Мария Жукова-Гладкова - А я верну тебе свободу
— Люба, знаешь девушку? — спросил толстяк тоном, которым разговаривают с наемной силой властные богатые хозяева. Толстяк, похоже, привык к повиновению. — Откуда она взялась?
— Да два с половиной часа назад прибыла вместе с нашим постоянным клиентом.
— Ты ее раньше видела?
— Нет.
— Постоялец где?
— Это у нее надо спрашивать. Из гостиницы он не выходил.
— Ну что, пойдем в баню, милая? — обратился теперь ко мне толстяк, правда, другим тоном — воркующим Администраторша не проявляла никаких эмоций. Я же судорожно соображала. Куда делся Сергей? Он вообще сюда спускался или обманул меня? Или администраторша решила его защитить? Хотя какое ей до него дело? По всей вероятности, толстяк обладает гораздо большей властью и может стереть ее в порошок. Хотя… Она ответила на заданные вопросы. Только на них.
Не предоставляя никакой лишней информации.
Имя постояльца не спросили — зачем же его называть? Тем более, если Сергей тут — постоянный клиент. А всех клиентов надо ценить. Пусть даже и не обладающих такой властью, как толстяк. Хм-м-м. И где же все-таки сейчас Сергей?
Но я не спросила этого вслух. Лучше я потом сама с ним разберусь. Подставлять Серегу, несмотря ни на что, не хотелось. Тем более мой журналистский нос уже учуял материал для статьи.
— Идемте в баню, — повернулась я к толстяку. — Куда?
— Прямо.
Через несколько шагов мужчина толкнул передо мной очередную тяжелую дверь, мы оказались в крошечном холле с двумя закрытыми дверьми, где вместе с толстяком поместиться бы не смогли при всем желании, и он попросил меня открыть вторую дверь.
Я открыла и оказалась в отделанном деревом помещении с деревянным столом и лавками по середине. Стол был уставлен разнообразной снедью. Судя по тому, что большая часть блюд была еще не тронута, трапеза недавно началась. С одной стороны стола сидели две девицы лет двадцати. Их одежду я могла бы определить как трусики-невидимки. С другой стороны восседал мужчина, по обеим сторонам которого устроились еще две девицы. Мужчина был завернут в простыню по римскому обычаю. Все подкреплялись. Толстяк, кстати, был в брюках из хорошего материала и белой рубашке, расстегнутой у ворота.
Мужчина в простыне при нашем появлении уронил вилку. Девицы тоже выказали удивление.
Я же была готова провалиться сквозь землю.
За столом восседал Павел Степанович Креницкий, он же — Редька собственной персоной.
Немного придя в себя, Павел Степанович выдал витиеватую фразу на русском народном.
— И сюда пробралась?! — завопил он. — Нигде от тебя спасения нет! О чем на этот раз писать задумала?!
— Я чего-то не понял, Паша, — промычал за моей спиной толстяк. — Вы что, знакомы с девушкой?
— Где ты ее нашел? — взвыл Редька вместо ответа. — То есть она тебя?
— Господин спас меня от попытки изнасилования прибалтийским националистом, — скромно ответила я.
Павел Степанович замер на мгновение, потом разразился диким хохотом, от которого содрогнулись стены гостиницы. Толстяк тем временем продвинулся к столу, поддерживая меня под локоток (правда, излишне крепко), и процедил всем полуголым (то есть почти голым) девицам «Брысь!». Они тут же исчезли, удалившись через дверь, которой мне пока не доводилось пользоваться, а мы с толстяком уселись на лавку напротив Павла Степановича.
Тот к этому времени уже прекратил хохотать и утирал выступившие слезы.
— Кушать будете, Юлия Владиславовна? — сладким голосом уточнил у меня Редька.
Я внезапно поняла, что проголодалась. Переживания у меня всегда сказываются на аппетите — в сторону его усиления. Потолстеть не боюсь: я слишком много бегаю, что способствует сгоранию калорий. Со спины меня иногда даже принимают за подростка, причем иногда даже мужского пола из-за очень короткой стрижки.
— Буду, — сказала я.
Павел Степанович нажал на, какую-то кнопку под столом, и секунд через тридцать на пороге возник официант, обслуживавший нас с Серегой в номере. При виде меня теперь в бане удивления не выказал.
— Тарелку девушке, — велел Редька.
Официант кивнул, исчез и вскоре вернулся с прибором.
— Что-нибудь еще желаете? — уточнил.
— Надо будет — позовем, — сказал Редька и махнул рукой.
Толстяк молча накладывал себе закуски, потом стал ухаживать за мной. Я же думала, как бы мне незаметно включить диктофон, лежащий в сумке. Сумка находилась слева от меня, толстяк устроился справа, но не сводил с меня глаз — или одного глаза. Внезапно мой взгляд упал на пальцы левой руки толстяка — она оказалась рядом, и он держал в ней вилку. Работа криминального репортера научила меня всегда смотреть на руки жертв и подозреваемых. Они ведь могут выдать судимого гражданина и кое-что о нем рассказать. Правда, теперь авторитетные люди стараются избегать «перстней». У толстяка же имелось два шрама — как раз там, где могли быть «перстни». Заделался бизнесменом и свел татуировки?
