Г Касьянов - Байкальский экспресс
Но меня понесло.
Не прошло и часа - запустил я следующую порцию вранья, - как возле тепловоза взмыла в воздух ракета, вокруг стало светло, как днём,
и вновь загремели выстрелы. Поняв, что на охрану поезда вновь совершено нападение, я решил не испытывать больше судьбу и двинул сюда.
Вот и всё. По пути никого не встретил. Ни у какого костра не сидел. Зашёл спокойно в калитку, и тут на тебе...
- Дальше не надо, - прервал Завалюхин. Откинувшись на спинку стула, он закурил и предложил мне, но я отказался, сославшись на неумение.
- Красиво врёшь, - сказал он, затянувшись, и сердце моё ёкнуло.
Но не надувайся, - добавил он тут же, - мне это без разницы. Пусть охрана отрабатывает свою зарплату, им за риск доплачивают. Мой интерес в другом. Моя задача - найти пропавший товар, и в этом ты мне должен помочь. А не захочешь - пеняй на себя...
* * *
Естественно, вначале я осторожно поинтересовался, чем могу помочь. И получил вопрос в лоб: скажи, где наркотик?
- Какого чёрта? - разъярился я и даже попытался взмахнуть скованными руками. - Откуда мне знать? Я, блин, даже под виадук не спускался, пока участковый не пригласил. Я же сюда сразу побежал, к телефону...
- Если ты будешь орать, - внушительно сказал Завалюхин, - то ничего хорошего из этого не получится. Потому что я тоже начну орать. И тогда тебе придётся худо. Рассуди сам: чудес не бывает. Если человек выпрыгнул из вагона с сумкой, в которой вёз наркоту, то как она могла из сумки уйти? С чьей помощью?
Такой же разговор, подумал я, он вёл до меня с Селивёрстычем. Интересно, чем он закончился? И где сейчас старик?
- Ты вляпался в плохую историю, - продолжал старший лейтенант. - Я, откровенно сказать, тебе не завидую. Товар стоит большие деньги, а где большие деньги, там всё по-другому. Там закон не действует. И гуманности ни у кого нет. Если, например, я сейчас с тобой по-человечески разговариваю, то это никак не значит, что завтра утром я в таком же тоне говорить буду. Понял? И не только я. Если, допустим, повезёт тебе и от меня ты как-то отвертишься, в чём я сомневаюсь, то другие всё равно достанут. Только попозже. Гарантию даю. Потому что - большие деньги.
Я молчал, уставившись глазами в пол. Плохой разговор. Ни к чему путному он привести не может. Поменять бы тему...
- О чём думаешь? - спросил он.
- Куда товар делся. Раньше не думал, нужды не было. Теперь думаю.
Рябой и тот, что стоял у двери, гоготнули. У ребят утончённое чувство юмора.
- Думай, - разрешил Завалюхин. - Но помни: в чудеса мы не верим. И не поверим. Если начнёшь заправлять...
- Начну, - уверил я. - Без этого нельзя. А ты не мешай, потому что я на пользу дела. Вот послушай...
И я развернул перед слегка обалдевшими слушателями необыкновенную и весьма плодотворную теорию. В основе её лежало утверждение, что всё в мире имеет свою причину, в том числе и чудеса. И если причину не устранить, то чудеса так и будут косяком идти. Что мы и видим на практике.
Вот вам первое чудо: почему во время обстрела бандюгами дрезины пострадала только собака? Роковая случайность? Фиг вам. Чудо. Кто-то сильно не хотел, чтобы поезд с пассажирами ушёл сегодня к пункту своего следования. Вот он и стоит, потому что мину в туннеле искать некому. Спросим: зачем это кому-то надо?
- Ну, зачем это надо? - поинтересовался Завалюхин.
- Ждите ответа, - нахально объявил я. - Ждите ответа...
И перешёл к следующему - вроде бы - чуду.
Почему на глазах у рассвирепевшего омона подстрелили женщину,
проводника того вагона, откуда выпрыгнул курьер? Ясно, что её кто-то заказал; но за что?
Наученный опытом, Завалюхин не стал теперь спрашивать: за что? И я, уверенный, что овладел вниманием слушателей, продолжил беспрепятственно дальше.
Её повели опознавать разбившегося курьера и его сумку - пояснил я, и кому-то сильно не хотелось, чтобы она это сделала. Но опознать труп курьера может десяток людей, ехавших с ним в поезде, так что это не проблема, а вот опознать сумку, валявшуюся рядом с ним,
вряд ли сделать так же просто. Потому что, скорее всего, он её в вагоне прятал. Значит, кто-то не хотел, чтобы она опознала именно сумку. Почему? Чтобы досадить милиционерам? Ещё раз фиг вам. Просто знает кто-то доподлинно, что не та сумка лежит на берегу ручья, и не хочет, говнюк, чтобы другие об этом знали.
Ну, а где же та самая сумка? С товаром.
Самым впечатлительным оказался тот, что стоял у двери.
