Сергей Царев - Предательство. Последние дни 2011 года
— Где народ? — поинтересовалась Таня.
— Варлам побежал за пивом, Карен — за рыбой, а Карина пошла готовить салат. Кстати, она собиралась к тебе.
— Я была у тети Гюльнары. Ладно, я пойду ей помогать и тоже что-нибудь приготовлю вкусненькое.
Сергей остался один и откровенно убивал время в ожидании партнеров. Он впервые обратил внимание, что виноград, который мощным зонтом защищал стол от дождя, рос от забора. Поднявшись на уровень забора, виноград перекинулся на беседку и дальше на стенку дома. Гроздья винограда, а это был виноград сорта «изабелла», склонялись над столом. Встав на стул, можно было легко дотянуться до любой грозди. На отдельных ягодках повисли капли дождя, готовые упасть в любое мгновенье. Одна из капель попала на голову Сергея, он поднял голову. Прямо над ним свисала огромная гроздь почти спелого винограда. Еще неделю, дней десять, и он полностью созреет, и можно будет готовить вино. Для многих виноделов сорт «изабелла» считается низкосортным, но Сергей, который сам готовил вино, с удовольствием пил вино из этого винограда на черноморском побережье, считая это частью отпускного ритуала.
Время шло, надо было освободить стол и убрать карты. Механически перетасовав карты и разместив их в колоду, Сергей подумал о силе нюансов в игре. Даже имея сильную карту, можно проиграть, и причина в раскладе или ходе (темпе) — возможности вовремя разыграть нужную масть.
* * *— Можно быть сильным, но это не всегда обеспечивает победу, — сказал Владимир Михайлович, отставив бокал вина. — Изменить ситуацию могут расклад сил участников и выверенные ходы.
— Это сказано относительно США? — поинтересовался Сергей Георгиевич.
— Да. Надо признать, что США пока остается единственной сверхдержавой, как бы ее ни критиковать. Но мир изменился, но на политическом поле значительно укрепились Китай, Россия и другие страны. Американцы не хотят признать это.
— И это будет причиной конфликтов в дальнейшем?
— Думаю, что да.
— Не думаю, что в следующем году что-то серьезное произойдет в отношениях ведущих стран, — вступил в разговор Олег Борисович. — Только в арабском мире будет неспокойно.
— Согласен, в следующем году основные политические игроки будут заняты выборами и проблемами в собственных странах. Противоречия будут накапливаться…
— Как напряжение в металле? — предложил сравнение Сергей Георгиевич. — Не уверен, что американцы не попытаются использовать оппозицию против участия Путина в выборах президента России.
— У Путина, я говорил, нет достойного соперника, поэтому результат выборов предопределен. Американцев устраивал Медведев, теперь им придется иметь дело с Путиным, а он менее податлив и имеет свой взгляд на роль России в мире. И это будет сильно расстраивать американцев, они будут совать палки в колеса.
Владимир Михайлович не успел дальше развить тему — ему позвонили на мобильный телефон. Сославшись на необходимость встречи, Владимир Михайлович быстро покинул ресторан, а Олег Борисович и Сергей Георгиевич продолжили застолье.
За чашкой кофе разговор незаметно коснулся личных тем. Олег Борисович неожиданно напомнил Сергею Георгиевичу:
— Помните, я рассказывал о Кате, моей подруге в студенческие годы. Когда я женился на Ольге Петровне, мне казалось, что этот факт затмит все остальные эпизоды. Я действительно счастлив. Только Катя периодически вспоминается. И с этим я ничего не могу поделать.
Лицо Олега Борисовича выражало смущение и определенную растерянность, словно он сам не ожидал, что сделает такое признание. В этой ситуации нельзя было допустить паузы, чтобы Олег Борисович не замкнулся. Сергей Георгиевич не стал обсуждать предложенную тему, к ней надо было вернуться после того, как Олег Борисович освободится от напряженности.
— У каждого человека в памяти откладываются отдельные эпизоды — они могут быть связаны с определенным интервалом времени, а могут быть лишь мгновениями. Они — эти эпизоды — словно кирпичики памяти определяют нашу суть. В жизни у меня были трудные этапы, и в такие моменты эти кирпичики и согревали, и придавали силы. Без них, мне кажется, человек превращается в парусник без руля — куда ветер дует, туда он и двигается, просто перекати-поле.
