Роберт Голдсборо - Пропавшая глава
— Вы Патрисия Ройс?
Она кивнула, но открывать не спешила.
— Я расследую смерть Чарльза Чайлдресса, — сказал я, говоря громче, чем следовало бы. — Можно мне войти?
— Вы из полиции? Ко мне уже приходили.
— Нет, я частный сыщик и служу у Ниро Вульфа. — Я извлек из кармана закатанное в пластик удостоверение и показал ей через стекло.
Патрисия Ройс пожала плечами. Затем тяжело вздохнула и открыла дверь.
— Про Ниро Вульфа я слышала, — сказала она, — да и ваше имя мне знакомо. Не знаю, что тут расследовать, но, раз уж вы пришли… Пойдемте.
Тон её звучал не слишком вдохновляюще, но я поспешил воспользоваться приглашением, пока она не передумала.
Лелея по пути свое поцарапанное самолюбие, я последовал за ней в квартиру на втором этаже. Патрисия ввела меня в крохотную гостиную, обставленную в ультрасовременном стиле. Меня усадили на металлический с кожаной обивкой стул, который выглядел (и оказался) страшно неудобным, а сама Патрисия пристроилась на диване, изготовленном по спецзаказу человека, сложенного пополам под прямым углом.
— Я очень признателен за ваше согласие поговорить со мной, — начал я. — Должно быть, вам тяжело пришлось в последние дни?
— Да, — кивнула Патрисия Ройс, разглядывая поношенные передки кроссовок. Голос у неё был певучий. — Скажите, вы с мистером Вульфом представляете какую-нибудь страховую компанию?
— Нет. Наш клиент — частное лицо, считающее, что мистера Чайлдресса убили.
— Да что вы? Господи, и кому только такое могло в голову взбрести?
На её не знающем косметики лице — вполне, впрочем, приятном, — не отразилось ровным счетом ничего. Глядя на нее, я с упоением разглядывал веснушки, щедро усыпавшие вздернутый носик. Всю жизнь обожаю веснушки, есть грех.
— Сам точно не знаю. Насколько мне известно, тело обнаружили вы?
Патрисия пригнулась вперед, пристроив тонкие бледные руки между коленок; синие глаза, не задерживаясь на мне, закружили по комнате.
— Я вас от чего-то отвлекаю? — спросил я секунд пятнадцать спустя, с трудом скрывая раздражение.
— Что? Ах да — нет, нет, конечно. — Она встрепенулась так, будто я вывел её из летаргического сна. — Да, тело нашла я… Я уже рассказала полицейским и какому-то репортеру, который ко мне приезжал, что пошла к Чарльзу — его квартира всего в нескольких кварталах от моей, — чтобы поработать на его компике. Я часто поступала так в его отсутствие. У меня тоже есть персональный компьютер, но он сломался.
Патрисия встряхнула головой и уставилась в какую-то точку над моей головой. Я уже решил, что она снова забылась, но на сей раз оцепенение длилось всего пару секунд. — В последний… да, вторник… я позвонила утром Чарльзу, чтобы узнать, можно ли воспользоваться его компьютером — мой как раз забарахлил. Чарльз всегда мне позволял, вот и тогда он сказал, что весь день будет отсутствовать, допоздна. Часа в три я пошла к нему и… нашла его.
— Где?
— Вам это и в самом деле необходимо? — в голосе Патрисии прозвучал надрыв. — Разве вы не знаете, что я самым подробным образом рассказала все это полицейским?
— Мисс Ройс, я понимаю, что вам тяжело, но очень хотел бы услышать все подробности из ваших уст.
Она обвела взглядом гостиную и лишь потом кивнула.
— Хорошо, будь по-вашему. Кофе хотите?
Я, поблагодарив, отказался, а Патрисия, откинувшись на спинку дивана, провела рукой по волосам.
— Хорошо, так на чем я остановилась? Ах да, я пошла к Чарльзу, открыла своим ключом дверь… Он дал мне ключ давно, несколько лет назад. Я вошла и… О, вы ничего не записываете?
Я улыбнулся:
— У меня прекрасная память.
Патрисия попыталась улыбнуться мне в ответ, но вышло это у неё неважно.
— Могу вам только позавидовать. Когда-то, в Хартфорде, я по окончании школы устроилась в газету, но без записной книжки и шагу не могла ступить. Особенно, когда интервью брала. Потом, правда, догадалась диктофон купить. Ну да ладно… Войдя в квартиру, я прошла в дальнюю спальню, которую Чарльз переделал под кабинет, и… увидела его на полу, возле письменного стола. Пистолет лежал рядом. Крови почти не было. Совсем чуть-чуть, на… виске. — Она устало провела рукой по лицу, бледность которого подчеркивала яркую синеву её глаз. — Ну вот, это, наверное, все. Он был уже мертв. Я позвонила в полицию, и они примчались. Очень быстро, буквально через несколько минут.
