Герт Нюгордсхауг - Кодекс смерти
Он взял руку Женевьевы и галантно поцеловал ее.
— Гениально. — Фредрик был поражен.
Седовласый доктор производил симпатичное впечатление, и Фредрик даже подумал, не назваться ли самому больным афазией, чтобы подвергнуться восхитительному лечению музыкой. Глядишь, станет шевелить мозгами так, что без труда прочтет все трудные места «Кодекса Офанес».
— А теперь, дети мои, вынужден вас покинуть. Мне предстоит поработать два часа с одним упорным американцем, который последние десять лет ни с кем ни общается, кроме своей зубной щетки, после того как его бросила жена. Ты здесь всегда желанный гость, синьор Дрюм, чувствуй себя как дома, подобно всем моим гостям и пациентам. Buona notte!
Доктор Умбро еще раз пожал ему руку и удалился.
— Синьор Витолло — сплошной источник радости для всех нас! — воскликнула Женевьева.
— Похоже на то, — отозвался Фредрик. — За исключением, конечно, дядюшки в замке там наверху.
— Почему ты так говоришь? Что тебе о нем известно?
— Нет-нет, не обращай внимания. Я ничего не знаю и знать не хочу. Кроме одного: ты в самом деле хочешь приехать в Норвегию, я не ослышался?
— О, ты такой милый, такой глупый! Конечно, хочу. Норвегия приснится мне сегодня ночью… — Женевьева закрыла глаза и вздохнула.
«Глупый Дрюм, дрюммелилюм», — сказал он себе, глядя на кувшинки Моне. Зеркальная гладь, никаких утопленников и водяных.
Доктор Пинелли все еще сидел рядом с безмолвной графиней. Вечерело, и Фредрик заметил, что ему, пожалуй, пора уходить.
Женевьева кивнула и вызвалась проводить его до ворот.
Выходя из гостиной, они услышали хриплый грубый голос:
— Fuck my ass, you dego!
Безупречное оксфордское произношение. Английская графиня явно шла поправку.
— Спокойной ночи, любимый. Спасибо за чудесный вечер. — Она поцеловала его, они стояли, обнявшись, в воротах. Кругом было темно, и всякие звуки тонули в хоре цикад. — Ты придешь завтра? Придешь в мою комнату? Я буду ждать тебя в четыре часа, дорогой Фредрик, не опаздывай, я уже сгораю от нетерпения!
— Я приду, Женевьева, не сомневайся. Спокойной ночи, любимая.
Он махал ей рукой, пока она не вошла в дом. Романтика, Фредрик, говорил он себе, пробираясь вниз в темноте, романтика — мать высокопарных слов. Самая банальная, чистопробная форма поэзии, Idolae flosklum. Но как же чудесно слышать, как кто-то говорит: «Я сгораю от нетерпения!» Говорит искренне. Он и сам сгорал, как никогда. Этот день, его вторая половина превзошли его самые смелые ожидания. Фредрик, можно сказать, был влюблен в хорошую пищу, в хорошее вино, в шифры. Теперь он, сверх того, был просто влюблен. Самый чистый, самый простой, самый банальный вид влюбленности. И самый натуральный.
Не зная дорог, он чувствовал себя не совсем уверенно в темноте. Видел огни селения метрах в ста впереди. Различал очертания частично разрушенного большого здания, за которым находилась гостиница. И одиноко горящую лампочку — в «Альберго Анциано Офани». Почтенный хозяин гостиницы, синьор Гаррофоли, явно экономит электричество.
Однако Фредрик Дрюм располагал временем, не спешил возвращаться в монашескую келью. Вот и участок с раскопом, слабо озаренный огнями селения; он рассмотрел лежащую возле дороги колонну. Подошел к ней и сел. Часы на церковной башне пробили одиннадцать.
Итак, ему предстоит пробыть здесь две недели. Женевьева здорова. Через два-три дня приедет профессор д'Анджело. Рано или поздно придется рассказать ей про «Кодекс Офанес». Вроде бы нет никаких причин делать из этого тайну? Но она чего-то опасается. Ей что-то известно? Как-никак, она живет тут не первый месяц, и если происходит что-то неладное, могла это заметить. Женевьева хочет, чтобы он не вмешивался ни в какие дела. Он рассмеялся.
Фредрик Дрюм родился любопытным. Умрет с вопросом на губах. Всего каких-нибудь два дня назад в воздухе над скалами у Ионического моря, куда его хотели сбросить полицейские, витал таинственный вопрос. Который так и остался без ответа. И Фредрик опасался, что человек, знающий ответ, отнюдь не шутник.
Он встал и побрел к гостинице. Над входом и впрямь горела лампочка. Дверь была не заперта.
— Синьор Дрюм.
Басовитый голос хозяина донесся откуда-то из темноты в ту самую минуту, когда Фредрик переступил порог. Он вздрогнул. Присмотревшись, увидел темный силуэт в углу. Тут же зажегся свет.