Когда официант закрыл за собой дверь, толстяк попросил Редьку все-таки представить нас.
— А что, Юленька здесь инкогнито? — сладким голосочком уточнил Павел Степанович.
— Любка сказала, что она прибыла с мужчиной.
— И потом мужчина попытался ее изнасиловать? — Павел Степанович опять захохотал. — Хотел получить плату за предоставленную возможность, но не тут-то было. Юлия Владиславовна, прихватив пожитки, понеслась искать другую жертву. А она всегда знает, кого нужно брать за жабры. И в ее сети попался ты, Шура.
— Все было совсем не так, как вы рассказываете, — скромно заметила я, налегая на салатики.
— Я хотел бы послушать, как, — вставил толстяк, потом повернулся к Редьке и рявкнул:
— Ты скажешь мне, кто это? — и кивнул на меня.
— Юлия Владиславовна, предъявите, пожалуйста, удостоверение Александру Ивановичу, — попросил Редька, налегая на еду. Когда он ел, то очень напоминал хомяка: заталкивал пищу за щеку, как зверек, делающий запасы.
При слове «удостоверение» Александр Иванович на пару с пузом дернулся. А мне ничего не оставалось делать: я предъявила и как раз включила диктофон, в который была вставлена новая кассета.
Александр Иванович удостоверение изучил, крякнул, сказал «Очень приятно познакомиться, Юлия Смирнова, теперь-то я понял, где имел счастье вас видеть», вернул удостоверение мне, покачал головой и заметил:
— Любка у меня за такие дела отсюда вылетит.
— Ну она же не знает, кто я, а фамилий тут не спрашивают. И не обязана она смотреть все передачи по телевизору, чтобы знать всех репортеров в лицо. Вы же тоже меня не узнали.
— В а с была обязана узнать.
— Что здесь разнюхиваете, Юлия Владиславовна? — спросил Редька и схомячил очередной кусок.
— А с кем прибыли сюда, Юлия Владиславовна? — подал голос толстяк.
Я понимала: мне не поверят, если я скажу, что ничего не разнюхиваю. Поэтому заявила, что хотела своими глазами взглянуть на уютное гнездышко, о котором уже неоднократно доводилось слышать. И один мой знакомый, которого мне не хотелось бы подставлять, любезно согласился взять меня с собой.
— А потом вы от него сделали ноги, — хмыкнул толстяк.
— Ничего подобного, — обиделась я. — Я просто вышла в коридор. А там оказался этот прибалт, который на меня набросился. Можно подумать, прибыл с голодного острова. Вернее, острова, где нет ни одной женщины. Что мне, по-вашему, было делать?
— Брать у него интервью, — захохотал Редька и плеснул нам всем еще коньячку. — Слушайте, Юлия Владиславовна, а почему вы называете его националистом?
— Потому что он назвал меня «русской дурой» и «русской тварью». Со своим прибалтийским акцентом.
— Юлия Владиславовна, — вкрадчиво обратился ко мне толстяк, — так, может, вы лучше про Прибалтику что-нибудь разгромное наваяете? И по личным впечатлениям, и мы материальчику подкинем, а, Павел Степанович?
Редька тут же закивал.
— Только у нас будет одно условие: не надо про эту гостиницу писать. Согласитесь?
— Вначале надо на вашу фактуру взглянуть, — ответила я. Иногда стоит заключить сделку, отказавшись от меньшего, чтобы получить большее. Ведь я же еще сегодня днем про эту гостиницу слыхом ни слыхивала. А про Прибалтику… Нет, я не хочу писать ничего разгромного про Прибалтику. Про Москву — всегда пожалуйста, но этот идиот, с которым мне сегодня пришлось столкнуться, — скорее исключение из общего правила. Эстонские мужчины, с которыми я сталкивалась раньше, совсем другие.
Всех их отличала внешняя презентабельность: они обычно хорошо одеты, «костюмчик сидит» (а во внешности сегодняшнего знакомца чувствовалась некоторая русская расхлябанность), аккуратно причесаны (а у этого волосы были взъерошены), чисто вымыты и хорошо пахнут (а от этого дико разило луком). Может, сегодняшний образчик — финн, знающий русский язык? А мне просто акцент показался прибалтийским? Ведь эстонский и финский языки родственные? Я не могу представить, чтобы кто-то из знакомых эстонцев величал женщину «русской дурой» и «русской тварью». Да и бегающими вслед за незнакомой женщиной по лестнице — тоже. Они бы спокойно проследовали в свой номер, там после некоторого периода размышлений протянули руку к телефону (или не протянули) и вызвали бы к себе девочку (или просто легли спать).
