Авторская редакция - Опция поиска. Книга четвертая из серии «Сказки мегаполиса»
больше не могла спокойно сидеть в уютной глыбокоречинской блинной, попивая
компот и рассматривая прохожих. Она метнулась через тесный зальчик на выход,
торопливо доставая ключи от машины и ругая себя последними словами.
Если Лёньки дома не окажется, она заявит в полицию, и плевать, что там про
нее подумают. Ну и пусть думают, что она истеричка или, того хуже, брошенная жена,
а ее муж – кобель, хрен с ними со всеми. И пусть только попробуют ей отказать,
сославшись на идиотские правила, пусть только попробуют… Она им устроит… Лера
гнала Миху в Москву.
Был вечер. Ранний, солнце пока высоко, но ей еще ехать и ехать. Она устала,
как собака, она вымоталась за этот никчемный день, а тревога, запустившая клещи
под ложечку, муторно вытягивала жилы. На душе погано.
Не отрываясь от руля, Лера поочередно набирала домашний номер и номер
Лёнькиного сотового. Домашний гудел длинными безнадежными гудками, которые
уступали очередь автоответчику. Автоответчик насмешливым Лёнькиным басом
оповещал об отсутствии хозяев, а его сотовый все время был недоступен.
И когда она уже дошла до тупого и безнадежного отчаяния, домашний
запиликал тоненькими «занято». Это случилось на подходе к московской кольцевой,
и Лера радостно выдохнула. Значит, он не в лапах мафии, значит, Лера успеет его
предупредить.
Она подкатила к обочине и вновь набрала номер. А потом поставила
автодозвон. И сидела, уставившись на дисплей смартфона, ожидая ответного
сигнала.
Она просидела так минут десять, не меньше, пока не раздались длинные
гудки. Сейчас он снимет трубку, и Лера скажет, что скоро приедет. Без объяснений.
Просто: «Сейчас приеду».
Про девочку Юлечку она поведает мужу дома. И они вместе подумают, как им
быть. Возможно, Леонид совсем не в курсе дочкиных подвигов, если решил подарить
ей бизнес. Но мы это исправим. А может, Валерия вообще все не так поняла про это
дарение, и самое умное, что сегодня же должна сделать, так это спросить у Лёньки
напрямик. А не психовать, с готовностью уверовав в его низость.
Трубку муж снимать не спешил.
Лера угрюмо слушала мерные безжизненные звуки и размышляла. А во
сколько, интересно, на московский вокзал прибыла электричка с Тоней Турчинской на
борту?
Зашибись. Выходит, нету никаких трагедий. По крайней мере, в жизни ее мужа.
Или как теперь лучше Валерии его называть? Бывшего мужа? Официального мужа?
Воропаев, конечно, дома. И, конечно, он не один. Хотя, возможно, что все еще
один и только готовится к встрече с любимой. Не с Лерой, нет. С любимой. Но, что
совершенно точно, с законной женой он разговаривать не желает. Аппарат у них
навороченный, с определителем, и муж в курсе, кто рвется с ним пообщаться. Он не
готов выяснять отношения, особенно перед встречей с любимой.
Ну что же, тогда Лера побеседует с автоответчиком. И Лера опять набрала
номер.
Со злым задором, чтобы голос не показался несчастным, объявила, что все
поняла, не дура. «Тебе настолько неприятно со мной разговаривать? Предполагаю,
что видеть меня тем более. Расслабься, мешать не стану. И надоедать тоже. И домой
не приеду, можешь быть уверен. Мне есть, где жить, сколь угодно долго».
И нажала на кнопку «отбой».
– Это кто, мамашка твоя вякала? – с глумливой усмешкой спросил второй,
остановившись напротив дивана.
Она мотнула головой, не вдаваясь в подробности. Пока она не знала, как
лучше себя вести и что сказать. А так – вроде бы и не сказала, а вроде бы и
ответила.
Первый, вернув телефонную трубку на базу, скомандовал:
– Поехали. Проверь коридор и выводи девку. Смотри, цыпа, только без
фокусов, – это уже к Юле.
Второй ухватил ее за руку и выдернул с дивана, где она все это время сидела,
силясь понять, что за хрень происходит.
Проходя мимо саквояжа, который валялся на полу в коридоре, второй ткнул
кроссовкой кожаный бок. В нутре что-то брякнуло. Он наклонился и расстегнул
молнию. Присвистнул. Поднял голову и посмотрел насмешливо на Юлю.
– Уважаю, – сказал второй и приподнял саквояж, примериваясь прихватить.
– Охренел? – процедил первый.
– Да ладно тебе, не пузырься, – ответил второй, а первый, сплюнув, вышел в
лифтовый холл.
