Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток
— Но ты была нужна мне, — мягко возразила Наташа, обнимая Иру и гладя ее по волосам. — И ты была нужна Бэлле Львовне. Мы обе тебя любили. Не надо думать о горьком и обидном, думай о хорошем. И выпей быстренько лекарство, у тебя уже глаза распухли.
Ира тыльной стороной ладони вытерла глаза и полезла в сумку за таблетками. Остаток вечера прошел спокойно, уже не было истерик, но были тихие слезы светлой печали по человеку, которого обе любили и рядом с которым прожили всю свою жизнь.
На девятый день Наташа позвонила Марику и после обычных слов соболезнования спросила, есть ли у него претензии на наследство.
— Это все твое, — грустно ответил Марик, — это по праву принадлежит тебе, если, конечно, у мамы не было других пожеланий. Мне ничего не нужно.
— Бэлла Львовна хотела, чтобы я взяла книги, а все остальное отошло бы Ирочке. Ты не возражаешь?
— Как я могу возражать? Раз мама так хотела, пусть так и будет. Спасибо тебе за все, Туся. Звони, не пропадай.
— Ты тоже звони, — дежурно ответила Наташа, в глубине души понимая, что Марик никогда больше ей не позвонит. Ему не интересны ни она сама, ни его собственная дочь. И Наташа тоже звонить не станет. Еще одна часть ее жизни оторвалась и улетела в бездну…
Через две недели после смерти Бэллы Львовны Андрей заявил:
— Я рассчитал домработницу.
— Что случилось? — испугалась Наташа. — Она сделала что-то не так? Что-то с деньгами?
— Нет-нет, что ты, — улыбнулся Ганелин, — Тамара — честнейшая тетка, ни копейки лишней в карман не положит. Просто она больше не нужна. Бэллы Львовны нет, а содержать помощницу по хозяйству для двух вполне самостоятельных женщин и одного молодого мужчины я не считаю правильным. Людмила на пенсии, свободного времени у нее много, вот пусть и занимается всем, чем положено, для себя и своей дочери. Сашка у тебя тоже вполне самостоятельный и зарабатывает на своей фирме неплохо, с какой стати держать для него домработницу? Финансово помогать ему — это другой вопрос, мы с тобой это и делаем. А ходить для него в магазин и стирать его носки — это ему будет слишком шикарно. Ты не согласна?
— Да нет, — растерялась Наташа, — в целом ты прав, конечно, но… Как-то неожиданно… Выходит, пока Бэлла Львовна была жива, ты считал, что это нормально, когда Сашка пользуется услугами домработницы.
— Наталья, не передергивай. Я никогда так не считал. Но, нанимая помощницу для Бэллы Львовны, было бы неприличным оставить в стороне всех остальных. Теперь же ситуация в корне иная. И кроме того, мы с тобой, кажется, договаривались, что будем постепенно приучать наш четвертый этаж жить самостоятельно. Уже полтора года, как они обходятся без тебя. Первый шаг сделан, пусть теперь обходятся без домработницы.
— Андрюша, это жестоко, — простонала Наташа. — Они же ничего не умеют, они никогда ничего не делали.
— Это не жестоко, это правильно, — твердо сказал Ганелин. — Считай, что это хирургическая операция. Больно, страшно, но необходимо.
— Но Люся и Катя не проживут на одну пенсию и одну стипендию! Мы с тобой платили домработнице и давали ей деньги на продукты, а что теперь будет? На что они будут жить?
— Будешь давать им деньги, только и всего, — пожал плечами Андрей. — Но ходить в магазин они будут сами, и у плиты стоять, и у раковины тоже будут сами. И полы мыть, и стирать, и пылесосить. Я не понимаю, чего ты так боишься. Ты же делала это всю жизнь — и ничего, не сломалась, не развалилась. Так почему они не могут? Не умеют? Научатся. Не вижу никакой катастрофы.
Наташа и сама понимала, что Андрей прав, ну куда это годится — содержать домработницу для двух здоровых молодых студентов и одной пенсионерки, тоже вполне здоровой и совсем еще не старой, всего-то шестидесяти одного года. Может быть действительно пора прекратить заниматься этой благотворительностью? Одно дело деньги, и совсем другое — повседневная работа по дому. Деньги она будет давать по-прежнему, а все остальное пусть делают сами.
Ей трудно было примириться с новым положением вещей, ночью Наташа спала плохо, в мозгу всплывали нелепые картины: квартира на четвертом этаже постепенно покрывалась пылью, крупные лохмотья которой свободно летали по воздуху, на кухне день ото дня росла, превращаясь в Монблан, гора невымытой посуды, а оконные стекла чернели от грязи до тех пор, пока в комнатах не делалось абсолютно темно. Утром, готовя завтрак для Андрея, Алеши и себя, она все время думала о том, что будут есть сегодня утром Люся, Катя и Сашка. А вдруг у них ничего нет? Они ведь еще не приспособились к тому, что нужно обо всем заботиться самим, наверное, даже в магазин вчера не сходили, по привычке полагая, что домработница все купит и все приготовит.
