Эдгар По - Заколдованный замок (сборник)
На долину вскоре опустился тот особый молочный туман, который бывает только в пору индейского лета, и от этого все вокруг стало еще более смутным и неопределенным. Этот теплый туман был настолько плотным, что порой нельзя было различить очертания предметов даже в десяти ярдах. Долина была чрезвычайно извилиста, а поскольку солнце совершенно погрузилось в непроницаемую пелену, вскоре я потерял всякое представление о том, в какую сторону иду. Тем временем морфин оказал свое обычное действие: каждая мелочь в облике окружающего мира стала казаться мне важной и необыкновенно интересной. В трепете ветки ясеня, в оттенках стебельков травы, в очертаниях трилистника клевера, в жужжании шмеля, в сверкании росинки, в дыхании ветра, в свежих ароматах, доносившихся из леса, — во всем чувствовалась целая вселенная таинственных намеков, все давало пищу для пестрого хоровода причудливых и бессистемных мыслей.
Погруженный в них, я шел несколько часов подряд, а туман становился все гуще, и в конце концов мне пришлось двигаться на ощупь в самом буквальном смысле слова. И тут мною овладела болезненная тревога, дитя нервной нерешительности и робости. Я боялся сделать лишний шаг, опасаясь, что под моими ногами вот-вот разверзнется бездна. Вдобавок мне стали вспоминаться довольно странные истории, которые рассказывают об этих самых Крутых горах, в частности — о каких-то свирепых полудикарях, которые обитают в здешних рощах и пещерах. Тысячи неясных фантомов — еще более тягостных из-за своей неясности — тревожили мой дух и усугубляли овладевшую мной робость.
Внезапно мой слух поразил громкий барабанный бой.
Изумление мое, как вы сами понимаете, было безграничным. Эти горы никогда не слышали барабана. Даже если бы надо мною прогремела труба архангела, я и то удивился бы меньше. Однако вскоре мое недоумение и любопытство возросли многократно — раздалось оглушительное бряцание, точно кто-то совсем рядом встряхнул связку огромных ключей, и в следующее мгновение мимо меня с воплем пронесся полуобнаженный смуглый человек. Он был так близко от меня, что я почувствовал его горячее дыхание и ощутил запах его пота. В одной руке он держал странный инструмент, состоящий из множества железных колец, которые он энергично встряхивал на бегу. Не успел он скрыться в тумане, как следом, хрипло дыша, пробежал крупный зверь с оскаленной пастью и горящими глазами. Я не мог ошибиться — то была гиена!
Вид этого чудовища несколько развеял мои страхи, теперь я вполне убедился, что сплю, и попытался заставить себя очнуться. Я смело и решительно сделал несколько шагов. Протер глаза. Громко закричал. Ущипнул себя за щеку и запястье. А когда заметил маленький ручеек, присел на берегу, наклонился и ополоснул руки, смочил голову и лицо. Все это немного рассеяло смутные ощущения, угнетавшие меня. Я снова стал прежним человеком и твердо двинулся вперед по неизведанной тропе.
Наконец, утомленный ходьбой и тяжелой духотой, разлитой в воздухе, я присел под деревом, чтобы немного отдохнуть. Тем временем сквозь туман пробились бледные солнечные лучи, на траву легли пока еще прозрачные, но уже отчетливые тени деревьев. Я долго смотрел на эти тени, борясь с невольным изумлением. Их очертания буквально ошеломили меня. Я поднял глаза и взглянул вверх. Надо мной слегка покачивалась пальма!
Я вскочил, как ошпаренный, охваченный жутким волнением, ибо больше уже не мог убеждать себя, что вижу все это во сне. Я отлично сознавал, что вполне владею всеми своими чувствами, но теперь эти чувства распахнули передо мной целый мир новых и совершенно необычных ощущений. Жара в считанные минуты стала невыносимой. Ветер приносил все более странные и незнакомые запахи. До моих ушей донесся мерный плеск, словно неподалеку струила свои воды большая, но спокойная река, и к этому плеску примешивался хаотический гул множества человеческих голосов.
Пока я прислушивался, изумленный до последнего предела, короткий, но сильный порыв ветра, словно мановение волшебной палочки, унес в сторону завесу тумана.