— Вы узнали пистолет?
— Да, это был пистолет Чарльза. Во всяком случае, он выглядел точь-в-точь, как тот, который Чарльз приобрел в январе или феврале. Он даже показал мне, где его держит — в тумбочке возле кровати. На всякий случай, сказал он, если вдруг кто-то вломится в квартиру, пока я работаю.
— Мне сказали, что в ближайших домах и даже в самом доме Чарльза было несколько краж со взломом.
Патрисия кивнула, изучая свои руки.
— Да, именно поэтому он и решил обзавестись оружием. Но, вы знаете, я много думала об этой истории и пришла к выводу, что, возможно, он и в самом деле задумал покончить с жизнью…
— Так вы уверены, что это все-таки самоубийство?
Патрисия Ройс скрестила на груди руки и расправила плечи. Я вдруг тоже почувствовал непоборимое стремление расправить плечи. Еще десять минут в её обществе — и я перениму все её повадки.
— Конечно, уверена! — воскликнула она. — Кто мог желать его смерти?
— А что могло побудить его покончить с собой?
— Я же сказала, я много думала на этот счет. Я очень хорошо знала Чарльза — он был сильно подвержен настроениям. Особенно остро переживал неудачи. Даже когда на горизонте не было ни облачка, он был склонен к хандре. Даже к депрессии. А в последнее время он был заметно удручен.
— Почему?
— По ряду причин, — ответила она, нахмурив хорошенький лобик. Затем на полминуты замолчала, раскачиваясь взад и вперед. Наконец продолжила. — Во-первых, рецензии на его книги были не слишком благоприятные. Особенно на последнюю. Вы их читали?
Я помотал головой из стороны в сторону.
— На мой взгляд, его книги прекрасные, — сказала она. — Может, я и не вполне объективна, что вполне объяснимо, но я свято убеждена: его романы про Барнстейбла ничуть не уступают книгам Дариуса Сойера. Несправедливые рецензии здорово попортили Чарльзу кровь, особенно — мерзкая статейка, которую тиснул в «Газетт» этот паршивый Хоббс. И ещё Чарльз переживал из-за того, что в «Монархе» — издательстве — его не ценят по достоинству.
— А вы согласны с такой самооценкой Чарльза?
— Мистер Гудвин, — сказала она, избегая моего взгляда, — вы вновь обращаетесь не по адресу. Вы, должно быть, знаете, что я тоже писательница. Разумеется, не столь известная, как Чарльз, но четыре романа я опубликовала — действие в них происходит в восемнадцатом веке. На рабовладельческом Юге или в Англии. Думаю, что каждый писатель в той или иной степени страдает паранойей. Всем нам кажется, что нас недооценивают или, в крайнем случае, воспринимают не как должно. А в случае Чарльза это чувство ещё усиливалось тем, что условия последнего контракта вообще казались ему оскорбительными. А потом наложилось ещё одно обстоятельство…
— Продолжайте, прошу вас, — пришпорил я Патрисию, опасаясь, что она опять погрузится в летаргию.
Патрисия возвела глаза к потолку.
— Вы знаете, что он был помолвлен и собирался жениться?
— Да, что-то слышал, — уклончиво признал я.
— Это правда, — пробормотала она, по-прежнему не сводя глаз с потолка. — Женщина эта — её зовут Дебра Митчелл — весьма привлекательная, а также довольно известная; она работает на телевидении. Так вот, в последние недели Чарльз стал мучиться сомнениями на её счет.
— А почему, не знаете?
Патрисия сомкнула губы. потом кивнула.
— Чарльз не слишком охотно распространялся на эту тему, но я заметила, что он был серьезно обеспокоен ее… желанием прибрать все к рукам. Эта женщина подавляла его. А Чарльз всегда был совершенно независимой личностью; он не выносил ни малейшего принуждения.
— А не подумывал ли он о том, чтобы порвать с ней?
Вновь задумчивый кивок.
— Мне показалось, что да. Я никогда не вторгалась в его личную жизнь наши отношения складывались иначе. Однако за несколько дней до… этого трагичного случая он сказал мне нечто такое, что я впрямь решила: их отношения висят в воздухе.
— Не вспомните, что именно он вам сказал?
— Постараюсь. Я как раз зашла к нему поработать на компьютере. Чарльз уже собирался уходить, но перед самым выходом обронил, что «приговорен к вечному холостячеству». Именно так. Я запомнила, потому что чуть позже он повторил эту фразу.
— А вы не знаете, не расторг ли он помолвку?
— Нет, — ответила она, чуть приподнимаясь и подворачивая под себя ноги. — Он ничего не говорил, а я не спрашивала.
