Джозефина Тэй - Мистификация. Загадочные события во Франчесе
— Мистер Чэдвик, — сказал Майлз Эллисон, — вы не находите, что это весьма запоздалый рассказ?
— Запоздалый?
— Да. Вот уже три недели дело не сходит со страниц газет и широко обсуждается публикой. Вы, наверно, знали, что двух женщин, которые здесь присутствуют, обвиняют в преступлении, которого, если верить вашим словам, они не совершали. Если Бетти Кейн, как вы утверждаете, все это время была с вами, а не в доме этих женщин, как утверждает она, почему же вы сразу не пошли в полицию и не рассказали обо всем?
— Потому что я ничего не знал.
— О чем?
— О деле против этих женщин. И об истории, которую рассказала Бетти Кейн.
— Как вы могли этого не знать?
— Потому что я опять был за границей по делам фирмы. Я узнал о деле только пару дней назад.
— Понятно. Вы слышали показания девушки и показания врача относительно состояния, в котором она появилась дома. Вы можете это как-нибудь объяснить?
— Нет.
— Это не вы ее избили?
— Нет.
— Вы говорите, что как-то вечером приехали, а ее нет.
— Да.
— Она собрала вещи и уехала?
— Да, во всяком случае, мне так показалось.
— То есть все ее вещи и чемодан, в котором они были, исчезли вместе с ней?
— Да.
— Однако домой она явилась без багажа, и на ней были только платье и туфли.
— Я узнал об этом намного позднее.
— Вы хотите сказать, что, когда вы приехали на дачу, там было все убрано, там никого не было и никаких следов поспешного отъезда?
— Да. Так все и было.
Когда вызвали свидетельницу Мэри Фрэнсис Чэдвик, еще не успев появиться в зале суда, она произвела сенсацию. Было ясно, что это «жена», и даже самый оптимистичный из зрителей не мог ожидать такого угощения, когда они толпились у входа в суд.
Фрэнсис Чэдвик была высокая миловидная женщина, натуральная блондинка, с отличной фигурой и со вкусом одетая, как манекенщица, начинающая чуть полнеть, но, судя по благодушному выражению лица, ничуть не переживающая на этот счет.
Она сказала, что действительно является женой предыдущего свидетеля и живет с ним в Илинге. Детей у них нет. Она по-прежнему время от времени работает манекенщицей — не потому, что ей это необходимо, а так, для карманных расходов, и вообще ей это нравится. Да, она помнит, как муж ездил в Ларборо, а потом в Копенгаген. Он вернулся из Копенгагена на день позднее, чем обещал, и ту ночь был с ней. На следующей неделе она начала подозревать, что у мужа появился интерес на стороне. Ее подозрения подтвердились, когда подруга сказала ей, что у мужа на даче гостья.
— Вы говорили об этом с мужем? — спросил Кевин.
— Нет. Это ничего бы не дало. Они липнут к нему как мухи на мед.
— Что же вы сделали? Как решили поступить?
— Как я всегда поступаю с мухами.
— Как именно?
— Я их бью.
— Итак, вы отправились на дачу, намереваясь прихлопнуть муху, которая там завелась.
— Вот именно.
— Ну и что же вы там увидели?
— Я поехала поздно вечером в надежде застать там и Барни.
— Барни — это ваш муж?
— Тот еще муж! То есть да, — торопливо добавила она, заметив неодобрительный взгляд судьи.
— Продолжайте.
— Дверь была незаперта, и я прошла прямо в гостиную. Из спальни раздался женский голос: «Барни, это ты? Я по тебе так соскучилась». Я вошла в спальню и увидела ее — она валялась на кровати в нижнем белье, ну прямо как в старом фильме. Видок у нее был не очень, я даже удивилась — у Барни отменный вкус. Она ела шоколадные конфеты из огромной коробки, которая лежала рядом, прямо на кровати. В общем, сцена из старого фильма тридцатых годов.
— Миссис Чэдвик, будьте так любезны, говорите по сути дела.
— Да, извините. Ну мы, как водится, поговорили…
— Как водится?
— Ну да, на тему: а что ты тут делаешь? Ну и еще, как водится у обманутой жены и потаскушки. И я уж не знаю чем, но она меня достала. Я не знаю, в чем тут дело. Я обычно веду себя в подобных ситуациях абсолютно спокойно. То есть, мы ругаемся напропалую, но без особых нервов. Но в этой потаскушке есть что-то такое, от чего меня с души воротит. Что-то такое…
— Миссис Чэдвик! Выбирайте выражения!