Она уже проводила Андрея на работу и сына в институт и одевалась, чтобы ехать на съемку, когда позвонила Люся.
— Наташа, что это значит? Тамара мне вчера сказала, что вы ее уволили. Я была уверена, что она пошутила. Но сегодня утром она не явилась к нам. Как это понимать?
— Так, как она сказала. Мы ее рассчитали. Она больше не будет у вас работать.
— С какой это стати? Почему ты за нас решаешь? Она же у нас работала, а не у тебя. Какое ты имеешь право…
— Материальное, дорогая, — насмешливо ответила Наташа. — Пока я оплачиваю ее труд, я имею право решать, работать ей у вас или нет. Возьми себя в руки и посмотри правде в глаза. Домработницу я нанимала только для Бэллочки, потому что обязана была о ней позаботиться. А о тебе должна заботиться твоя дочь, а не я. Вам с Катей просто повезло, что вы жили рядом с Бэллочкой, поэтому и вам перепала возможность бездельничать. Но теперь с этим покончено. Я буду каждый месяц давать вам деньги на продукты, но ни на что большее вы рассчитывать не должны. Я доходчиво объяснила?
— То есть ты хочешь сказать, что мы с Катюшей должны будем обслуживать твоего оболтуса? — зашипела в трубку Люся. — Или ты собираешься забрать его в свои хоромы?
— Не собираюсь. И обслуживать Сашу не нужно, он сам себя покормит, тем более что он и дома-то почти не бывает, только спать приходит. Убирать места общего пользования будете по очереди, как положено в коммуналке. Ты, помнится мне, раньше этого не делала, мама тебя берегла, и в нашу очередь уборкой занималась либо она, либо я. Вот и попробуй для разнообразия, может быть, это придаст новый импульс твоему литературному творчеству. Заодно и Катю приучишь заниматься хозяйством, ей это тоже пойдет на пользу, в семейной жизни пригодится. Извини, Люся, мне нужно бежать, я опаздываю.
Сестра пыталась сказать еще что-то возмущенное и обиженное, но Наташа уже повесила трубку. Поздно вечером примчался голодный Сашка и прямо с порога заявил:
— Мать, ну ты даешь! От кормушки отлучила без предупреждения. Катька в трауре, тетя Люся рвет и мечет. Покормишь?
— Конечно, — рассмеялась Наташа. — Хочешь к нам переехать?
— Ну уж нет, это вам фигушки с макушкой! Я уже к свободе привык. Это Алешке с вами хорошо, вот пусть и живет здесь, а мне нужна свобода маневра. Кстати, где этот шпингалет? Я с ним уже два дня не виделся.
— Шпингалет пошел с девушкой в клуб на дискотеку.
— Во! Ему тоже со дня на день свобода понадобится. Если что — пусть возвращается к нам, у нас теперь комнат навалом.
— Можно подумать, я твою свободу так уж сильно ограничивала, — фыркнула Наташа, наливая сыну полную тарелку супа.
— Не, мать, не в том дело, что ты меня ограничивала. — Саша схватил ложку и начал жадно есть. — Вкусно — смерть! А белого хлеба нет?
— Есть, сейчас отрежу. Так в чем же дело, если я тебя не ограничивала?
— В том, что я, как нормальный человек, тебя стесняюсь. Я же понимаю, что если мы живем вместе, то я должен все время звонить, докладываться, когда приду, куда ушел, зачем пошел, кто у меня в гостях, с кем я дружу, с кем, пардон, сплю. А там я ни перед кем не отчитываюсь, никто меня ни о чем не спрашивает, кого захотел — того привел, куда захотел — туда ушел. Один раз в день позвонил тебе, сообщил, что жив-здоров, узнал, что у тебя все в порядке, и вопрос закрыт. Ты только не обижайся, ладно?
— Я не обижаюсь, — с улыбкой ответила Наташа, — мне тоже когда-то было девятнадцать лет, не думай, что я родилась сорокалетней. Что ты будешь на второе, котлеты или эскалоп?
— И то и другое, давай две, нет, три котлеты и один эскалоп.
— Не треснешь? — с подозрением спросила она.
— Не, в самый раз будет. И жареной картошечки побольше, — добавил Саша, наблюдая, как Наташа разогревает на сковороде оставшуюся после ужина картошку.
— Сашенька, ты можешь меня внимательно послушать? — спросила она, когда сын насытился и не спеша пил чай с конфетами.
— Локаторы приведены в действие, — бодро ответил он. — Готов к приему информации.
— Тебе придется научиться заботиться о себе самому, — начала Наташа. — Разумеется, здесь для тебя всегда открыты двери, ты можешь, если захочешь, завтракать у нас, обедать и ужинать. Но убирать свою комнату ты должен будешь сам. И самое главное — по очереди с Катей и Люсей делать уборку в местах общего пользования. Я имею в виду прихожую, коридор, ванную, туалет и кухню.
