А. Федоров - Масон
Кант в книге "Трансцендентальная эстетика" пишет почти что по тому же поводу: "Время не есть эмпирическое понятие, выводимое из какого-нибудь опыта. Различные времена есть суть лишь части одного и того же времени. Но представление, которое может быть дано лишь одним предметом, есть созерцание. В самом деле, время не может быть определением внешних явлений: оно не принадлежит ни к внешнему виду, ни к положению"…
Нет слов, все сформулировано Беатой было точно: моя голова будет теперь принадлежать ей. А "длинные шелковые волосы" – это только модель тех ощущений, исходящих, хотелось надеяться, именно от меня. Их она унесла с собой во Вселенную, в иную жизнь!.. Ведь тело человека умирает – в том нет сомнения – но чувства, как и душа, уносятся в Космос, во Вселенское Информационное Поле. Они принадлежат Вечности, то есть Непрерывному Времени – непрерывной линии!.. Иным человеческим поколениям остается в наследство Созерцание!.. Пользуйтесь люди счастьем, дарованным вам Богом!…
Но тут я вспомнил некоторые масонские шифры: "серебряное блюдо", "облик Иисуса", "вьющиеся волоса", "отрубленная голова". История Англии подарила нам память о Карле I – обезглавленном, приданному забвению в течение одиннадцати лет жизни этой великой страны без монархии. Затем все вернулось на круги своя – Карл I вновь будет боготворим народом…
Перед глазами замелькала надпись: "Двойная смерть!"… Конечно, так и должно все быть: Беата видела след не только своей будущей смерти, но она оплакивала и мою кручинную головушку!.. Где-то уже притаился "поганец Кромвель" и по мою душу… Но чему быть – тому не миновать!.. Мне необходимо приготовиться!..
К утру я оклемался и, встав с спозаранку, со страшной злостью пошел стрелять: я впечатывал пули из своего "ТТ" точно в цель, словно это были головы тех выродков, что угробили мою белокурую красавицу. О себе тогда я не думал, как никто не думает о возможной смерти заранее. Я прекрасно понимал, что этот неотвратимый момент когда-то обязательно придет, и его надо будет принимать с достоинством и почитанием, как и все то, что приходит от сверхъестественных сил.
Вечером воспоминания опять навалились на меня. Но теперь пришли картины из другого музея: первым портом остановки и разгрузки в Бразилии был Ильеус. Это был скорее курортный городишко. Там наше судно прижали к какому-то допотопному пирсу рядом с небольшими каботажными суденышками местного значения. Разгружались собственными судовыми кранами, ставя палубные контейнеры прямо на прицепы автомобилей. Волынка тянулась медленно, и я успел сходить в город: прошелся по пляжу, но на нем не было отдыхающих – сезон отдыха еще не начался, была ранняя весна, по здешним меркам пора холодная. Однако я мокнулся в водах океана просто из-за любопытства, чем вызвал удивление у местных жителей и одобрение у стаек мальчишек, бездельничающих с утра до поздней ночи в ожидании начала курортного сезона.
Немного пообсохнув, я двинул к центру городка: зашел в костел, посидел на скамье до начала службы, но когда почувствовал ощущение неуютности, то быстро удалился. Направился в глубину жилых построек – это были одно-двухэтажные особнячки с маленькими огороженными палисадниками. Пройдясь по параллельной пляжу улице, наткнулся на "Универсам" и забрел в него. Медленно прохаживал между рядами товаров, удивляясь тому, какое разнообразие продуктов и ширпотребы здесь было выставлено. Надолго застрял у стеллажа с винными бутылками: вина были на любой вкус и выбор, но больше, конечно, вин из Южной Америки. Тут-то меня оторвало от наблюдений странное обращение. Женщина пожилых лет на испанском уточнила: не желаю ли я поразвлечься с игривой особой, склонной к свободной любви. Маленький курортный городишко не внушал мне доверия, и я прекратил беседу со сводницей простым способом: бросил ей на английском – "I don't understand you!"… "Я вас не понимаю!" – это знаковая фраза, она воспринимается человеком, говорящим на любом языке, как отповедь агрессору. Она просто отшвыривает "назойливую муху" на страшно далекое расстояние, и возврата не может быть…
Видимо, чрезвычайная экспрессия ответа охолонила сводницу. Может быть, она и не поняла моего английского, но отстала, отдавая себе отчет в том, что оторвала сильно занятого мужчину от очень важного дела – от изучения невообразимого разнообразия сухих виноградных вин, прибывших сюда из разных стран. Скорее всего, и в Южной Америке понимают, что профессионалы никогда не смешивают женщину с вином. К вину я прикупил фруктов – то был картонный ящик, набитый спелыми плодами манго, бананов, ананасов – и вернулся на судно во вполне благодушном настроении. Отплывали ночью, и за вином я даже не заметил, как буксиры выволокли нас на рейд – в открытые воды. Дальше судно два раза вставало под разгрузку и погрузку – в Витории, Кампусе. Затем, с контейнерами набитыми в трюмы и размещенными на верхней палубе под завязку, судно поволоклось вдоль берега. Скоро мы воткнулись на рейд Рио-де-Жанейро, здесь – добавление груза. Позже была еще остановка в Сантусе. Но там была не погрузка, а тоже "перевал мелочевки". Снова наш маршрут выстелился дорогой в столицу Бразилии…
Подхватив нас на подходе к Рио-де-Жанейро, буксиры поволокли судно к контейнерному терминалу уже в сумерках. Меня всегда поражало величие огромной статуи Иисуса Христа. Он раскинул руки, словно желая обнять весь мир обездоленных, правых и не правых, грешных и безгрешных, только для того, чтобы отпустить грехи, приобщить всех к Богу, убедить следовать Высшим Заповедям. Подсветка выдирала статую из тьмы южной ночи, создавая впечатляющий рельеф видения Божества. В Рио-де-Жанейро взлетно-посадочная бетонная полоса аэродрома располагается вдоль берега, близко к воде. И здесь подсветка впечатляет, а планирующие на посадке и взлете огромные птицы, мигающие бортовыми огнями, тоже заряжают публику особым впечатлением, добавляют грома в нескончаемую музыку гуляний на набережной.
Попадая в Рио, чувствуешь себя в полном смысле человеком, прибывшим с корабля на бал, скорее, даже круглогодичный карнавал! Я лично сразу же отправлялся в один из ресторанов, расположенных недалеко от кромки воды. Для меня начинался спектакль, называемый "жизнь Белого Человека"… Мясные блюда, приготовленные вкуснее, чем в ресторанах, харчевнях любого южно-американского государства, я не встречал даже в пижонистой Европе. Вино здесь дешевое и абсолютно потрясающее по вкусу и разнообразию оттенков. Полагаю, что по этой части фора может быть дана даже винам помпезной, буржуазной Франции. К чревоугодию можно приобщить и женщину свободной профессии: многих своих моряков я потом лечил от микробных вторжений, возникающих в ходе скоротечной любви. Вот почему я предпочитал хранить верность своей замечательной Беате. Проще говоря, как только я удобно усаживался в ресторане за небольшой столик, попросив предварительно официанта никого ко мне не подсаживать, мысли улетали в сторону Германии, Гамбурга. Остановка полета – именно на той улице, где жила моя белокурая бестия. Кстати, почти в первый день нашего знакомства я задался целью выяснить, почему у моей дамы такое не совсем классическое немецкое имя? Оказалось, что ее предки – по женской и мужской линиям – сильно напутали в национальных предпочтениях своих избранников. В "кровавое русло" Беаты Хорст влилась кровь и французов, и итальянцев, и англичан… Разобраться во всем этом коктейле было практически невозможно, тем более с моей языковой и историко-этнографической подготовкой выпытать историю жизни всех родственников, носивших фамилию "Хорст" не представлялось возможным. Я быстро оставил бесполезную суету, а наслаждался имеющей место тканно-телесной и явной физиологической адаптивностью наших организмов. Такие ощущения чертили "прямую линию" явной генетической совокупности российского и немецкого генофондов со многими точками на ней, являющимися вехами исторических смычек двух больших народов. Иммануил Кант – этот чистейший девственник и мудрый созерцатель – помогал мне своими выводами о сущном. "Кто признает абсолютную реальность пространства и времени должны признать наличие двух вечных и бесконечных, обладающих самостоятельным бытием нелепостей пространства и времени, которые существуют только для того, чтобы схватывать собой все действительное"…
Вымачивал я душу в вине достаточно долго, съедая при этом, наверное, мощную бычиную вырезку. Каждый раз прежде, чем приготовить новую порцию жареного мяса, мне сперва демонстрировали исходный продукт – в его натуральном виде. Из него предлагали выбрать и указать искомое мясное поле. Клиент здесь всегда был прав, поэтому и ответственность за выбор переносилась на самого чревоугодника…
Время стоянки в Рио пролетало за ресторанным столиком, как один искрометный час… Следующим портом разгрузки был Буэнос-Айрес: здесь я повторил давно утвержденный мозгом и желудком ритуал. Только теперь из порта я прорывался через заслон проституток, толпившихся у ворот, поднимался в гору по главной магистрали минуя множественные харчевни, оставляя по правую руку шикарный ресторан железнодорожного вокзала, и, сместясь несколько влево, исчезал под кущами живописного бульвара. Там у меня был "пристрелен" давно полюбившийся небольшой ресторанчик, возглавляемый очень аппетитной хозяйкой. Ресторанчик был зажат с двух сторон двумя меховыми магазинами, и каждый раз у меня появлялась возможность выбрать и приобрести что-нибудь из шикарных "шкурок" для Беаты. В Германии такая "хурда" стоила баснословные деньги, ибо все пушное зверье перестрелял толстяк и узурпатор Геринг. А здесь все обходилось относительно недорого. Вот теперь появлялся повод "обмыть" новую покупку: хозяйка ресторанчика меня давно приметила и, скорее всего, понимала "многосторонность моего аппетита". Я обучил ее понятию – "обмыть покупку", она разделяла эту славянскую страсть. В сопровождении повара, "аппетитная попка" появлялась с вырезкой свежайшего мяса, и я совершал свой выбор, поражая женщину "волчьим аппетитом". Я-то это дела не только испытывая голод, но и ради рекламы загадочной страны Россия. Во мне таилась надежда на то, что она поймет простую истину: "Ненасытность в мясных блюдах – это показатель мужской потенции". Мне льстила перспектива привить женщине из далекой страны прививку уважения к безгранично широкой русской душе. Хотелось поселить уверенность, что все, живущие в России, – исключительно Орлы. Вроде бы мои "намеки" доходили до хозяйки ресторана, но я никак не попадал в нужное время в нужное место в этом огромном городе – во время работы серьезные любовные дела же не делаются!.. А все женщины в Аргентине исключительно серьезны в вопросах любви – это мы видим и по бесконечным современным телесериалам из Южной Америки.
