Александра Маринина - Чувство льда
– Дима, Дима, – мягко и чуть насмешливо проговорила она и сделала большой глоток ароматного чая, – ты ничуть не изменился за эти годы, ничуть не повзрослел, так и остался мальчишкой, только поседел. У тебя есть проблема, а как ее решать – должна придумать я. Ничего не напоминает? Двадцать пять лет назад ты, нищий инженер, вчерашний выпускник института, решил жениться на богатой старой деве при хоромах, как ты выразился, и маме с деньгами и возможностями и тем самым разом решить все свои финансовые и жилищные проблемы. А как сделать так, чтобы эта старая дева вышла за тебя замуж, она же сама и должна была придумать. Заметь, не ты, а она, ты умел придумывать только условия: чтобы было где жить и на что жить, и чтобы теща не мешала, и чтобы дети были только свои, никаких чужих племянников. Прошло двадцать пять лет. Старая дева за это время стала выдающимся специалистом в своей области, написала кучу серьезных монографий, учебников и научно-популярных книг, воспитала целую плеяду учеников и возглавила направление в науке. А чего добился ты за четверть века? Занимался тем, что женился и разводился в поисках выгодной партии? Или чем-то более существенным? В который раз ты женат?
– Во второй. Ну хорошо, допустим, ты права, я ничего не достиг. И что с того? Мне все равно нужны деньги, и я хочу, чтобы ты мне их достала.
– Нет, – отрезала Любовь Григорьевна.
– Тогда я всем расскажу. Не только твоим племянникам, а всем. Все узнают, что ты собиралась сделать, на что меня подбивала. Ты этого хочешь?
– Дима, если ты это сделаешь – я умру. И денег ты все равно не получишь. Ты можешь выйти на площадь и кричать о том, что я убийца, но я повешусь или выброшусь из окна, и с кого ты будешь требовать свои деньги? Даже если я останусь жить, если у меня не хватит решимости умереть, я тебе все равно не заплачу, потому что в этом не будет никакого смысла. Все и так будут знать, что я – убийца, если, конечно, поверят тебе, в чем я очень сомневаюсь, так за что мне платить тебе? Моя жизнь станет невыносимой, тяжелой, полной страданий, но твою-то проблему это никак не решит. Ты все равно будешь жить так, как живешь сейчас. Я предлагаю тебе другой вариант.
Колосов насупился, поднял стакан, выпил виски одним глотком.
– Какой?
– Я буду заниматься с твоей дочерью. Если не хочешь, чтобы это была лично я, заниматься будет кто-нибудь из моих учеников, кто хорошо владеет методиками. Я много повидала детей-инвалидов, которых из-за болезни не отдавали в детский сад и в школу, я знаю, как с ними работать, чтобы они быстро развивались, чтобы как можно раньше раскрывались их способности, а у кого есть – и таланты. Общение со сверстниками необходимо для развития навыков адаптации и для последующей социализации, без этого общения даже самый талантливый от природы ребенок не найдет своего места в обществе и в жизни. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. И я умею преодолевать эту проблему, я умею делать из больных детей, сидящих дома, активных, полноценных и успешных людей. Твоя девочка с блеском окончит школу и поступит в институт, это я могу тебе гарантировать. Она получит ту профессию, какую сама выберет, а не ту, которую дают в вузах, куда поступить полегче. Она станет высококлассным специалистом и будет заниматься любимым делом и зарабатывать хорошие деньги. Она не станет здоровой, но она будет счастливой. Вот это я могу тебе обещать.
– Мне нужны двести тысяч, – угрюмо повторил он.
– У меня их нет. У меня есть только мои знания и умения, и их я готова предоставить тебе в полном объеме. Я вольна распоряжаться только этим. Бери, если хочешь. Если нет – значит, нет. Но больше мне нечего тебе предложить. Больше у меня ничего нет.
– Неправда. Все издательство знает, какие твой племянник дарит тебе цацки. Бриллианты, изумруды, платина. Ты можешь все это продать.
– Дима, Дима… – Любовь Григорьевна укоризненно улыбнулась, – ну как же ты не можешь понять? Это же так просто. Я дам тебе денег, ты пойдешь на базар и купишь на них рыбу. Рыбу вы съедите, и деньги рано или поздно кончатся. Я предлагаю тебе научить твою дочь ловить рыбу самостоятельно, и тогда ни она, ни вы с женой не будете зависеть от того, даст добрый дядя вам денежек или пожадничает, и вам придется подыхать с голоду. Нельзя ставить свою жизнь в зависимость от чужих денег, надо все делать самому, только так можно быть уверенным в завтрашнем дне. Квартира, которую ты купишь, может сгореть вместе с чудесной новой мебелью, а образование, которое получит твоя девочка, ее умения и навыки, ее профессия никуда не денутся, они всегда будут с ней и, значит, с тобой, и они всегда принесут вам кусок хлеба. И еще одно, Дима: если твоя дочь будет сидеть дома в обществе твоей жены, пока не станет разумной и самостоятельной, она никогда не будет счастливой, потому что твоя жена сможет научить ее читать, писать и считать, но она никогда не даст ей возможности развиваться так, как развивались мои племянники. Ты же видел их, правда? Им было по двенадцать лет. Вспомни, какими они были, как много знали и умели. И посмотри, чего они добились. Саша – состоятельный бизнесмен, владелец известного на всю страну издательства, Андрюша читает лекции и пишет книги, он разработал свои собственные теории, может быть, спорные, но очень и очень неординарные, у него совершенно нестандартное мышление. И твоя дочь будет такой же, даже, наверное, лучше, потому что за долгие годы я наработала много новых методик и много чему научилась. Ты просишь у меня денег всего лишь на квартиру. Я предлагаю твоему ребенку обеспеченное и счастливое будущее.