- Да оставил он её в поезде у кого-то, бля буду! - закричал он. Искали плохо. А пока мы здесь будем сидеть, там к утру...
- Заткнись! - властно приказал Завалюхин и немного подумал. Потом повернулся ко мне.
- Ты как тот кот Матроскин. Рассудительный, как важняк, и этим... фиг вамом выражаешься. Ладно. Мы тут с ребятами подумаем, а ты до утра в нашем КПЗ посиди. Всё. Уведите его, ребята.
Пока он произносил эту речь, я думал, стоит ли рассказывать ещё об одном вроде бы чуде. И решил: не стоит, пожалуй.
Тут меня подняли и повели. Куда?
* * *
Во дворе усадьбы путевого обходчика стоял большой сарай, построенный с дореволюционным размахом - в два этажа. Вдоль верхнего этажа проходила полуразрушенная галерея, подняться на неё можно было по лестнице, пристроенной сбоку. На верхнем этаже хранилось сено.
Два охранника, держа меня любезно под руки, подняли по лестнице,
отворили широченную дверь и впихнули на сеновал. Один из них зашёл вместе со мною, ткнул меня носом в сено и ловко снял наручники.
- Вот тебе напарник, - сказал он кому-то в угол сеновала. Развлекайтесь.
После чего вышел, дверь тут же затворили и снаружи повесили замок.
В углу на сене шевельнулась чья-то фигура. Я всмотрелся.
- Не признаёшь? - спросила фигура голосом Селивёрстыча.
- Павел Селивёрстович! - завопил я и ринулся в тот угол. - И вас тоже?...
- Обустраивайся, - сказал Селивёрстыч и вздохнул. - И меня тоже.
- Вот идиоты, - заскрежетал я зубами. - Хозяина - и под замок... В его же доме. А сами гуляют тут, как хозяева.
- А чего ты хочешь? У них сила. И власть. Да хусым, небось обойдётся. Рассказывай, что видел на тридцатом километре.
- Много видел. Участкового вашего убили, Павел Селивёрстович, - сказал я печально. - Почти на моих глазах.
И я начал рассказывать. Всё подряд. За стеною шумел Шарыжалгай;пахло сеном, и этот запах почему-то отвлекал меня и мешал сосредоточиться. То ли потому, что рождал в моей утомлённой голове совсем иные ассоциации, то ли по какой другой причине...
Короче, когда я добрался в своём повествовании до того как бы чуда, о котором не захотел рассказывать Завалюхину - а именно, что подстрелили как раз ту железнодорожницу, которую только перед этим великодушно оставили жить, я внезапно понял, ПОЧЕМУ я не решился рассказать лейтенанту об этом. И понимание этого так поразило меня, что я замолчал, раскрывши рот. А потом попросил:
- Павел Селивёрстович! Расскажите, как вы-то сюда попали?
Путевой обходчик внимательно посмотрел мне в лицо, крякнул и рассказал следующее.
Перед заходом солнца из Шарыжалгайской пади вышли двое мужчин с рюкзаками. Под туристов работали. Предложили обменять тушёнку на картошку, для операции обмена расположились на крыльце. И тут под аккомпанемент собачьего рёва - кобель сидел на цепи - появились со стороны моря ещё двое, милиционер и штатский. И как только они появились, один из туристов совершенно предательски въехал хозяину в челюсть. От такой неожиданности хозяин отключился. А когда пришёл в себя, то обнаружил, что лежит на лавке в летней кухне, а в головах у него сумка, набитая старой одеждой. За стеною, услышал он, плакала его старуха.
- Почему она плачет? - сразу же спросил он коренастого мужика в камуфляже, сидевшего за кухонным столом. - Что с нею?
- Ничего особенного, - флегматично отвечал тот. - Дура-баба, вот и воет. Петруха! - закричал он кому-то. - Скажи ей, ожил мужик, пусть заткнётся!
Потом пришёл старший лейтенант и сказал, что ребята немножко перестарались, но обижаться на них не надо. Они на работе. Дети и жена не пострадали, они все в большой угловой комнате, к ним претензий нет.
- А у них к вам? - спросил хозяин.
Старший лейтенант сказал на это, что надо быть сознательным и уметь переносить временные неудобства. Ибо принятые меры носят чисто временный характер.
- А у нас всю жизнь неудобства носят временный характер, - пожаловался хозяин лейтенанту. - А ваши когда предполагают кончиться?
- Когда найдём наркотик, который сегодня везли мимо вас в поезде, но не провезли, - строго сказал старший лейтенант.
И он начал допрос. Правильнее сказать - беседу. Про исчезнувший наркотик. В процессе беседы, однако, Павел Селивёрстович поссорился со старшим лейтенантом, и после её окончания вместо угловой комнаты, где содержалась семья, попал на сеновал... Хорошо вот эту сумку, набитую старой одеждой, разрешили взять, чтобы под голову подкладывать; голова после отключки болит.
