Елена Михалкова - Танцы марионеток
Оставленная в покое девочка выросла, продолжая «проваливаться» в свои фантазии, и где застигнет ее очередная яма – в трамвае или на совещании, – предсказать было невозможно. Она часто чувствовала себя несчастной без всякой причины, много раз представляла, как в один прекрасный день сядет и запишет все, что накопилось у нее в голове, и освободится от этого мусора, от всех людей, по-хозяйски осевших в ее памяти, будто они имели на это право, от десятков историй, невольно подслушанных в троллейбусах и очередях… В журнале она сначала работала внештатным корреспондентом, затем пробилась и в штат. Ей нравилась суматошная, непредсказуемая работа, позволяющая накапливать впечатления, которые Лена по-прежнему называла «мусором», хотя теперь относилась к ним иначе: бережно.
В институте Лена влюбилась – первый раз в жизни. Любовь ее была во многом надуманная, срисованная с книжных историй, но она оказалась взаимной, и в девятнадцать лет счастливая Лена сообщила матери, что хочет жить вместе со своим избранником – тому повезло иметь пусть маленькую, но зато собственную комнату в коммуналке. Ольга Сергеевна, поначалу неприятно пораженная этой новостью, быстро взяла себя в руки и пообещала дочери поддержку и материнское благословение.
Лена переехала к своему Вадиму, начала привыкать к реальной жизни отдельно от мамы и даже находить удовольствие в свободе, свалившейся на нее так поздно. С гражданским мужем они регулярно ссорились, но все размолвки заканчивались бурным примирением, и в конце концов Лена и Вадим решили расписаться, а там, глядишь, и завести детей.
Но тут случилось то, что нарушило планы обоих. У Ольги Сергеевны внезапно начались жестокие мигрени. Лена видела, что мать всеми силами старается скрыть от нее свои страдания, и безмерно сочувствовала ей. Она стала подолгу бывать в старой квартире, помогая матери по дому и просто проводя с ней время, – в присутствии дочери Ольга Сергеевна чувствовала себя лучше. Вадим, поначалу стоически выносивший отлучки жены, постепенно накапливал раздражение и вскоре уже не скрывал, что его не устраивает такое положение дел. «Ты живешь на два дома! – упрекал он Лену. – Если твоя мама больна, пускай ложится в больницу и лечится! Пойми, она эксплуатирует тебя!»
Ссоры с ним стали частыми – слишком частыми для пары, жившей вместе всего год. Очередной отъезд Лены домой на майские праздники (они с Вадимом договорились провести их на даче у друзей, но Ольга Сергеевна в эти дни почувствовала себя как никогда плохо, и, конечно, о друзьях не могло быть и речи) закончился скандалом, после которого Лена увидела, с какой бездушной свиньей она все это время жила. Вадим показался ей собственником, не желающим ни с кем делиться любимой игрушкой. Она вернулась к матери, и жизнь их потекла так же спокойно и тихо, как прежде.
Лена работала в журнале, изредка встречалась с молодыми людьми, иногда даже знакомила их с мамой. Дальше этого дело не шло, и постепенно девушка уверилась, что причина в ней: это она – ущербный человек, не способный привязать к себе ни одного мужчину. Все чаще Лена выдумывала истории, которые помогали ей отвлечься от серой, душной жизни, словно покрытой толстым ковром, который много лет никто не выбивал.
А потом она села и написала книгу.
Отчего у нее получился именно исторический любовный роман, Лена так и не смогла объяснить журналистам. Она не любила женские романы и не читала их, над «Унесенными ветром» лишь пожимала плечами, а при упоминании «Поющих в терновнике» морщилась – скучно, затянуто, да и неправдоподобно… Вот у нее все будет как в жизни.
И у нее действительно все оказалось как в жизни. Люди, списанные ею со знакомых, друзей и коллег, легко и непринужденно располагались там, куда переносил их автор, – в России середины восемнадцатого века. Примеряли костюмы, прилаживали парики, пудрились и отправлялись на свидания. Уезжали за границу, ссорились и влюблялись, успевая в перерывах отчаянно интриговать. Главная героиня, остроумная Елизавета Шемякина, ввязывалась в одну авантюру за другой, с блеском выходила из опасных положений, крутила романы, оставляя за собой разбитые сердца кронпринцев, принцев и прочей знати.
Быть бы написанному Еленой Дубровиной полной чушью, если бы не одно обстоятельство – Лена оказалась талантливой. Чистый, ясный, простой язык, лишенный журналистских штампов; крепко сколоченное действие без натяжек и несостыковок; разнообразные, колоритные, запоминающиеся персонажи и, наконец, историческая канва сюжета, густо приправленная убедительными деталями, – все это сразу захватывало читателя в плен, не давало оторваться от книги.