Любовь Матвеевна повернула голову на шум мотора и всмотрелась в другой
конец дачной улицы, отороченной с обеих сторон зеленой подпушкой кустов акации и
шиповника. По освещенной мягким закатным солнышком асфальтированной дорожке
медленно и сторожко пробирался тяжелый джип семейства «мерседес». Было то
самое время суток, когда члены дачного сообщества в сопровождении своих внуков,
собак и кошек совершали ежевечерний променад, и джип, конечно же, должен быть
осторожным, если не хотел отдавить хвост какой-нибудь кудлатой псине или обидеть
бестолковое дитё, переехав передним правым его веселый резвый мяч.
– Соседка ваша прибыла? – спросила Валентина Федоровна с двадцать
второго участка. – И как вы с ней ладите-то, Любовь Матвеевна?
Дамы коротали вечер на лавочке рядом с калиткой, ведущей на садовый
участок Любови Матвеевны и находящейся через три дома от садового участка
Валентины Федоровны, и Любовь Матвеевна как раз делилась с Валентиной
Федоровной рецептом консервированного салата из кабачков, моркови и лука, а
Валентина Федоровна ей говорила, что ах, какой чудный салат, и она себе
непременно закатает на зиму несколько баночек.
– А что в этом такого, Валентина Федоровна? – прикинулась Любовь
Матвеевна.
– Да как же, что такого? Это же не женщина, а асфальтовый каток. Я, к
примеру, ее побаиваюсь. Хотя, вам, может, и привычно, у вас сестра тоже с
характером.
Любовь Матвеевна с лавочки встала и сказала безразличным голосом:
– Вы заходите как-нибудь, Валентина Федоровна.
И пошла неторопливо к калитке. Она не любила, когда намекали на ее
мягкотелость.
Но разве она мягкотела? Просто она не заводится из-за ерунды, а многие
считают это чуть ли не бесхребетностью и даже беспринципностью, что вовсе уж ни в
какие ворота. У Любови Матвеевны железные принципы, но они не имеют никакого
отношения ни к мелочному упрямству, ни к такому же мелочному желанию настоять
на своем.
Хотя перед соседкой она, по правде говоря, тушевалась, а это было
неправильно, в ее-то возрасте. Все же шестьдесят седьмой годок пошел.
И где ж вы, лихие батальоны бабулек конца семидесятых, сидящих, бывало,
плотно, словно горошины в стручке, на скамейках возле подъездов панельных
пятиэтажек и наводящих страх и трепет на жильцов дома от трех до сорока и
старше?..
Давно минувшая идиллия.
Вот сестра ее двоюродная, Нина Петровна, могла бы вписаться в ряды старой
гвардии, но и та не заводилась с Валерией Львовной, хотя скандалить любила
страстно. Правда, сама Нина Петровна не считала себя скандалисткой, поскольку и
вовсе она не скандалит, а высказывает личное мнение, на что имеет полное право.
Поначалу Нина Петровна и на соседку пыталась наехать со своими «мнениями», но
та не дрогнула, зато сама кузина схлопотала от Лерочки в ответ несколько
тяжеловесных плюх и увяла, и с тех пор старательно не замечает недостатки ни в
соседке, ни в соседкином хозяйстве.
Любовь Матвеевна задвинула на калитке скрипучий засов, но тут же
вспомнила про Тугарина, который все еще где-то гонял с дружками.
Тугарин, а по версии внука Константина – Тугрик, мог бы стать для Любови
Матвеевны компаньоном, если бы не был таким непоседливым и несговорчивым,
поэтому временами он был ее головной болью, а временами даже и наказанием, и
лишь в промежутках – компаньоном, но это случалось редко. Внешне Тугарин являл
собой помесь терьера и шнауцера, причем какого именно терьера с каким
шнауцером выяснению не подлежало, однако Любовь Матвеевна была убеждена, что
редкостный собачий нигилизм он унаследовал именно от кичливых высокородных
предков.
Любовь Матвеевна пригрела его еще щеночком и совершенно не подозревала,
какое чудовище вырастет из крошки уже через полгода, ну а потом было поздно. Не
только в том смысле, что мы в ответе за всех, кого приручили, хотя это и так. Но она
прикипела сердцем к тявкающему созданию, не желающему признавать дисциплины
и рвущемуся настоять на своем. Соседи по городской квартире намекали, что
Любовь Матвеевна сама виновата, проявляя мягкость там, где нужно быть
непреклонно твердой, но сначала ей было Тугрика жалко, а потом он уже сел ей на
голову, и проявлять твердость стало бессмысленно. Она к нему все же
приноровилась и научилась кое-как управлять, но иногда ей казалось, что редкие
случаи, когда пес слушался ее команд, объяснялись тем, что Тугрику просто
