Камилла Лэкберг - Проповедник
Патрик уже уехал на работу, когда Эрика вынырнула из сна, который неожиданно — наверное, ради разнообразия — был глубоким и без кошмаров. Она посмотрела на часы: почти девять. Снизу, с первого этажа, не доносилось ни звука.
Очень скоро кофе уже поспевал в кофеварке, и Эрика начала готовить завтрак для себя и своих гостей. Они забредали в кухню поодиночке, все в разной степени заспанности, но быстро бодрели, когда видели на столе тарелки.
— Кажется, вы собираетесь в Кустер?
Эрика задала вопрос по двум причинам. Первая — неистребимая вежливость, а вторая — желание знать, сколько еще придется терпеть.
Конни обменялся быстрым взглядом со своей женой и сказал:
— Ну-у, мы с Бриттой поговорили немного вчера вечером и подумали: раз мы в конце концов здесь, а погода такая хорошая, то, может быть, нам съездить сегодня на какой-нибудь из островов в шхерах и отдохнуть там. У вас ведь наверняка есть лодка?
— Да, конечно, лодка у нас есть, — с неохотой призналась Эрика. — Хотя я не очень уверена в том, что Патрику это понравится. Он очень не любит ее кому-то одалживать. В первую очередь это связано со страховкой, да и вообще, вы же здесь ничего не знаете. — Эрика поторопилась закруглить свой ответ.
Одна мысль о том, что Флуды пробудут здесь еще несколько часов, выводила ее из себя.
— Да нет, мы подумали, что, может быть, ты сможешь привезти нас в какое-нибудь хорошее место, а мы потом позвоним тебе на мобильный, когда соберемся обратно.
От такой наглости Эрика просто потеряла дар речи, и, пока она пыталась подобрать подходящие слова, Конни счел ее молчание за согласие. Эрика воззвала к небесам, чтобы у нее хватило терпения, и стала уговаривать себя не вступать в конфронтацию со своими родственниками только из-за того, что ей надо перетерпеть несколько часов в их обществе. Кроме того, на какое-то время она будет лишена счастья общаться с ними, а потом, как она надеялась, они уедут прежде, чем Патрик вернется с работы. Эрика решила приготовить что-нибудь особенное, чтобы вечер стал праздничным. В конце концов, у Патрика сейчас отпуск. И потом, кто знает, сколько еще времени они будут вдвоем. Все станет по-другому, когда родится ребенок. Надо пользоваться моментом.
Когда семейство Флуд после долгих колупаний и ковыряний, «но» и «если» собрало свои причиндалы для загорания, Эрика повела их к лодочной стоянке у Бадхольмен. Их с Патриком небольшой деревянный катер имел низкую осадку, и поэтому забраться в него с высокой пристани оказалось нелегко. Потребовалось немало усилий и ловкости, прежде чем Эрика со своим весом и неуклюжестью в него забралась. Затем они примерно час пытались найти пустынную скалу или песчаную косу, удовлетворяющую запросам гостей. В итоге Эрике удалось отыскать маленькую бухту, каким-то чудом не занятую прочими туристами; она высадила там Флудов и направилась домой. Забраться обратно на пристань без посторонней помощи оказалось совершенно невозможно, и ей пришлось взывать к прохожим, чтобы те помогли ей выбраться из катера.
Потная, разгоряченная, усталая и злая до чертиков Эрика села в машину и поехала домой, но, миновав здание парусного клуба, она внезапно свернула налево, вместо того чтобы продолжать ехать прямо к Сельвику. Она объехала холм с правой стороны, проехала мимо стадиона, квартирного комплекса Куплен и припарковалась перед библиотекой. Она окончательно рехнется, если будет сидеть и колупать в носу целый день. Конечно, Патрик потом выскажет ей свое недовольство, но кто-то должен ему помочь. В конце концов, хочет он раскрыть это дело или нет?
Эрнст, прибыв в участок, к кабинету Хедстрёма шел на полусогнутых. Когда Патрик позвонил ему на мобильный и железным голосом приказал немедленно явиться, Эрнст ясно услышал, что надвигается гроза. Он быстренько прикинул, припоминая, что это могло быть, чем он занимался в последнее время, но ничего не вспомнил и мог только гадать. Де-факто Эрнст был почти что гениальным халтурщиком и уровень своего раздолбайства довел до искусства.
— Сядь.
Эрнст послушно выполнил приказание Патрика и сел с самой невинной миной, готовый защищаться от надвигающейся бури.
— Ну и что за срочность такая? Пожар или потоп? Я, между прочим, делом занимался. А если тебе поручили руководить расследованием, то это не значит, что ты должен выпендриваться и высвистывать меня, когда захочешь.
