Алан Уильямс - Дневники Берии
— И ты не думал написать книгу о Берии? — спросил я.
— Я об этом думал, но нет материалов. Нет официальной биографии. Он умел прятать следы, настоящий интриган. Дочь Сталина пишет, что под конец он даже сумел подчинить себе Сталина. Если бы он вел записи — какие-нибудь дневники — вот был бы фурор!
— Это уж точно! — согласился я и отпил минеральной воды.
* * *Я спросил:
— Ты слышал о трех русских, белых, которые, вскоре после смерти Сталина, в Париже издали подделку — его застольные беседы? Они просто сели и отбарабанили все на машинке русского производства и продали французскому издателю за 50 тысяч долларов.
— Всего 50 тысяч долларов за застольные беседы Сталина?
— Это был всего лишь аванс. Но, как водится, они тут же напились и все разболтали.
— Их арестовали?
— Как будто нет. Но их вынудили отдать деньги, вернее то, что от них осталось.
Борис задумался:
— Но Берия — это совсем другая история. Крайнее проявление зла. Нечто среднее между Борджиа и испанской инквизицией, но властвующий с помощью танков и телефонов.
— Он был хуже своих предшественников? — спросил я.
Борис пожевал губами:
— Все зависит от личности. Надо знать происхождение, исторический фон, так сказать. Отцом всей современной секретной службы был наполеоновский Фуше, либерал по убеждениям. А мы, русские, отшлифовали профессию — сначала при царе, потом при Ленине. Даже гестапо переняло советский опыт. А начало всему положил Дзержинский — польский аристократ, превратившийся в коммуниста. Он был страстным садистом-идеалистом. И если тебе кто-нибудь скажет, что Ленин был святым, не забывай: Дзержинский — порождение Ленина. И плюнь идиоту в глаза.
Потом в 1934 году эстафету принял Ягода — крыса и убийца наподобие Сталина. Он начал с массовых депортаций и кончил в 1937 году, пустив себе пулю в лоб. Следующим был Ежов по прозвищу «карлик-кровопиец». Говорят, Сталин назначил его на пост ради шутки, так как Ежов был абсолютно ненормальным. Говорят, был как бешеная собака. Это он ввел Великий Террор, «ежовщину» и порешил 10 миллионов человек. Поверь, Гитлер и Гиммлер были ангелами в сравнении со Сталиным и Карликом.
— А что произошло с Ежовым?
По официальной версии, он умер в сумасшедшем доме. Но говорят, его видели живым, работал паромщиком на Дону. Вообрази — этот карлик-убийца перевозил через реку людей! Ну и картинка.
Он выпил вино, я закурил.
Борис продолжал:
— А потом на место Ежова пришел Берия, имеющий репутацию либерала. И как ни забавно, либералом он был. Вообще, этот человек был полон парадоксов. Возглавив НКВД, он покончил с Террором, ослабил режим в лагерях — разрешил узникам играть в шахматы и карты. Был образован, любил классическую музыку. Говорили, однажды видели, как он плакал, слушая прелюдию Рахманинова!
— О Гитлере говорили, что он сходил с ума по «Веселой вдове», — заметил я. Борис заказал еще водки и шоколада, а я с наслаждением курил сигару — единственное мое удовольствие, ибо пить мне было запрещено из-за перенесенной недавно желтухи.
— Послушай, Борис. А что если мы, как те русские в Париже, состряпаем десяток-другой страниц из «личных дневников Берии»? Ты переведешь их на русский язык, напечатаем на машинке Каменева, используя ту старую бумагу, и предложим это какому-нибудь американскому издателю — ну просто посмотреть, как они отреагируют.
— Боже правый! — он закатил глаза. — Да они сойдут с ума.
— Вот это будет розыгрыш! — добавил он. — Да еще какой розыгрыш!
— А нам это сойдет с рук? Я имею в виду, сможем ли мы обвести вокруг пальца экспертов? Советологов?
— Этих идиотов? — Борис сплюнул. — Этих клоунов и шарлатанов, которые ни в чем не разбираются? Они устроят свару по поводу этих дневников. Если один скажет, что это подделка — все другие будут утверждать, что это подлинник. И наоборот. Кроме того, я знаю такие подробности о товарище Берии, которые будет трудно опровергнуть. Например, мой отец был знаком с одной дамой, элегантной особой средних лет, известной московской актрисой. Так вот, Берия спал с ней время от времени и ко дню рождения всегда присылал цветы. Но это информация, как говорится, для новичков. Я знаю массу других фактов — совершенно неправдоподобных и ужасных, которые действительно имели место. Нет, это будет здорово! Он хлопнул меня по руке: — Это замечательная идея, мон шер! Ну просто находка!
