Марина Серова - Ангел в камуфляже
— Не останется!
Я наконец услышала, как звучит его смех. Ничего зловещего.
Из кармана сумки он вытянул широкую синтетическую ленту и двинул ко мне. С шутками кончено! Я низко присела, оказавшись боком к нему, и сделала из этого положения быстрый скользящий шаг, двинула вторую ногу вперекрест первой и, поднимаясь, закрутилась вокруг своей оси, выбросив в конце вращения руку вперед.
Связка из школы «цай» — всегда эффективна и неожиданна для противника.
Кулак у меня слабоват, и бить я предпочитаю пяткой ладони. Удар, пришедшийся в центр грудины, его потряс и отбросил назад. Пока он приходил в себя я, пританцовывая, разминала тело, готовилась к продолжению балета. Не знаю, может быть, в конце я его и уничтожу, но пока надо деморализовать и получить ответы на несколько вопросов.
Он наконец отнял ладонь от ушибленного места, выпрямился и осторожно двинулся вдоль стен, легко ступая полусогнутыми ногами. Я включилась в танец.
— Помни о следах на теле! — только посоветовала ему, как он бросился на меня — быстро, но неуклюже.
Отпрянув в сторону, услышала звук рвущейся материи — зацепил-таки платье на моем плече, хам! Развернулась, влепила ему простую женскую оплеуху и тут же, метнувшись в стойку, другой рукой нанесла сильный удар в область мочевого пузыря.
Он согнулся в три погибели и, когда я приготовилась локтем отбить ему почку, неожиданно и легко выпрямился, сцепленными руками метя мне снизу вверх в челюсть. Отреагировать я с трудом, но успела, и голой пяткой пробила его солнечное сплетение. Это был удар, предназначенный ему еще на даче господ Синицыных.
Пока он кривил посиневшие губы на лиловом, с зажмуренными глазами лице, я составила икебану из его запястий и щиколоток и надежно скрепила этот букет синтетической лентой. А когда вынырнула взглядом из сумки на кресле, он уже открыл глаза. Хорошее у него здоровье! Но скоро оно значительно ухудшится, судя по содержанию сумки.
— С прибытием! — от радушия в моем голосе ему деваться было некуда, а отвечать ужасно не хотелось, это я видела по глазам, моргавшим на меня снизу.
— Ты кто? — прохрипел он наконец вопрос, так долго до него шедший.
— Татьяна Иванова! — ответила, устраиваясь рядом, скрестив ноги. — Частный детектив.
Он оскалился от огорчения.
— Разговаривать будем?
— Нет!
— Ладно!
Я потянула к себе сумку и выложила перед ним два шприца в аптечной упаковке, жгут и две ампулы в деревянном пенальчике, проложенные ватой. Спирта для протирки кожи не было. Варвары! Газовый пистолет, так удачно присвоенный Серегой, взвесив на руке, опустила обратно. Не по сценарию!
— Начнем?
— Ты серьезно?
— Нет, в шутку!
Он громко и отвратительно скрипнул зубами. Это хорошо!
— Не Наташа, а ты умрешь сегодня от передозировки наркотиков, и я тебя не пожалею! Я даже уже гарантию придумала. Не знаю, хватит ли на тебя, бычка, этой гадости, не опытная я в этом, не знаю даже, что это такое, поэтому я вкачу тебе в вену вместе с отравой хорошую порцию воздуха! Должно подействовать, а?
Он оторвал голову от пола, посмотрел на меня ненавидяще, неподвижно, стеклянно. В его глазах можно было прочесть все что угодно, кроме страха. Видно было, что смерти он не боится. Почему?
— Так будем разговаривать?
— Нет!
— Ладно!
Я взялась за жгут, прикинула его к нему на руку. Сумею!
— Хотя, Серега, есть альтернатива! Введу-ка я тебе одну ампулу и посмотрю, хватит ли до полного кайфа. Нет — добавлю немного из второй, мне не жалко! Главное — чтобы ты выехал надолго, но не загнулся, а потом приму позор от соседей, вывезу тебя отсюда и выкину где-нибудь в сквере, ментам на радость. Ну, с ними-то ты объяснишься, а вот как будешь объясняться с хозяином, как втолкуешь ему, почему ты наркоту, предназначенную Наташе, в себя употребил? Не выдержал? А не задумаются ли после люди, что тебе, наркоману, серьезных дел поручать нельзя? Или поверят твоей сказке о Татьяне Ивановой?
От моих слов он задышал чаще, задергал конечностями и наконец безжалостно заколотил головой по полу, стараясь попасть виском по деревянному пенальчику.
— Ну, глупо!
Когда опомнился и увидел, что я спокойно держу контейнер в руках, по-звериному зарычал от бессилия.
— Может, убьешь? — попросил, часто дыша.
— Ты где воевал?