Но, кроме того, имелось еще кое-что: в романы Дубровиной была вложена душа. Читатель чувствовал, что автор любит своих героев, переживает за них и, может быть, даже плачет, как и он сам, перечитывая отрывок о гибели Катюши, служанки и наперсницы Шемякиной. Будто забывая о том, что она пишет всего лишь увлекательное чтиво, писательница, безбожно тормозя сюжет, подробно описывала дом, в котором выросла героиня, и это неожиданно оказывалось интересным читателю. Она не забывала второстепенных персонажей – изменяла их жизнь, влюбляла, женила, мимоходом упоминала о родившихся у них детях, хотя это не имело прямого отношения к сюжету. Выдуманный ею мир становился все объемнее и реальнее.
Написав первую книгу, Лена почувствовала, что у нее выросли крылья. Она похорошела, расцвела и в один прекрасный вечер, познакомившись с фотографом, работавшим в журнале, влюбилась в него и заставила его влюбиться в себя. Фотограф, к которому женщины благоволили, разглядел в Лене что-то такое, от чего совершенно потерял голову. Он развлекал ее, как мальчишка развлекает подружку из соседнего двора: водил в цирк, покупал мороженое на набережной Москва-реки, катал на колесе обозрения… А потом увез в Португалию, где они провели прекрасную неделю, переезжая из города в город – веселые, счастливые, обожающие друг друга.
По возвращении упоенная любовью Лена начала строить планы совместной жизни, а Вася – за смешное имя и ленивые манеры она дразнила его Васькой-котом – подыскивал им квартиру поближе к его и ее работе.
Идиллия закончилась тогда, когда подруга Ольги Сергеевны случайно проговорилась Лене о том, что у ее возлюбленного есть пассия, живущая в их доме и воспитывающая его ребенка. Вася пытался что-то сказать в свое оправдание, блеял, что ребенок не его и хотя с матерью девочки у него и в самом деле были близкие отношения, но он уже разорвал их… почти…
Лена снова возвратилась к маме из квартиры, которую фотограф успел снять для них обоих, и три месяца жила, словно обернутая ватой. Мать постоянно была рядом с ней: утешала, водила гулять, развлекала как могла, и от ее заботы у Лены сжималось сердце. А когда Ольга Сергеевна купила билеты в театр как раз на тот спектакль, куда Лена хотела пойти со своим Васей, и она увидела их стоимость, то не выдержала и разрыдалась – матери нужно было копить деньги несколько месяцев, чтобы позволить себе так побаловать дочь.
– Мамочка… ты у меня самая лучшая, самая любимая, – рыдала Лена, уткнувшись в колени Ольги Сергеевны. – Мамочка, прости меня, пожалуйста!
– Леночка, солнышко мое, за что же мне тебя прощать… – чуть не плакала Ольга Сергеевна, обычно стойкая, как оловянный солдатик, не позволяющая себе «сентиментальничать» ни при каких условиях. – Это я перед тобой виновата – должна была раньше тебя предостеречь! Видела же, что этот мужчина – совершенно не твой, что он тебя портит… Думала, ошибаюсь.
Она обнимала глупую свою девочку, и гладила ее по гладким русым волосам, и говорила-говорила-говорила: о том, что все горести останутся в прошлом, что скоро у них все наладится, а Лену она ни в чем не винит. Ошибку может совершить каждый.
Лена попыталась собрать себя из рассыпавшихся кусочков, но даже с помощью мамы у нее это не получалось. Чтобы вывести себя из состояния, когда постоянно хочется лечь и уснуть навсегда, она начала писать следующую книгу. От этого ей и впрямь стало лучше – гораздо лучше, чем от тех успокоительных таблеток, которыми кормила ее озабоченная Ольга Сергеевна.
Тем временем первый роман, выпущенный скромным тиражом в семь тысяч, долго лежал на полках, но в конце концов был раскуплен. Второй смели сразу же, как только книга «Амулет и корона» появилась в магазинах. Издатель решил рискнуть и поставить на темную лошадку Дубровину, поэтому тираж увеличили до двадцати тысяч. Никакой рекламной кампании не проводилось, но она оказалась и не нужна – сарафанное радио сработало лучше любой рекламы. После третьей книги критики заговорили о том, что Елена Дубровина вывела русский женский роман на новый уровень – в определенном смысле так оно и было, потому что до нее пятидесятитысячный тираж книги, написанной в жанре женского романа, никогда не распродавался за две с половиной недели.