— Ты думаешь, мы это осилим? — спросил я, сомневаясь в том, что Борис говорит серьезно. Его ответ заставил меня задуматься.
— Еще как осилим! Придется проделать большую исследовательскую работу, но у нас все под рукой — в архивах радио. Любое публичное появление советского лидера или члена Политбюро. Все, что нам надо, — поднять досье на Берию и проследить, чтобы записи в дневнике не расходились с известными фактами из его жизни. Остальное допишет воображение. Самое интересное, то, что все это могло быть в действительности. После разоблачения Берии в Москве ходили слухи о его дневниках. По официальным данным все его бумаги были, конечно, уничтожены. Но надо знать советских бюрократов: они могли просто спрятать дневники в каком-нибудь подвале и забыть о них.
— Однако маловероятно, чтобы такой человек, как Берия, вел дневник.
Борис подумал:
— Не знаю. Конечно, человек, связанный с секретной службой, не доверил бы бумаге важную информацию. Но Берия был человеком особенным. Умея хранить секреты, он отличался тем не менее огромным тщеславием, особенно по женской части. Он хвастал своими сердечными победами даже перед иностранцами. И хотя их шокировала такая откровенность, Сталин тем не менее его поощрял: его это все забавляло. К тому же Берия был циником и, как Сталин, обладал «юмором висельника». Как-то отец со слов одного грузина рассказал мне историю. Однажды ночью в Кунцево, когда все были пьяны, Берия вдруг обратился к Сталину по-грузински: «Хозяин, — он всегда его так называл, — Хозяин, в Советском Союзе все хорошо, кроме одного — в этой стране возможно, чтобы такие люди, как я, занимали высокое положение!» Сталин всю ночь смеялся — он находил это замечательной шуткой.
— Откуда ты столько знаешь?
Борис пожал плечами.
— В университете болтали — высокопоставленные партийцы. Говорили, если бы Берия вел дневники, это была бы сплошная порнография. Я думаю, ему бы доставило удовольствие описывать с грязными, жуткими подробностями все, что он творил. Он был из тех извращенцев, которые любят смаковать собственные половые акты, снятые на кинопленку. Не знаю, снимался ли он на пленку, но ему был свойственен эксгибиционизм. Он часто сам проводил допросы и пытки и любил наблюдать, как его жертвы умирали. Вряд ли он был другим с женщинами и молоденькими девочками.
Борис потер руки.
— У меня идея, Том. Напиши на этом материале роман. И еще один — о двух парнях вроде нас с тобой, которые подделали дневники Берии. Вот это будет беллетристика!
— Почему беллетристика? Почему не написать настоящие дневники?
* * *— Борис, никого больше привлекать к этому делу не будем. Только ты и я.
— Только ты и я, — повторил Борис — Это будет здорово, чертовски здорово! Но если мы проговоримся… — он наклонил голову, и я не уловил окончание фразы. Мы отправились в «Нахблокаль» в Швабинге, где в переполненном зале студенты дергались под звуки поп-музыки. Нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
— Мы заберемся в какую-нибудь дыру — в тот дом в Тоскане, куда ты собирался, где нас никто не увидит, и месяцев за шесть напишем личные дневники Лаврентия Берии, правой руки Сталина, — он хлопнул меня по плечу, — ей-богу, это будет славный розыгрыш.
— Сколько мы на этом заработаем, как ты думаешь?
— Миллионы долларов, мон шер. Миллионы.
— Нет, серьезно?
— Миллионы, — Борис икнул. — Мемуары Никиты пошли за два миллиона, Берия будет подороже. Особенно, если там будет клубничка — молоденькие девочки и прочее.
Я смотрел на танцующих. Очень хорошенькая девушка в туго облегающей мини-юбке с широким кожаным поясом, энергично виляя бедрами, спиной приблизилась к нашему столику. Края ее белых панталон мелькали перед Борисом в такт движениям. Он понаблюдал немного и с силой шлепнул по ягодицам. Девушка взвизгнула от боли. Ее партнер, крупный молодой мужчина с бородой и в берете, как у Фиделя Кастро, выскочил из темноты зала и начал громко возмущаться. Борис откинулся в кресле, вращая белками, как огромная заводная кукла. Мне пришлось встать, так как вокруг нас уже была целая толпа бородатых мужчин, присоединившихся к возмущенному кавалеру девушки. Вдруг все разбежались при появлении джентльмена в строгом костюме. Он остановился у нашего столика.
— Пожалуйста, покиньте зал, — сказал он ровным, спокойным голосом. Борис взглянул на него и заорал:
