Марлон Джеймс - Краткая история семи убийств
И вот когда я за полгода уже подостыл в Нью-Йорке, мне поступил звонок. Похоже, слушок пополз. Дело в Саут-Сайде вышло неряшливым и топорным, но без срыва. Единственный минус – большие сопутствующие потери, ну да это что. Я был молодой, но не дурак; дерзкий, но умел прислушиваться, а здесь дело обещало быть легким. Жидяра, что вел бухгалтерию банды вот уже десять лет, вдруг впал в подозрительную задумчивость. Кто знает, виноват он или нет – налицо были всего лишь снимки, где он заходит в офис ФБР, а через три часа оттуда выходит. Свое дело жид сделал: чек обналичил. К тому же на момент звонка он так мне надоел, что я сам собирался шмальнуть его в ванне. Четырнадцатое декабря, четыре часа вечера. 207-я улица, еврейский Бронкс, где какие-то ямайские ниггеры со смешным акцентом, которые обычно тише воды, начали понемногу просачиваться в окраины. Два этажа и чердак. Замки я чпокаю с семи лет. Главное – это ступеньки; я надеялся, что они чем-нибудь покрыты, это маскирует скрипы. Никаких деталей мне не дали – не сказали даже, сколько в доме комнат, так что приходилось все сложности брать на себя.
Первая дверь оказалась стенным шкафом (тоже мне, какой дурак помещает стенной шкаф у лестницы); вторая вела в санузел, третья походила на спальню, поэтому я вошел, ощущая легкое неудобство от излишнего веса нового ствола. Пусто. Я спустился в прихожую и отворил последнюю дверь. Тот паренек сидел, прислонясь к спинке кровати, как будто б меня ждал. Бля буду. Сидит и смотрит в упор, я даже не сумел выстрелить. А затем понял, что он пялится не на меня, а просто в никуда. Короче, куда-то сквозь, и при этом надрачивает. Вот же дела. Если стрелять сейчас, можно перебудить весь дом.
– Они щас спят на чердаке, – сказал он. – Ты ж знаешь, как оно у пожилых: подавай им температуру пятьдесять градусов[225], и баста.
Не прошло и недели, как «Нью-Йорк пост» разродился говёхой насчет новоявленного Сына Сэма[226]. А затем мне позвонил Пако и попросил приехать к нему в Майами. Короче, ну его нах, этот Нью-Йорк, да и всю эту озабоченную Америку – сплошная Гоморра вперемежку с гемором. Здесь у них замораживают алмазы и используют их как кубики льда. В общем, я улетел оттуда первым же рейсом.
И вот мы сидим в «Анаконде», где до меня доходит, что про нью-йоркское дельце дошло уже и сюда: сообщение о двойном убийстве; дескать, муж с женой убиты во сне, оба застрелены в голову. В «Анаконде» кипит ночная жизнь; говорят, тут в артистической уборной готовится к выступлению Донна Саммер[227], а в VIP-зоне отдыхает и еще кое-кто из мира знаменитостей. Ко мне подходит братан по имени Бакстер; я знаю, что он перец ничего себе.
– Что, еще один мазафакер за солнечной ванной пожаловал? – смеется он, а затем его взгляд становится серьезным. – Хорошо ты там зачистил, в Нью-Йорке.
– Бог ты мой, да лишь бы мама-джама была довольна. Пако знает, что ты здесь?
– Да ну его нах, мелкого putito.
– Значит, не знает.
– Не, а серьезно, Джей-Джей: что ты здесь делаешь?
– Да вот, сушу весла. Брат притащил меня сюда из Нью-Йорка, там сейчас жарковато, надо слегка остудить задницу. Или кому-то здесь по ней напинать.
– А вот с этим давай в какой-нибудь другой клуб. В «Тропик Сити» через дорогу не пробовал?
– А здесь чем плохо?
– Древний китайский секрет.
– То есть?
– Слушай, я тебе озвучиваю только потому, что у меня к тебе нежные чувства.
– Что?.. Музыка, блин, громко орет.
– Видишь вон там кубинцев? Большой стол на шестерых?
– Да.
– Их тут нынче замочат.
– Откуда ты знаешь, что они кубинцы?
– Да ты на пиджачины их взгляни. У колумбийцев хоть какой-то вкус, а у этих… Мы за ними уже давненько ходим, да только застать их вместе никак не удавалось. Зато теперь всех за одним столиком подловили. Все равно что когда телка тебе за одну ночь и отсасывает, и в жопу дает. Двое из них неправильно мою шефиню терли, а она с такой хренью не мирится. Так что гореть им тут нынче, как в Сонгми[228]. Потеха будет что надо. Поимей в виду. Со всеми вытекающими.
– Понял, брат. Спасибо за наколку.
Пако я застал у барной стойки с какой-то телкой, которой он обеими руками обжимал титьки, как бы вместо лифчика.
– Эй, чувак, надо дуть отсюда: тут что-то серьезное затевается.
– Дуть? А в какое именно место? Я вот в хэ себе не дую, а с Шарленой знай балую. Хошь одну сисю дам помацать?