— Хорошо. Извините. Но ведь вы сами просили рассказывать своими словами. Наступил момент, когда я была больше не в силах выносить эту шлюшку — то есть я уже завелась, и она меня раздражала донельзя. Я стащила ее с кровати и влепила ей по физиономии. Ее это так удивило, что я чуть не расхохоталась. Она мне так и сказала: «Вы меня ударили!», а я говорю: «Привыкай, малышка, теперь я тебя частенько буду бить!», и влепила ей еще разок. Ну а потом мы подрались. Должна признаться, перевес был на моей стороне. Во-первых, я крупнее, а во-вторых, я была вне себя. Я сорвала с нее эти дурацкие тряпки, и мы дрались, пока она не поскользнулась на домашней туфле, которая валялась у кровати, и не растянулась на полу. Я подождала, пока она поднимется, но она все лежала, и я решила, что ей стало плохо. Я пошла в ванную, намочила полотенце и приложила ей к лицу. А потом пошла на кухню приготовить кофе. Я уже остыла и подумала, что она, когда тоже остынет, с удовольствием выпьет кофе. Я сварила кофе и оставила его на плите. А когда вернулась в спальню, поняла, что обморок она разыграла. Эта… эта девица смылась. У нее было достаточно времени, и я решила, что она наспех оделась и убежала.
— Вы тоже ушли?
— Я побыла там еще часок — думала, вдруг придет Барни, мой муж. Вещи девицы были разбросаны где попало, я покидала их в ее чемодан и убрала его в стенной шкаф под лестницей на чердак. Потом открыла все окна. Похоже, она просто поливалась духами. Барни так и не появился, и я поехала домой. Я с ним чуть-чуть разминулась — в ту ночь он все-таки приехал на дачу. А через пару дней я ему обо всем рассказала.
— И что он сказал?
— Он сказал, жаль, что мать не отлупила ее лет десять тому назад.
— Он не беспокоился за нее?
— Нет. Я сначала немного волновалась, пока не узнала, что она живет неподалеку в Эйлсбери. Ее туда кто угодно мог подбросить.
— Итак, он решил, что она отправилась домой?
— Да. Я сказала, может, стоит проверить? — в конце концов, она еще ребенок.
— И что он на это ответил?
— Он сказал: «Фрэнки, этот «ребенок» даст сто очков вперед хамелеону».
— И больше к этому вопросу вы не возвращались?
— Нет.
— Но, когда вы читали в газетах о деле во Франчесе, вы же должны были об этом вспомнить?
— Нет, я об этом даже и не подумала.
— Почему?
— Во-первых, я не знала, как ее зовут. Барни называл ее Лиз. И потом, мне и в голову не могло прийти, что пятнадцатилетняя школьница, которую похитили и избивали где-то в Милфорде, — та самая штучка, которую подцепил Барни. То есть, та девица, которая ела шоколадные конфеты у меня в кровати.
— Если бы вы поняли, что это она, вы бы обратились с показаниями в полицию?
— Разумеется.
— Вас бы не остановило то обстоятельство, что это вы ее избили?
— Нет. Я бы ее еще раз избила, будь у меня такая возможность.
— Я позволю себе от имени господина обвинителя задать вам вопрос: вы не собираетесь разводиться с мужем?
— Нет, конечно, нет.
— А эти показания — ваши и вашего мужа — это не результат тайного сговора?
— Нет. Зачем мне сговор? А разводиться с Барни я не собираюсь. Мне хорошо с ним, он отлично зарабатывает. Что еще нужно от мужа?
— Откуда мне знать, — вполголоса сказал Кевин и уже нормальным голосом попросил ее официально подтвердить, что девушка, о которой она говорила, это и есть та, Бетти Кейн, которая давала показания и находится сейчас в зале суда. Потом он поблагодарил ее и сел.
У Майлза Эллисона вопросов к миссис Чэдвик не было. Кевин уже хотел вызывать следующего свидетеля, но его опередил старшина присяжных.
Он сказал, что присяжные доводят до сведения судьи, что им уже все ясно.
— Кого вы хотели вызвать, мистер Макдермот? — спросил судья.
— Хозяина отеля в Копенгагене, ваша честь. Они останавливались в его отеле в интересующий нас период.
Судья вопросительно посмотрел на старшину присяжных.
Старшина посовещался с присяжными.
— Нет, ваша честь, мы считаем, что выслушивать этого свидетеля нет необходимости, но решение остается за вами.
— Если вы считаете, что выслушали достаточно показаний и вопрос о виновности обвиняемых для вас ясен, — я полагаю, дальнейшие показания не смогут существенно повлиять на ход дела — да будет так. Вы хотите выслушать адвоката защиты?
— Нет, ваша честь, спасибо. Мы уже приняли решение.
— В таком случае, мне нет необходимости выступать с заключительной речью? Вы хотите удалиться для совещания?
— Нет, ваша честь. Мы единогласны в своем решении.
23