Я увидел, что нахожусь у подножия высокой горы, а передо мной расстилается обширная равнина, по которой несет свои воды величественная река. На берегу стоял город восточного облика — вроде тех, о которых мы читаем в арабских сказках, но гораздо более своеобразный, чем какой-либо из них. Находясь высоко над городом, я мог видеть сверху каждый его уголок и закоулок, словно они были начерчены на плане. Бесчисленные улицы разбегались во всех направлениях, беспорядочно пересекая друг друга. Собственно говоря, это были даже не улицы, а узкие и длинные переулки, заполненные шумными толпами. Городские дома поражали своей причудливой живописностью. Повсюду балконы, галереи, минареты, храмы, святилища и круглые оконца с резными деревянными решетками. Множество многолюдных базаров привлекали покупателей бесконечным разнообразием товаров, представленных в неописуемом количестве. Там были шелка, муслины, сверкающие клинки, великолепные драгоценные камни и жемчуг, пряности и благовония. И повсюду взгляд натыкался на паланкины и носилки с закутанными в покрывала знатными женщинами, на слонов в расшитых золотом и шелком попонах, на безобразных каменных идолов, барабаны, знамена, гонги, копья, серебряные и позолоченные палицы стражников. И среди этих толп, среди всей этой суеты, по запутанному лабиринту улочек, в окружении сотен тысяч темнокожих и желтокожих людей в тюрбанах и свободно ниспадающих одеждах, бродили стада украшенных лентами храмовых быков и коров, а полчища грязных священных обезьян прыгали, лопотали и визжали на карнизах, на кровлях домов и в оконных нишах. От заполненных людьми улиц к берегу спускались широкие каменные лестницы, ведущие к местам омовений, а сама река, казалось, с трудом прокладывает себе путь между целыми флотилиями тяжело нагруженных судов, под которыми скрывалась от глаз поверхность воды. За городом тянулись ввысь рощи кокосовых и масличных пальм и других экзотических деревьев неслыханной высоты и толщины. Взгляд выхватывал среди зелени то рисовое поле, то крытую пальмовыми листьями крестьянскую хижину, небольшой водоем, одинокий храм, а то и стройную смуглую девушку, спускающуюся к берегу величавой реки с медным кувшином на голове.
Вы, конечно, скажете, что все это мне привиделось во сне. Но клянусь, что это не так. В том, что я видел, слышал и чувствовал, больше того — даже в том, что я думал тогда, не было ни одной из тех особенностей, которые присущи сну. Все было строго логично и неразрывно связано в отдельных частях. Вначале, усомнившись, не чудится ли мне все это, я использовал несколько различных проверок, и они убедили меня, что я бодрствую и сознание мое остается ясным. Ведь когда человеку снится сон, а во сне он подозревает, что все происходящее ему всего лишь снится, это подозрение обязательно находит подтверждение в том, что спящий вскоре просыпается. Если бы я сразу не заподозрил, как только это видение явилось передо мной, что оно может быть сном, тогда оно, несомненно, и оказалось бы сном и ничем другим. Но раз уж я заподозрил, что оно может быть сном, и всесторонняя проверка не подтвердила эти подозрения, то приходится считать его чем-то иным.
— Я полагаю, что в этом вы не ошиблись, — кивнул доктор Темплтон. — Но продолжайте: итак, вы встали и спустились в город.
— Да, я встал, — продолжал Бедлоу, удивленно взглянув на доктора, — как вы верно заметили, и спустился в город. По пути я оказался в огромной толпе, запрудившей все дороги и двигавшейся в одном направлении. Поведение этих людей свидетельствовало о крайней степени возбуждения. Внезапно, словно под действием какого-то непостижимого толчка извне, я проникся всепоглощающим личным интересом к тому, что происходило вокруг. Я почувствовал, что мне предстоит сыграть какую-то важную роль, хотя и не знал, в чем она может заключаться. Вместе с тем эта толпа внушала мне глубокую враждебность. Я поспешил отделиться от нее и добрался до города окольными путями.
В городе я обнаружил невероятное смятение и неразбериху. Небольшой отряд воинов в наполовину восточных, наполовину европейских одеждах, под командованием офицеров в мундирах, напоминающих британские, отражал натиск городской бедноты, многократно превосходящей их численностью. Я присоединился к защитникам города, взял оружие одного из убитых офицеров и вступил в бой, хотя и не знал, против кого. Тем не менее я сражался с той яростью, которую рождает лишь отчаяние. Однако вскоре нас начали теснить, и нам пришлось укрыться в здании, напоминавшем какой-то павильон. Там мы забаррикадировались и смогли перевести дух. В узкое оконце под самым сводом павильона я увидел, как многотысячная бушующая толпа окружила мраморный дворец, стоявший над самой рекой, и бросилась на приступ. Не прошло и нескольких минут, как в одном из окон этого дворца, выходивших к реке, появился некий человек в роскошных одеждах. Спустившись вниз с помощью связанных между собой тюрбанов своих приближенных, он ступил в спешно поданную ему лодку и переправился на противоположный берег реки.
