Джозефина Тэй - Мистификация. Загадочные события во Франчесе
Когда давать показания пригласили Бернарда Чэдвика, в зале беспокойно задвигались и поднялся недоуменный гул. Этого имени в газетах не было. Какое отношение имеет он к делу? Что он может сказать?
Бернард Чэдвик сказал, что закупает фаянс, фарфор и декоративные изделия из фарфора для оптовой фирмы в Лондоне. Женат, живет с женой в своем доме в Илинге.
— Вам приходится ездить в командировки по делам фирмы? — спросил Кевин.
— Да.
— Были ли вы в марте этого года в Ларборо?
— Да.
— Когда вы были в Ларборо, вы встречались с Бетти Кейн?
— Да.
— Как вы с ней познакомились?
— Она меня подцепила.
Зал суда тут же дружно выразил свой протест. Несмотря на подорванную репутацию Розы Глин и ее сообщницы, Бетти Кейн оставалась священной и неприкосновенной. О Бетти Кейн, которая так похожа на святую Бернадетту, нельзя отзываться так неуважительно.
Судья упрекнул публику за эту невольную демонстрацию, но также упрекнул и свидетеля. Он заметил, что тот выражается не совсем ясно, и попросил свидетеля, давая показания, придерживаться стандартного языка.
— Будьте любезны, скажите суду, как вы с ней познакомились? — спросил Кевин.
— Я как-то зашел в гостиную отеля «Мидленд» выпить чаю, и она… со мной заговорила. Она там пила чай.
— Одна?
— Да, одна.
— А может, это вы заговорили с ней первым?
— Да я ее вообще не заметил.
— Как же она обратила на себя ваше внимание?
— Она улыбнулась, я тоже улыбнулся и продолжал разбираться с бумагами. Я был занят. Потом она со мной заговорила. Спросила, что это за бумаги, и все такое прочее.
— Так вы и познакомились?
— Да. Она сказала, что собирается в кино и не пойду ли я с ней. У меня на этот день с делами было покончено, она премилая крошка, вот я и согласился, раз ей так хотелось. В результате на следующий день мы с ней встретились и поехали на машине за город.
— Вы хотите сказать по делам?
— Да. Она приходила, мы вместе ехали, потом обедали где-нибудь за городом, и она возвращалась к тетке.
— Она вам говорила о своей семье?
— Да, говорила, что дома ей очень плохо, никому до нее нет дела. Она часто жаловалась на других, но я ее не очень слушал. На мой взгляд, вид у нее был клевый.
— Какой?
— Она выглядела как девушка из обеспеченной семьи, ваша честь.
— Да? — сказал Кевин. — И как долго продолжалась эта идиллия в Ларборо?
— Оказалось, что мы уезжали из Ларборо в один и тот же день. Она возвращалась домой, потому что кончились каникулы (она и так их растянула, чтобы разъезжать со мной), а мне было пора лететь в Копенгаген по делу. Тут она заявила, что домой не собирается, и попросила взять ее с собой. Я сказал, так не пойдет. Я, конечно, уже не считал, что она невинное дитя, какой мне показалась в гостиной «Мидленда» — к этому времени я ее узнал получше, — но все-таки думал, что она неопытна. Ведь ей всего шестнадцать.
— Она сказала вам, что ей шестнадцать?
— Ей исполнилось шестнадцать в Ларборо, — сказал Чэдвик, криво усмехнувшись. — Это стоило мне губной помады в золотом футляре.
Роберт взглянул на миссис Винн и увидел, что она закрыла лицо руками. У сидевшего рядом с ней Лесли Винна был ошарашенный вид.
— Вы понятия не имели, что ей всего пятнадцать?
— Да. Я только на днях узнал об этом.
— Значит, когда она предложила поехать с вами, вы считали ее неопытной шестнадцатилетней девушкой?
— Да.
— Почему же вы изменили свое мнение о ней?
— Она… убедила меня в том, что это не так.
— Что не так?
— Что она неопытна.
— И после этого вы взяли ее с собой за границу, не испытывая никаких угрызений совести?
— Очень даже испытывал, но я уже знал, как с ней здорово, и не мог ее не взять, даже если бы и хотел.
— Значит, вы взяли ее с собой за границу?
— Да.
— Как жену?
— Да, как жену.
— И вы не испытывали угрызений совести по поводу переживаний ее родных?
— Нет. Она сказала, что у нее две недели до конца каникул, и дома будут считать, что она осталась в Ларборо у тетки. Тетке она сказала, что едет домой, а дома сказала, что остается у тетки. А поскольку они не переписываются, вряд ли бы дома узнали, что ее нет в Ларборо.
— Вы помните число, когда вы уехали из Ларборо?