Нападение — лучшая защита, но, судя по тому, что лицо Патрика помрачнело еще больше, на этот раз Эрнст, похоже, ошибся и выбрал неправильную тактику.
— Ты принимал заявление о пропавшей немецкой туристке неделю назад?
Вот черт, а про это-то он и забыл. Та маленькая блондинистая девчонка, ее принесло как раз перед самым обедом, а ему есть хотелось до чертиков. Конечно, он с ней поговорил, но думал в то время только о том, как бы поскорее смотаться и что-нибудь куснуть. И потом, со всеми этими заявлениями о пропавших друзьях вечно одна и та же история: либо они насосались и уснули где-нибудь в канаве, либо скорешились с кем-нибудь из местных и трахались у него дома. Вот блин, ведь обычное дело. Ему и в голову не пришло связать это с девушкой, которую они нашли вчера. Ну, блин, конечно, все умные задним числом. Теперь надо как-то выкручиваться.
— Да, ну, я там, конечно да.
— Конечно да — что?
Обычно спокойный ровный голос Патрика грянул так, что уши заложило.
— Либо ты принял заявление и написал рапорт, либо ты этого не сделал — середины тут быть не может. А если ты составил рапорт, то где он, в какую… задницу он провалился? — Патрик был настолько разъярен, что проглатывал слова. — Ты что, не понимаешь, что значит для расследования время?
— Да, конечно, ясное дело, но это случайно вышло, и откуда я знал…
— А тебе и не надо знать, ты должен выполнять свои прямые обязанности. Я только надеюсь, что мне больше не понадобится говорить с тобой о чем-нибудь похожем. Мы потеряли из-за тебя столько времени.
— Но может быть, я мог бы…
Эрнст изобразил раскаяние, старательно кося под несчастную овечку. Но внутри, про себя, он негодовал от того, что какой-то мальчишка позволяет себе так с ним разговаривать. Но, увы, за Хедстрёмом теперь стоял Мелльберг, и было бы глупо усугублять ситуацию.
— Ты уже сделал достаточно. Я и Мартин продолжим заниматься расследованием, а ты будешь работать с текучкой. Кстати, к нам поступило заявление о краже со взломом в Скеппстад. Я уже поговорил с Мелльбергом, он дал отмашку. Можешь ехать туда и разбираться.
Патрик ясно дал понять Эрнсту, что разговор окончен. Он просто повернулся к нему спиной и заколотил по клавишам компьютера так, что они чуть не повыскакивали.
Мрачно бубня себе под нос, Эрнст отправился восвояси. Вот блин, такой тарарам, и все из-за того, что он забыл написать какой-то там вшивый рапортик. Ну ничего, при первой же удобной возможности он переговорит с Мелльбергом и объяснит ему, что вряд ли стоит назначать руководить расследованием убийства человека с такой неустойчивой психикой и скверным характером, как у Хедстрёма. Да, блин, он ему это попомнит.
Казалось, прыщавый подросток перед ним находился в состоянии летаргии. Его лицо выражало безнадежность, а в бессмысленности существования он, по-видимому, убедился еще в младенчестве. Все это не удивляло Якоба, он много раз сталкивался с подобным отношением и уже не воспринимал это как личный вызов, относился к таким вещам довольно спокойно. Он просто знал, что у него хватит сил изменить жизнь мальчишки и повернуть ее в нужном, правильном направлении. Для этого требовалось только одно — чтобы у этого малого было хоть чуть-чуть желания повернуть наконец на этот правильный путь.
В округе довольно высоко ценили работу Якоба с подростками и поэтому уважали его. Множество раз к нему в усадьбу приходили мальчики и девочки с исковерканными душами, которые потом, спустя некоторое время, уходили в широкий мир новыми людьми. Религиозный аспект жизни коммуны особенно никогда не выпячивался, хотя бы потому, что от этого зависела денежная помощь от государства. Не стоило переносить ее на довольно зыбкую почву. Всегда находились люди, которые не верили в Бога, но тем не менее истошно вопили «секта!», как только видели что-нибудь хоть чуть-чуть не соответствующее их весьма ограниченным понятиям о том, что должна содержать религия.
По большей части уважение, которое он снискал в районе, стало его собственной заслугой, хотя, конечно, он не мог отрицать, что многим обязан тому обстоятельству, что его дедушкой был Эфроим Хульт, известный как Проповедник. Дед считался не только местной знаменитостью, его знали по всему бохусландскому побережью и превозносили во всех общинах Свободной шведской церкви. Традиционная шведская церковь, само собой, считала Проповедника шарлатаном. Но с другой стороны, шарлатаном его в основном называли те, кто даже по воскресеньям читал проповеди перед пустыми скамьями. Поэтому в Свободной церкви, где такого не бывало, на это не обращали внимания.
