Михаил Бадалян - Проклятие Вермеера
— Я надеюсь, это твоя последняя из этих сигар, — улыбнулся Савинов, сморщив нос.
— Я тоже очень на это надеюсь, — гримаса Савинова вызвала смех Влада.
— Ну что ж, посмотрим, — повел бровями Савинов. — Разреши поздравить тебя с феноменальным успехом, который имел Христос. Ты бы видел, что творилось в зале! Потрясающе! Я не могу описать словами. Покупатели сцепились, как голодные псы из-за кости. Жаль, что тебя там не было.
Савинов отодвинул пепельницу в сторону и положил на столик объемистый кейс из натуральной кожи. Щелкнув замками, он развернул его в сторону Влада. Глазам последнего предстало умилительное зрелище: плотные рады пачек долларов.
— Твоя доля. — Савинов откинулся на спинку кресла и пустил дым в потолок. — Тут ровно пять миллионов.
Влад демонстративно загасил свою сигару и притянул кейс к себе. Взяв в руки одну из пачек, он провел по ней большим пальцем, наслаждаясь шелестом купюр. Кинув пачку обратно, Влад захлопнул кейс и поставил его рядом с собой на пол.
— Саквояжик я тебе потом верну, — усмехнулся он.
— Я вижу, ты доволен, — сказал Савинов и, сделав жест, будто пьет за чье-то здоровье, разом осушил стакан.
— Еще бы! — ухмыльнулся Влад. — Пять миллионов на улице не валяются.
Скривив рот в усмешке, он продолжил:
— Одолжи мне еще пачку своих сигарет, — Влад порылся в карманах. — Свои я, очевидно, где-то оставил.
— Ну, слава Богу! — обрадовался Савинов. — Наконец-то избавишь мой нос от этой вони.
Савинов наклонился к столу и бросил на него пачку Пэлл Мэлла.
— Изготовлены по моему заказу, — сообщил он. — И тебе рекомендую.
— Угу, — прогундосил Влад, прикуривая от зажигалки. — Спасибо. Боюсь только, мне этих денег хватит не надолго, если я начну увлекаться такими сигаретами.
— Нахал! — рассмеялся Савинов и встал со своего места.
Пора было спускаться вниз и встречать в малахитовом зале гостей, приглашенных на его, Николая Савинова, новоселье…
Еще в самолете, который должен был доставить его в Питер, Влад вынул из кейса пять пачек денег, к которым после недолгого раздумья добавил шестую. Защелкнув замки на кейсе, он рассовал деньги по карманам.
Внизу уже проносились леса и зеленые поля. Водоемы зеркалом блестели на солнце. Через несколько минут лайнер приземлился в аэропорту Петербурга.
Задержавшись на трапе, Влад увидел выехавший на летное поле Мерседес. Сбежав по ступенькам, он быстрым шагом подошел к машине, сел на заднее сидение. Сидевший за рулем белобрысый парень со стриженым загривком, не дожидаясь распоряжений, пустил двигатель, и тяжелая машина, медленно развернувшись, тронулась в путь.
Закурив одну из савиновских сигарет, Влад улыбнулся чему-то хорошему и откинулся назад. Докурив до конца, он достал из небольшого бара бутылку виски и плеснул немного на дно хрустального бокала. Залпом осушив его, он взялся за телефон и набрал нужный ему номер. После нескольких гудков в микрофоне послышался голос:
— Антон у телефона. Слушаю вас…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
(за год и семь месяцев до описываемых событий)
Всю свою сознательную жизнь Антон Маревич мечтал о славе великого художника. Очень часто, работая в своей мастерской над очередной картиной, он откидывался на спинку стула и, закрыв глаза, предавался мечтам…
В своем воображении Антон рисовал себя умудренным годами старцем в бархатном кафтане, с палитрой в руке. Перед ним на мольберте очередной шедевр… Прадо, Метрополитен-музей, Лувр, Эрмитаж мечтали заполучить в свои собрания хотя бы этюд кисти Маревича. Его полотна экспонируются рядом с творениями Рембрандта, Леонардо, Боттичелли. Им восхищаются. Его сравнивают с неподражаемым Вермеером.
Но стоило открыть глаза…
Способности к рисованию проявились у Антон уже в раннем детстве. Стены подъезда, в котором проходили его юные годы, были сплошь разрисованы лошадьми и сражающимися легионерами. В дальнейшем любовь к живописи привела тринадцатилетнего Маревича в мастерскую местного художника Каменского. Будучи человеком незаурядным, Каменский, тем не менее, не смог пробиться в люди. Единственным утешением на старости лет стал для него маленький Антошка. Талант мальчика раскрывался с каждым днем. Когда Антон на конкурсе молодых художников Советского Союза получил золотую медаль за свой рисунок в стиле XVII века, радости старого учителя не было конца.
Но все-таки что-то мешало Маревичу осуществить свою мечту. Техника его была совершенна, колорит картин безукоризнен, но… Как однажды признался Каменский, у мальчика не было искры божьей.
Антон днями не выходил из залов картинных галерей и музеев, копируя старых и новых мастеров, тщетно пытаясь постичь их секреты. У него получались прекрасные копии! Но при попытке создать что-то свое, Маревич натыкался на непреодолимый для себя барьер. Картины его были обворожительны. Но это было все, что угодно: Ватто, Лорран, Пуссен… но не Маревич!
…В этот час залы Эрмитажа обычно пустовали. Это позволяло Антону, отгородившись от остального мира, священнодействовать со своими красками. На этот раз он пытался разгадать Рубенса. Иногда в зал входил служащий музея. Он подходил к Антону, увлеченному работой, несколько минут разглядывал копию, сравнивая ее с оригиналом, и продолжал свой обход.
На небольшую группу людей, медленно переходящих из зала в зал, Маревич не обратил никакого внимания. Спустя несколько минут один из них подошел и встал у него за спиной. Привыкший к подобным зрителям, Антон продолжал работать.
Еще несколько мазков, и копию можно будет считать завершенной…
— …мне кажется — это какой-то газ. Во всяком случае, следов механического воздействия на нем нет…
Сознание медленно возвращалось, но голоса и звуки были еле различимы. Казалось, он находился в густом тумане, сошедшем с картин Моне. Антон попытался протереть глаза, но руки не слушались его.
— Слава Богу! Кажется, он приходит в себя, — женский голос раздался совсем радом. — Доктор Трошин! Доктор Трошин! Он открыл глаза!
— Не кричите так, Карина. Вы поднимите на ноги всю больницу, — несколько раздраженно отозвался мужчина в белом халате. — Позвоните лучше лейтенанту Егорову. Он хотел немедленно поговорить с больным после того, как он очнется… Да, чуть не забыл. Позвоните также ко мне домой, передайте Анжеле, что я задержусь.
Карина — высокая стройная брюнетка, чуть покраснев, молча кивнула и, опустив глаза, вышла из палаты.
Антон уже отчетливее осознавал все, что происходило вокруг. В палате остались двое. Высокий грузный мужчина в белом халате, очевидно, тот, кого девушка назвала доктором Трошиным. Второго Антон не видел. Слышен был лишь его гнусавый голос. Он находился где-то сзади.
Что-то заставило Антона вздрогнуть: мужчина, стоящий за спиной… музей… Рубенс… Дальше мысли путались. Голова налита свинцом, во рту ужасная сухость. Где он? Кто эти люди вокруг?
— Воды, — Антон с трудом узнал свой голос.
Тотчас мужчина, стоящий у изголовья кровати, поднес стакан с водой к его высохшим губам.
— Вам лучше, Антон? — спросил он, склонившись над ним.
— Где я? Кто вы? — каждое слово болью отдавалось в голове. — Я вас не знаю.
— Мы с вами знакомы, — возразил тот. — Я — Эдуард Серов, помощник директора Эрмитажа. Вы у нас работали последние два месяца. Сейчас вы в больнице, но ничего страшного не произошло. Скоро вам будет лучше.
Гулкие шаги в коридоре возвестили о прибытии лейтенанта Егорова. В палату без стука вошел гигант в штатском, заполнив собою все помещение.
— Спасибо, что позвонили, — от его голоса задребезжали стеклянные полки в больничных шкафах. — Ему уже лучше?
— Что вы орете? — голос доктора Трошина, казавшегося рядом с лейтенантом лилипутом, дрожал от волнения. — Вы находитесь в больнице, а не на плацу.
Карина, вошедшая в палату вслед за лейтенантом, тихо хихикнула.
— Я сказал что-нибудь смешное, Карина? — Трошин с укоризной посмотрел на медсестру. — Или вас кто-то щекочет?
На этот раз расхохотался сам Егоров.
— Да прекратите вы! — закричал, не выдержав, доктор. — Что за балаган?!
— Ваш голос, я думаю, тоже не способствует скорейшему излечению больных, вмешался в разговор Серов, подмигнув при этом Карине.
Та тут же залилась краской и выскочила из палаты.
— Прошу прощения, доктор Трошин, — лейтенант понизил голос, который, тем не менее, не стал настолько тихим, чтоб его можно было воспринимать, не морщась.
— Еще тише, — Трошин взял себя в руки. — Даю вам пять минут на разговор. Не больше.
Егоров подошел к койке, на которой лежал Маревич.
— Вы меня слышите? — лейтенант перешел на шепот.
— Да, я вас слышу, — Антон, во время перебранки лежащий с закрытыми глазами, с трудом раскрыл их и посмотрел на лейтенанта. — Может, вы мне объясните, что происходит?..