— Si, синьор, это я. — Он старался говорить весело; мрачный облик синьора Гаррофоли мог хоть кого испугать.
— У меня есть ключ для тебя. Ключ от наружной двери. Сейчас постояльцев мало, поэтому мы обычно ложимся рано. Можешь приходить и уходить, когда захочется. — Он протянул Фредрику ключ.
Православный епископ, сказал себе Фредрик. Или приор — настоятель монастыря. Облик Гаррофоли отлично сочетался с обстановкой.
— Grazie, синьор Гаррофоли. — Он взял ключ, положил в карман.
— Вообще же, — продолжал хозяин, — не очень желательно, чтобы ты уходя брал с собой также ключ от номера. Полагаю, он лежит у тебя в кармане? — спросил Гаррофоли извиняющимся тоном.
Фредрик виновато кивнул.
— Конечно, синьор. Кажется, утром я не очень соображал спросонок. — Ему не терпелось возможно скорее подняться к себе. — Непременно буду помнить.
Фредрик зашагал по коридору к каменной лестнице.
— Только еще одна вещь, синьор Дрюм. Просто, чтобы ты знал и не удивлялся. У меня сейчас кое-какие проблемы, так что ты не часто будешь видеть меня здесь, в вестибюле. Не сочти это знаком дурного воспитания. Меня знают в селении как человека вежливого и щепетильного. Держу эту гостиницу больше двадцати лет, и она пользуется доброй славой. Buona notte. — С этими словами он исчез за какой-то дверью.
Фредрик остановился. Потом покачал головой и поднялся в номер.
«Священник» озарял комнату уютным сиянием, и воздух был совсем не такой сырой, как утром. Бумаги Фредрика лежали в том же порядке, в каком он их оставил.
Он зажег керосиновую лампу и, подкручивая фитиль, увидел, что на стене появилась рамка с новой латинской цитатой. Короткой и выразительной: «Moritori te salutant».
Идущие на смерть тебя приветствуют.
4. Погружение в герметику, прощание с синьором Лоппо, и Фредрик Дрюм следует за светом в темноте
Фредрик Дрюм резко поднялся на кровати. Часы показывали без четверти три. Он был уверен: ему не приснилось, его разбудил какой-то звук.
Он прислушался в темноте.
Вот опять! Протяжная жалобная песня, печальная мелодия, то громче, то тише, то режущая ухо фальшивыми нотами, то плавная и гармоничная. Кто-то поет в коридоре? Он повернул голову в одну, в другую сторону, но не смог определить, откуда этот звук.
Фредрик зажег керосиновую лампу, прикрутил фитиль так, что она светила совсем слабо. Надел рубашку, брюки. Что-то в этой гостинице разжигало его любопытство.
Порывшись в чемодане, он нащупал маленький фонарик. Подошел к двери, приложил ухо к замочной скважине. Звук шел откуда-то снаружи, может быть, из какого-то другого номера?
Он приоткрыл дверь. В коридоре царил кромешный мрак. Звук не усилился, но теперь Фредрик смог определить, что он исходит из номера в самом конце коридора. Не включая фонарик, он стал прокрадываться туда, прижимаясь к стене. Голос — женский, и порой казалось, что в нем звучит беспредельное душевное терзание.
«Зачем это мне?» — спросил себя Фредрик и остановился. В самом деле, разве нельзя женщине ночью в песне выражать свои горести и радости без помех со стороны постояльца, какого-то туриста? Но он уверен, что это именно песня? Фредрик снова побрел вперед.
Дойдя до двери, из-за которой доносился звук, он помешкал, наконец осторожно нажал на ручку. Дверь отворилась внутрь.
В лицо ему дохнуло холодной сыростью. Он ничего не увидел, в комнате не было света. И что странно: пение не зазвучало громче. Судя по всему, номер был пуст. Он подождал минуту, другую. Включил фонарик и посветил.
Нельзя сказать, чтобы увиденное удивило его. Комната выглядела почти так же, как его собственный номер. Ни души… Он посветил на стены — откуда-то должен идти звук? В глубине комнаты стоял большой, тяжелый кедровый гардероб. Может быть?..
Он подошел к гардеробу, открыл дверцу. Звук усилился. Однако сколько ни рассматривал Фредрик внутренность гардероба, ничего не увидел. Его не удивило бы, если бы там лежал работающий магнитофон, но в гардеробе было пусто, совершенно пусто. Он повел ладонью по стенке внутри, внезапно в руку ему впился здоровенный паук. Фредрик испуганно отпрянул, ощутил сильнейший удар по голове, из глаз посыпались искры, потом все почернело.
Придя в себя, он обнаружил, что лежит на полу. Было холодно, и он не сразу сообразил, где находится. Наконец вспомнил. Потрогал голову, нащупал справа огромную шишку. В комнате царила тишина. Ни звука. Густой мрак.