Он глядел на меня с минуту, не меньше, и успокоился.
— В Афгане.
Так я и думала. По возрасту и «сдвигу фазы» — как раз. Не в первый раз доводится мне встречаться с «афганцами» в жестко-криминальных делах. Из них, с их искалеченной войной и нищетою психикой, получаются самые безжалостные, самые упертые бандюги. Не из всех, конечно, но — бывает, бывает!
— Вчера, на острове, женщину не ты топил?
— Нет, не я.
— А лодка была чья?
— Лодка — моя.
Колется Серега? Смерть себе заслуживает?
— От кого узнали о месте на Волге, куда компания Синицыных приедет? Кто с вами договаривался? Отвечай, Серега, и я тебя пожалею.
— Слово даешь?
Опять стекляшки глаз на меня уставил. Таким людям пить нельзя — за ножи хватаются, и удержу тогда для них, кроме доброго кулака, нет.
— Клянусь!
— От телефона из фирмы «Рай». Тебе и номер нужен?
— Не нужен. Обойдусь без номера. Не вчера родилась.
Мне захотелось взять и отгрызть ноготь на пальце. А может, и не на одном.
— А кто сегодня послал? Кто наркотики, машину дал? Борис?
— Какой Борис? Не знаю я никакого Бориса! И вообще имен не знаю, ты что, ненормальная?
Вот что значит слишком волноваться! Стоит потерять над собой контроль, и начинаешь морозить глупости, а из глупостей зачастую приходится выкручиваться, и это уже непросто.
Положение спасла фотография Бориса, стоявшая на книжной полке, над журнальном столиком.
— Он там тоже был, только молчал и потел. И лапы у него тряслись, как у алкаша с похмелья. Коли, стерва, душа горит!
— Сейчас, Серега, сейчас! — Лапы у меня тоже тряслись. Не как у алкаша, но подрагивали ощутительно.
Как могла, наложила жгут. Он и руку согнул, сколько мог, и кистью поработал, чтобы вены надуть. Снесла голову ампуле, набрала в шприц отравы. В синюю веревку на сгибе руки попала сразу, впервые в жизни. Не думала, что это так просто.
Серега спокойно наблюдал за мной. Все его отчаяние куда-то делось, и расслабилось тело.
— Развяжи, — попросил еле слышно.
Опустевший шприц я иглой воткнула в фотографию Бориса. Вывела ее наружу швейным стежком, закрепила и поставила произведение на прежнее место. Красиво, хоть и дешево немного.
— Серега! — окликнула, развязывая ленту, и, дождавшись, пока его заблуждавшие глаза остановились на мне, спросила:
— На острове договариваться к вам подходил этот?
— Другой! — промямлил он удивленно.
— А где сегодня разговаривали?
— В «Раю-у»! — блаженно выдохнул он. — Хва-атит!
Для того чтобы открылись у него глаза, я отвесила ему легкую пощечину. Как быстро они у него стали мутными!
— Пошли в машину, нам надо ехать!
— Торчу, стерва! — сообщил он мне радостно и сделал неуклюжую попытку подняться.
Я помогла ему. Побросала шприц, пенал и жгут в его сумку, прихватила свою и, позволив убийце обнять меня, вышла с ним на лестничную клетку.
Вниз мы спускались трудно. А когда спустились, трудно шли через двор к машине. К непонятной иномарочке. Под жгущими спину и плечо, с разорванным на нем платьем, взглядами дворовых старушек-сударушек.
Вот и мне довелось сесть за руль хорошей машины. А не довелось бы никогда — не огорчилась бы, ей-богу!
Управление было игрушечным, с ним и ребенок бы справился, и это оказалось ценно, особенно в теперешнем моем состоянии, когда нервы на хорошем взводе и чувства восстают против разума, доказывающего, что человек, расслабленно трясущийся на соседнем сиденье, человек лишь наполовину и на сто процентов — хладнокровный убийца, выбравший источником своих доходов лишение жизни людей, лично ему ничего плохого не сделавших. Скольких он уже угробил? И Наташу угробил бы. Вот к этому часу уже и управился бы, не вмешайся я, наполовину по воле случая.
Ломать голову в выборе места не пришлось. Оно высветилось в голове само, как фотографию кто показал, — сквер на Астраханской, неподалеку от детского парка. Район деловой, в это время дня гуляющих там немного, одни прохожие, а значит, равнодушно спешащие люди.
— Куда мы едем? — Серега легко поднял веки, но очень трудно — голову и попытался оглядеться.
— Почти на месте! — ответила совсем нелюбезно.
Он кивнул, ударив подбородком о грудь так, что лязгнули зубы.
— Убивать будешь? — спросил неповоротливым языком. — Смотри, ты обещала.
Нет, не встречала я еще в людях такого равнодушия к собственной участи.
— Живи, Серега, на тот свет успеешь.