– Я серьезно, чувак. Мотать отсюда надо.
– Да брось ты, ну… Тут Донна Саммер выступает. А еще, говорят, в каком-то номере Джин Симмонс с Питером Криссом[229] китайскую цыпку на пару разделывают. Остынь, чувак, охолони: ты не видишь, я занят?
– Я тут что, по ушам тебе втирать пришел? Сейчас говно метнут в вентилятор – брызнет по всем углам. Так что перестань колупать эту блядву и слушай меня.
– Чёё? Кого ты, мля, блядвой назвал?
– Охолони, цыпа. Видишь – это ж гомосек. Не знает даже, с какой стороны к даме подгребать.
– Куда уж мне. Пако, реально, ну какого хера?
– Ну а ты какого, солнце мое?
– Я сейчас только перемолвился с Бакстером.
– Бакстер? Этот гондон здесь? Да ёшь твою медь, какого…
– Он здесь на работе, кретин. Он и еще дюжина громил.
– Бли-ин!.. Ну почему здесь? Такой милый клуб превратят в руины!
– Не знаю, но сейчас тут начнется разборка колумбийцев с кубинцами. Один из столиков размолотят в хлам.
– Ой, бля… Надо мне предупредить моего парня.
– Делай что хочешь, а я отсюда сваливаю.
Я отправился наружу, в то время как Пако, видимо, пошел известить о грядущем катаклизме своего кореша. На выходе я прислушался, недоумевая, что со мной – может, оглох? Выстрелов чего-то не слышно, но не прошло и пяти минут, как из «Анаконды» густо повалил народ, хотя стрельбы по-прежнему не слышалось. Пако, нагнав меня, сообщил, что сработала пожарная сигнализация.
– А своего кореша ты предупредил?
– А то. И вовремя. Он ведь там не один был: к нему из-за границы пять братовьев нагрянуло.
– Не один? Пять братовьев? Ты про стол с шестерыми кубинцами?
– Ну да. А что…
– Гре-ба-ный кре-тин! Ну надо ж быть таким опездолом! О, мазафакер!
В тот вечер я забронировал себе билет на Нью-Йорк, на первый же рейс. А когда выскочил в аэропорту из такси, меня там уже ждали четверо. Один в коричневом костюме с лацканами, как крылья, трое в рубашках-гавайках – красной, желтой и розовой, как гибискус. Отбиваться было бессмысленно.
Меня усадили и повезли – далеко, куда-то за Корал-Гейблс[230], мимо участков, где ничего, кроме деревьев; мимо дорог со знаками; мимо погнутых тропическим ураганом фонарных столбов; мимо каких-то двух клубов, где днем шаром покати. Оставили позади городскую среднюю школу – двухэтажную, с припаркованным впереди сиротливым «Мустангом».
– Доставить мы тебя должны живым, – сказал Розовый Гибискус. – Но это не значит, что цельным куском.
– Это все из-за прошлой ночи?
– Ага.
– Так это все из-за моего корешка Пако, дай ему бог здоровьица.
– Не знаем никакого Пако. Бакстер сказал, что наколку дал тебе.
– Так почему вы с Бакстера и не спросите?
– Да уж спросили. Со всей строгостью.
– Н-да. А ваш босс, он…
– Она. Кто знает, что ей на ум взбредет?
Я сказал, что она как громкий знак вопроса, но никто в машине не отозвался – не расслышали, должно быть. Я сидел и тупо смотрел, как Флорида за окном становится все однообразней в плане цвета.
– Мы все еще в Корал-Гейблс?
– Нет.
– Если она думает меня убить, то почему б вам, ребята, не сделать это прямо сейчас? А труп скормите какому-нибудь аллигатору.
– Потому что аллигаторов она для этого слишком уважает. А ты заткнись. Твой гребаный нуёркский акцент меня так достает, что…
– Чикагский.
– Да какая разница. Всё, приехали.
Впечатление такое, что за Корал-Гейблс мы и не выезжали. Припарковались на подъездной дорожке, на которую выбежали двое по пояс голых пацанов, – один, тот что гонится, с водяным пистолетом. Улица сонная, пустая. Через дорогу за «Мустангом» стоит синий «Шевроле». После Нью-Йорка с Чикаго все эти пригороды кажутся необъятно большими: до обозримого конца дороги всего один дом, две машины и три дерева, и та же самая хрень по другую сторону. А дом так похож на предыдущий и следующий, что кажется, это намеренно, а хозяин или хозяйка – chico или сhica — пытается всем своим видом хилять под средних американцев (для маскировки, что ли?). Хоромы-то, блин, какие… И при этом всего один этаж, будто лестница на второй может вызвать кислородное голодание от высоты. Все крыши, как на подбор, из желобчатой черепицы, различных оттенков пастели, – эта, например, синяя. В Корал-Гейблс довольно быстро бросается в глаза разница в материальном достатке – вон особняк, козыряющий своим шиком и лоском, а вон новодел, где добавленные комнаты торчат, как прыщи на харе. То есть из грязи в князи – вот вам, гляньте, бабло у меня теперь есть, так что нате вам!