Сергей Георгиевич сделал небольшую паузу и продолжил:
— Я сам удивляюсь, когда неожиданно вспоминаются какие-то эпизоды. Почему они, а не другие зафиксировались в памяти? Может быть, так нужно памяти — это нечто вроде сладкого приза для мозга?
— Может быть, — согласился Олег Борисович, вернувшийся в свое естественное состояние — уверенности и спокойствия.
— Очень редко меня посещают воспоминания относительно одного эпизода в моей жизни. Я завершал, кажется, восьмой класс. Ажурные металлические ворота в нашем дворе мы, ребята, использовали в качестве перекладины для подтягивания — достаточно было открыть калитку и подпрыгнуть, чтобы ухватиться руками. В то утро я, как всегда, вышел во двор и после небольшой разминки, пошел к воротам. Подтянулся и обомлел — с третьего этажа за мной наблюдала девушка удивительной красоты. Я так и повис, забыв все.
На этом месте Сергей Георгиевич прекратил свой рассказ, а Олег Борисович стал проявлять нетерпение и начал задавать наводящие вопросы:
— Потом ее видели?
— Да, днем, после школы, когда играли в футбол. Она опять стояла на балконе третьего этажа и с любопытством поглядывала на нас. Не знаю, на кого, но всем казалось, что она именно на него смотрит.
— Сумели с ней познакомиться?
— Не удалось. На следующий день утром я ее видел, она опять стояла и смотрела, как я подтягиваюсь. А потом неожиданно исчезла, также неожиданно, как и появилась. И вот главный вопрос: почему в водовороте событий, в переплетении многих лет этот маленький штрих нет-нет и неожиданно вспоминается?
— Может быть, она была очень красивой, красивой той красотой, которая тогда казалось эталоном?
— Может быть, — согласился Сергей Георгиевич. — Хотя, если честно признаться, лица не помню, осталось лишь ощущение.
Мужчины выпили и продолжили разговор о превратностях судьбы, избирательности памяти и не скрывали, что счастливы.
* * *— Видел?
— Что видел? — резко переспросил Сергей, словно не понял, о чем спрашивает Леня, его одноклассник, живший в соседнем доме.
— Не что, а кого?
— И кого? — Сергей продолжал делать вид, что не понимает, о чем его спрашивают.
— Девушку, которая была на третьем этаже.
— Поэтому ты смазал пенальти?
Леня не ответил, а Сергей не хотел признаться, что во время игры периодически поглядывал на незнакомку. Ему казалось, что она именно на него смотрела, а Лене нечего было проявлять неоправданный интерес.
— Наверное, к кому-нибудь приехала, — предположил Леня. — Как это узнать?
Настырность Лени стала раздражать, и Сергей решил взять инициативу в свои руки:
— Конечно, она к кому-нибудь приехала, не с неба же упала. Ты успокойся и забудь, я все выясню и тебе расскажу. Вечером Виталик придет с занятий, его расспрошу.
Виталик жил на третьем этаже, был он на год старше Сергея и Лени, ходил в школу изобразительного искусства и редко играл во дворе. Разговор с Леней не получил продолжения, и тому виной была бабушка Лени, которую первым заметил Сергей:
— Леня, твоя бабушка, кажется, ищет тебя.
Леня мгновенно вскочил с лестницы, на которой они сидели, и через подъезд, чтобы бабушка не видела, обходным путем полетел домой.
— Леню не видел? Чтоб он провалился, целый час его дома жду, два раза обед подогревала, ушел на одну минуту, а обед успел дважды остыть. Когда я умру, тогда он поймет, сколько хорошего я для него делаю.
— Зачем умирать? Леня заглянул ко мне, спросил про уроки и пошел домой. Думаю, что он давно сидит и кушает.
Сергей, не моргнув глазом, соврал и прикрыл Леню. Он видел, как тот со стороны улицы успел пробежать вдоль ворот.
— Как же тогда я с ним не столкнулась? Нет, этот ребенок меня похоронит. Ни одного дня покоя. Только и делает, что меня хоронит, каждый день отнимает жизнь.
Она повернулась и пошла домой, а Сергей еще долго слышал ее причитания. Он, естественно, ничего не сказал, но подумал, что бабушка за последние десять лет ничуть не изменилась, и можно было считать, что в этом заслуга Лени. Сергей улыбнулся и посмотрел на удаляющую старуху, которая в разговорах о своей предстоящей смерти так закалилась, что никакая коса, инструмент смерти, ее не возьмет.
