы. Он сообразительный.
– Ну да, конечно, яблочко от яблоньки… – проворчал я и пошел на обгон.
Заявив, что мы будем на месте через час, Марти явно погорячилась. За Брэдфордом шоссе оказалось забито, и мы добрались до стен мрачного викторианского строения к двум часам. Я припарковался как можно ближе к воротам, и мы присоединились к толпе, которая медленно просачивалась внутрь этой местной Бастилии.
В животе у меня возникло знакомое с детства ощущение замирания, какое должен испытывать человек, ринувшийся вниз по головоломной санной трассе на простых салазках. Мне оно нравится, это чувство подвешенности, когда не знаешь, где и когда остановишься и остановишься ли вообще.
– То, что я иду с вами, не означает, что я согласен заниматься делом вашего отца следующие несколько месяцев, – предупредил я Марти, когда мы проходили через ворота тюрьмы.
– Вы справедливый человек. Все, о чем я прошу, – выслушать моего отца. Вы спасли меня тогда в Тарне, но это самое малое из того, что вы можете для меня сделать.
– Не вижу логики в ваших словах, – сказал я. – Предупреждаю, выслушаю вашего отца – и на этом закончим.
События развивались не совсем так, как планировала Марти. Мы тащились в самом хвосте очереди, и у меня было достаточно времени, чтоб прочесть все таблички с правилами поведения во время свидания с заключенными. Попытка выдать себя за лицо, заранее внесенное в список посетителей, или заведомо ложная информация о себе рассматривалась как правонарушение, наряду с попыткой передачи наркотических веществ без специального разрешения. Поворачивать назад было поздно – людей уже пропускали в здание тюрьмы. Каждый человек проходил через контрольный пункт, где досматривался личный багаж и опечатывались для последующей проверки передачи. Никого не обыскивали. Когда мы добрались до контрольного пункта, я протянул офицеру одноразовый пропуск, выписанный на имя Деверо-Олмонда.
Офицер нашел это имя в своем списке, а затем громким хлопком припечатал к столу чистый бланк.
– Вы еще должны написать, кем приходитесь Кингу, – сказал он раздраженным голосом.
Лысый толстяк лет пятидесяти семи, приближающийся к пенсионному возрасту, беспокойно ерзал на стуле. Геморрой, догадался я без тени сочувствия к офицеру. Его блестящая, почти прозрачная кожа, расцвеченная кое-где островками родинок, была мертвенно-бледной. Застигнутый врасплох вопросом, я продолжал рассматривать офицера. Многословные объяснения могли затянуть меня в трясину лжи.
– Друг, – нашлась Марти. – Мортон – мой друг.
«Назвался груздем, полезай в кузов», – бормотал я себе под нос, вписывая в бланк заведомо ложную информацию. Я протянул бумагу суровому тюремщику. Он подозрительно покосился на бланк, будто опасался, что лист может вдруг свернуться в кулак и заехать ему по носу, потом молча махнул рукой, отправляя нас дальше. Мы стали продвигаться вперед в общем потоке.
– Дейв, – вдруг заговорила Марти, – не возражаете, если я буду называть вас по имени? Вас ведь так зовут? Я слышала, как называла вас ваша подруга.
– Не возражаю.
– Хочу задать вам личный вопрос, можно?
– Валяйте.
– Во мне что-то не так? Вы как будто избегаете смотреть на меня.
– Разве? – сконфузился я, как подросток, которого родители застукали наедине с девочкой.
– Да, я заметила, что вы изредка взглядываете мне в глаза, но не более того. Может, у меня на платье пятно? Птичий помет или что-нибудь в этом роде?
Она опустила подбородок и, осматривая себя, разгладила руками платье на груди.
Я набрал в легкие побольше воздуха. Я знал ответ на ее вопрос, но говорить не хотелось. Помня слова Жанин, я старался не таращиться на прелести Марти.
Красавица откинула голову и рассмеялась – но как! Казалось, от ее дикого гогота содрогнулись старые тюремные стены, привыкшие совершенно к иным звукам – вздохам уныния и крикам отчаяния. Громкий смех звучал здесь странно и даже вызывающе.
– Простите, – сказала она после приступа хохота, который успел прокатиться далеко по тюремным коридорам. Я удивился, что рядом с нами не появилась бригада «скорой помощи».
Марти взяла меня под руку.
– Простите, пожалуйста, но вы вдруг стали похожи на испуганного фавна…
– Боже всемилостивый… – выдохнул я.
Марти умела задирать за живое.
– Эта Жанин, она ваша подруга? Я читала ее статьи. Она страшно обижена на мужчин. Настоящая мужененавистница, насколько я понимаю.
– Неверно понимаете.
– Послушайте, в любой случае ей нечего опасаться. После брака с Чарли Карлайлом любой другой мужчина… Ну, скажем так: локомотив полового влечения умчался прочь, оставив меня на платформе, и пройдет немало времени, прежде чем я вступлю в новую связь.
– Благодарю за прямоту, но вы обольщаетесь, если расцениваете мое согласие подбросить вас до Лидса как предложение руки и сердца.
– А теперь вы на меня дуетесь.
– Неправда.
– Нет? – Она застенчиво улыбнулась. – Надеюсь, я вас не расстроила. Я знаю, как ранимы бывают крутые ребята. Бедный Чарли! Одним неверным словом я могла вывести его из равновесия на пару недель.
– Не сомневаюсь, но я – не Чарли.
– Конечно, нет. Чтоб задеть ваше самолюбие, нужны средства посильнее. – И она снова рассмеялась. – А знаете, вы смогли бы мне понравиться.
