Дмитрий Вересов - Знак Ворона
— По-твоему, значит, и немцам надо было бы иметь свою могилу в их Доме инвалидов, чтобы приходили посокрушаться о тех днях, когда под ними почти вся Европа лежала, — буркнул Жиль
— Мне все равно, — отмахнулась Нюта, — вы, европейцы, повернулись на своем объединении, ревнуете к Америке: де, она выскочка, де у вас история цивилизации, Рим и Афины, а Америке всего двести лет… А вот выскочка, да богатая…
— Все вы, американочки, такие патриотки?
Жиль не выдержал и, отвернувшись от дороги, внимательно посмотрел на Нюту.
И снова замолчали.
Долго молчали.
И Нюта опять принялась думать о том, как соскочила с крючка… Соскочила ли? А не едет ли за ними сам Константин Сергеевич Асуров?
Нюта бросила взгляд в зеркало заднего вида. Машины двигались сплошным потоком. “Мерседесы”, “ауди”, “фольксвагены”…
И никому ни до кого дела нет, кто куда едет!
А тогда в Женеве Асуров прокололся на своей упертой самонадеянности.
Был бы хорошим гэбистом, давно бы ездил на “роллс-ройсе”! Его коллеги из первого и девятого управлений, те, кто имел выходы на Запад да языки знал — все при деле! Кто в вице-губернаторах по зарубежным связям в жирных регионах, а кто и повыше — в Кремле, в администрации президента. А этот, как привык шпану на понт брать, так и не перестроился. Поэтому со своим средневековым мировоззрением и шантажа-то приличного организовать не смог.
В его схеме, Анюта сразу поняла, — в его схеме никаких иных наработок, кроме как использовать ее, Анюту, не было. Значит, она должна была достать для умненького Буратины, Кости Асурова, каштаны из огня. А он такой умный и весь во всем белом!
Дуралей… Видала она таких умных. И поумнее в десять раз тоже видала.
Поэтому сразу, как только Константин Сергеевич отстегнул никелированные браслеты, Нюта уже готова была свалить… Слинять. Смыться.
Не верила она ему, что убьет Нила или Северина.
Не верила.
Если и не тонка у этого идиота кишка на такое дело, то у него элементарно нет на это средств.
Единственное, что ее еще удерживало, чтобы смыться от Асурова сразу, это желание элементарно присмотреться к сынку Мамедова. А вдруг и ей, Нютке, чего выгорит с этого знакомства?
Мальмеди, Тье, Лимбург… Не тот ли это Лимбург, про который в Евгении Онегине у Пушкина: “Меж сыром лимбургским живым и ананасом золотым”?
Городки мелькали и оставались позади.
Красные черепичные крыши, островерхий шпиль с ангелом над городской церковью. С фривея, который обегал населенные пункты, городков этих и не разглядеть. Да что там? В каждом по пять тысяч зажиточных бюргеров, по паре супермаркетов, по паре школ… Мэрия на площади да церковь. Да еще мемориальная доска, де, здесь мальчик Ван-дер-Бойм в годы нацистской оккупации совершил великий подвиг сопротивления, из-за угла показав немецкому офицеру фигу…
— Скоро и наш городок, не доезжая Льежа — направо, как Тру а Пон проедем, там где толл-плаза, и по местной дороге семь километров до нашего Ахена… — Жиль вздохнул.
— Так вы немцы, что ли? — спросила Нюта.
— Немцы — это немцы, — ответил Жиль, — а валлонцы — это валлонцы.
— А почему Ахен? — не унималась Нюта.
— А потому, что в Европе все как в овощном супе в маленьком котелке: морковка с горохом, лук с капустой, картошка с сельдереем… — ответил Жиль, замедляя бег автомобиля.
Они подъехали к тому месту, где платят за скоростной фривей.
Здесь и без того широченное шоссе становилось еще втрое или вчетверо шире, чтобы, по законам гидравлики, не ограничивая грузопотока, дать водителям возможность быстро оплатить очередной участок пути…
Нюта уже привыкла к этой процедуре.
Не выходя из машины, Жиль засунул свою кредитку в автомат и, получив чек, проехал через контроль.
Они свернули направо. Местная дорога, скорее не дорога, а аллея, тянулась по желтому рапсовому полю, отгороженная от сельскохозяйственных угодий линией подстриженных тополей.
Впереди тащился трактор. Жиль погудел ему… Но старик в соломенной шляпе, что сидел за рулем “катерпиллера”, и ухом не повел…
Такая вот здесь в деревне размеренная жизнь.
Это на фривее — там машины мчатся со скоростью сто шестьдесят километров в час. Потому как фривей — что-то от столичной жизни, как жилки, связывающие Париж и Лондон, Женеву и Рим, Берлин и Антверпен… А все эти Ахены, Спа, Лимбурги… Одно название! В России бы они назывались Березовками, Гореловками да Семеновками…
Как и положено хорошему сыну, Жиль несколько раз звонил с дороги по мобильному.