— Да, она села ко мне в машину двадцать восьмого марта днем на остановке автобуса в Мейнсхилле. Там, где она обычно садилась на автобус, когда ехала домой.
После этой информации Кевин умышленно сделал паузу, чтобы до всех дошла ее значимость. В зале стало так тихо, что Роберт подумал, что даже если бы тут никого не было, тише быть уже не могло.
— Итак, вы взяли ее с собой в Копенгаген. Где вы там остановились?
— В отеле «Красные башмаки».
— Надолго?
— На две недели.
В зале пронесся удивленный шепот.
— А потом?
— Пятнадцатого апреля мы вместе вернулись в Англию. Она сказала, что должна быть дома шестнадцатого. А когда мы летели назад, сказала, что на самом деле должна была быть дома одиннадцатого, и что ее уже четыре дня ищут.
— Она умышленно ввела вас в заблуждение?
— Да.
— Она сказала, зачем она это сделала?
— Да. Чтобы ей нельзя было вернуться, Она сказала, что напишет домой, что нашла работу и все в порядке, и что не надо ее искать и о ней беспокоиться.
— Ей не было жаль родителей, которые ее так любят?
— Нет. Она сказала, что дома ей так скучно, что можно удавиться.
Сам того не желая, Роберт взглянул на миссис Винн и поспешно отвел глаза. Какая мука была у нее на лице!
— Как вы отнеслись к этой ситуации?
— Поначалу разозлился. Из-за нее я попал в переплет.
— Вы беспокоились о девушке?
— Да нет.
— Почему?
— К этому времени я уже знал, что она в огне не горит и в воде не тонет.
— Что конкретно вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что в любом положении, которое она создаст, пострадает кто угодно, только не Бетти Кейн.
При упоминании ее имени в зале вдруг вспомнили, что девушка, о которой идет речь, та самая Бетти Кейн. «Их» Бетти Кейн. Та, что похожа на святую Бернадетту. И по залу прошел шумок.
— Итак?
— Мы долго это мусолили…
— Что? — спросил судья.
— Мы долго это обсуждали, ваша честь.
— Продолжайте, — сказал судья, — и, пожалуйста, придерживайтесь стандартного языка.
— После долгих разговоров я решил, что будет лучше всего, если я ее отвезу к себе на дачу на берегу Темзы у Бурн Энда. Мы там живем в выходные летом и во время отпуска, а в остальное время там почти не бываем.
— Когда вы говорите «мы», вы подразумеваете вату жену и себя?
— Да. Она с готовностью согласилась, и я ее туда отвез.
— Вы остались с ней на ночь?
— Да.
— А на следующую ночь?
— Следующую ночь я провел дома.
— В Илинге.
— Да.
— А потом?
— Потом целую неделю подряд я ночевал на даче.
— А ваша жена не удивилась, что вы не ночуете дома?
— Не очень.
— Ну и чем это все закончилось?
— Как-то вечером я туда приехал, а ее уже нет.
— Что вы подумали?
— Ну, в последние дни ей стало скучно: заниматься хозяйством ей надоело через три дня, да и делать там было, в общем-то, нечего — поэтому, когда я увидел, что она уехала, я решил, что надоел ей и она нашла себе кого-то или что-то получше.
— Потом вы узнали, куда она ушла и почему?
— Да.
— Вы слышали сегодня, как Бетти Кейн давала показания?
— Слышал.
— Что ее насильно держали в доме неподалеку от Милфорда?
— Да.
— Это та самая девушка, которая ездила с вами в Копенгаген, жила с вами две недели в отеле, а потом на даче у Бурн Энда?
— Да, это она.
— Вы уверены?
— Да.
— Спасибо.
Кевин сел, а Бернард Чэдвик ждал вопросов от Майлза Эллисона. По залу пронесся вздох. Интересно, может ли лицо Бетти Кейн выражать еще какие-то чувства, кроме страха и торжества, подумал Роберт. Дважды он видел, как оно вспыхнуло торжеством, и один раз — когда старая миссис Шарп подошла к ней в тот первый день в гостиной — он видел на нем страх. Глядя на нее сейчас, можно было подумать, что она слушает биржевую сводку о цене на жиры. Он решил, что эффект внутреннего спокойствия объясняется строением ее лица. Этими широкопосаженными глазами, ясным лбом и невыразительным маленьким ртом с по-детски пухлыми губами. Именно это строение все эти годы скрывало настоящую Бетти Кейн даже от самых близких ее людей. Это был прекрасный камуфляж. Фасад, за которым она была такой, какой ей хотелось. Вот и сейчас на ней все та же невинная и безмятежная маска, как и в тот день, когда он увидел ее в школьной форме в гостиной во Франчесе. Кто бы мог подумать, что под этой маской бушуют страсти?