– Я не могу ждать, пока настанет это счастливое будущее! Я хочу сегодня, сейчас, сию минуту начать жить, как нормальный человек! Я хочу, чтобы мой ребенок жил в светлой просторной квартире, чтобы у нее были хорошие игрушки и хорошая одежда. Сейчас, а не через двадцать лет. Ты можешь это понять?
– Могу, – кивнула Любовь Григорьевна, – могу, Дима. У нее будет просторная светлая комната в твоей новой квартире, хорошие игрушки и хорошая одежда. Но чему это поможет, когда через двадцать лет она окажется одна в огромном мире, к которому не умеет приспособиться? У нее не будет навыков общения с людьми, она будет их бояться, она не сможет учиться в институте и не сможет нигде работать, потому что до пятнадцати лет просидела дома у маминой юбки и ничего сложнее таблицы умножения не выучила. У нее будет куча проблем, и ни хорошие игрушки, ни хорошая одежда, которые у нее были в раннем детстве, этих проблем не решат. Если заниматься с ней по моим методикам, то через год она спокойно пойдет в школу и будет правильно подсчитывать хлебные единицы, делать себе уколы и ни за что не съест того, чего есть нельзя.
– Это все слова.
– Да, – согласилась она, – это слова, но ты их не слышишь, потому что думаешь только о деньгах. Да забудь ты о них, наконец! Ты живешь во власти мифов, ты им веришь и не хочешь думать сам, потому что за тебя уже все давно придумали. Власть денег – это миф, Дима. И то, что деньги решают все, – это тоже миф. Они решают действительно многое, но далеко не все. Твоя проблема не в том, что у тебя мало денег, а в том, что твоя дочь может не стать счастливой. Но эту проблему за двести тысяч долларов не решить. Я же предлагаю тебе решение.
Колосов помолчал, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.
– Не возражаешь, если я закурю?
– Я и раньше не возражала, – улыбнулась Филановская. – Мне нравилось, что ты куришь, тебе идет. Дима, обещай мне подумать над моими словами. И перестань присылать мне эти дурацкие письма. Захочешь поговорить – позвони.
Она вытащила кошелек, положила на стол свою визитку с номерами телефонов и пятисотрублевую купюру и встала.
– Не провожай меня.
Сделала шаг, остановилась, обернулась к Колосову.
– Как зовут твою девочку?
– Татка, – рассеянно ответил он, стряхивая пепел с кончика сигареты. – Тамара.
– Значит, Тамара, – усмехнулась Любовь Григорьевна. – Надо же, как она тебя… Столько лет прошло, а ты все забыть не можешь. Видел бы ты ее сейчас! Старая, морщинистая, сумасшедшая.
Колосов поднял на нее глаза, в которых блеснуло что-то похожее на нежность.
– Она меня от греха отвела. Пока жив, буду ей благодарен за это. И ей, и мальчикам. Знаешь, Люба, столько лет прошло, а я так и не понял, как можно было их ненавидеть. За что?
– Тебе не понять, – холодно сказала она, поудобнее перехватывая дорогую сумочку из натуральной кожи. – Всего доброго. Звони.
* * *Виктор Евгеньевич Огнев совсем замучился, допрашивая по очереди братьев Филановских. Он не сомневался, что один из них – убийца, а другой пытается спасти любимого брата, но быстро и ловко разобраться, кто есть кто, у следователя не получалось. Оба с уверенностью говорили о собственных мотивах, и получалось довольно убедительно. Правда, некоторые, совсем небольшие расхождения имелись в описании момента убийства, а также по эпизоду о краже пистолета, но ведь Огнев и сам не знал, как было на самом деле, поэтому не мог отличить правдивые показания от ложных. Что же касается ответа на вопрос, а куда, собственно, этот самый пистолет делся после убийства, то тут братья были на удивление единодушны: ни тот, ни другой этого не помнили. «Был в шоке, ничего не соображал, куда-то выбросил, куда – не помню». Оба признавшихся находились после убийства на свободе и могли обмениваться любой информацией, в том числе и подробностями о совершении преступления. Если преступник – Андрей Филановский, то брат, узнав о его признании, поспешил на выручку и оговорил себя. Если же оговорил себя Андрей, чтобы спасти брата, то получалось, что Александр, узнав об этом, явился с повинной, потому что не мог допустить, чтобы его брат безвинно пострадал. В общем, ничего не получалось… Однако братья вели себя по-разному, Александр был агрессивно-напорист, Андрей, напротив, меланхолично-спокоен, и поскольку с директором издательства Виктор Евгеньевич чувствовал себя не очень уверенно, он решил усилить давление на Андрея, который по крайней мере хоть голос не повышает. И вообще, он как-то мягче, с ним проще.