Их ждали.
По-европейски сдержанная формальность объятий…
Седенькая, но подкрашенная маман в очочках, вполне крепкий с пивным брюшком и подкрученными на прусский манер усиками — папаша… Три кузена, две кузины, тетя, дядя и еще, и еще какие-то соседи, Анюта сразу всех не запомнила.
— Вы подруга Жиля по университету? Тоже приехали на каникулы? — с улыбкой спрашивает очередная кузина, протягивая ладошку для пожатия.
— Нет, она не учится со мной, но тоже приехала к нам на каникулы, — отвечает Жиль.
— Добро пожаловать в Ахен, вы американка?
— Вы поедете с нами завтра на ярмарку в Антверпен?
— Вы умеете ездить на мотороллере?
— Вы любите кататься на роликах?
Их всех так много. Они все так шумят.
Дети бегают. Тетки орут на своих малышей:
— Антуан, не туш па! Не туш па, ее ке те ди!
Анну заботливо проводили наверх. Просторная спальня в мансарде с клинически белыми стенами. Свой отдельный туалет и душевая.
Мы ждем вас в столовой, Анна! Через пятнадцать минут!
Нюта вспомнила, что последний раз с таким комфортом она валялась у себя в номере гостиницы “Виктория” на рю Женераль дю Фур, в Женеве…
Тогда она щелкала пультиком кабельные музыкальные программы, курила и думала. Думала, как сорваться с крючка, но чтобы еще и с жирной наживкой во рту… Думала она тогда, думала, да и надумала сперва в дело ввязаться, а потом и сдать Асурова со всеми потрохами.
Ей-богу, кину его!
Нюта набрала тогда номер гостиничного сервиса и заказала пиццу с ветчиной и грибами и бутылку красного вина.
Какой он дурак, этот Асуров! И как он ей омерзителен с его шантажом. Пригрозил, что Нила убьет… Дурак он, дурак! Не на такую напал…
Съев пиццу и запив ее недорогим красным “Кот дю Рон”, Нюта принялась названивать по номерам из своей секретной книжки…
Хорошая задачка, однако, выйти на эту Надю Штайнер и быстро-быстро стать ее бузом герлфренд!
Но на то она и рыжий сорванец, эта непростая девчонка Нюта, которую еще в детстве звали пятнадцатилетним капитаном!
Надо было обзвонить кое-кого из тусовочных ребят.
Где эта Надя сейчас работает? В рекламном агентстве “Рив Гош” (Rive Gauche).
А кто там занимается пиаром? А кому там можно сделать такое заманчивое предложение, от которого никто не в силах отказаться?
Денег и славы хотят все. Если только отмести монахов и монахинь… Но рекламное агентство “Рив Гош” — это ведь не монастырь!
Телефонный разговор, назначенная встреча в кафе “Огюстин”, десять минут на прическу и макияж, полчаса на такси до бульвара Сен Жорж…
Фрицци Хоффнер оказался крашеным блондином. Он прикатил на красивом черном “кавасаки”. Сам весь в коже. Снял мотоциклетный шлем с викинговскими рожками и рассыпал по плечам мелированные кудри… Качок…
Голубой, что ли?
Нюта представилась американской писательницей Анной Бах. Вчера в книжном на набережной Монблан как раз выискала книжки этой Анны Бах с биографиями теннисистки Штефи Граф и супермодели Клаудии Шиффер.
— Я думал, что вы старше, — сказал Фрицци.
— Я что, вас разочаровала? — спросила Нюта кокетливо.
— Нет, что вы, наоборот, это такой для меня плезир, просто я не предполагал, что известная автор бестселлеров о звездах так молода.
— Мне, по правде, двадцать семь, не так уж и мало, я выгляжу моложе своих лет, — ответила Нюта, — меня в университете все считали за младшую сестренку кого-нибудь из студентов или за профессорскую дочку, зашедшую в кампус посмотреть на взрослую жизнь… У меня даже проблемы были с сексом, парни принимали меня за малолетку, вы понимаете мой немецкий?
— Да-да, — рассеянно отвечал Фрицци.
— А ты не голубой? — спросила она вдруг, перейдя на немецкое “ду”.
— А что? — вопросом на вопрос ответил Фрицци.
— Просто я подумала, не придется ли мне с тобой переспать, чтобы ты свел меня с Надей?
— А ты лесбиянка? — спросил Фрицци.
— Конечно, — ответила Нюта, улыбнувшись, — неужели ты не понял, с какой любовью я писала про моих героинь — Штефи и Клаудиу?
— Но ведь Надя Штайнер не лесбиянка, — возразил Фрицци.
— А это и не важно, — ответила Нюта, — мне не обязательно спать с моими героинями, мне необходимо их обожать…
