Лев Альтмарк - Я — стукач
Ах, да, тут же припоминаю я, эта наверняка результат общения с Петром Полынниковым, пресвитером местной общины евангельских христиан-баптистов, который работает на нашем заводе кузнецом. Хочешь не хочешь, а вести атеистическую работу парторг обязан, как бы ей это ни было противно. Вот Галина Павловна и ведёт. Только кто кого в свою веру перетаскивает — ещё вопрос.
— А куда они, мои комсомольцы, денутся с подводной лодки? — беззаботно машу я рукой. — Пускай попробуют не явиться на субботник!
— Ну, а не явятся, что ты с ними сделаешь? — Галина Павловна поднимает глаза от бумаг и сквозь толстые стёкла очков разглядывает меня ласковым взглядом сытого удава. — Ты уж того, Витёк, без фанатизма. А то приходили ко мне на днях девчата из формовочного цеха, жаловались на тебя.
— На меня?! На Иоанна Златоуста?
— На тебя! — передразнивает Галина Павловна. — Ну-ка, расскажи, как ты с них взносы собирал? Нет чтобы подойти к человеку, поговорить по-хорошему, он тебе всё, что задолжал, до копеечки выложит, а ты, понимаешь ли, придумал! Перед зарплатой уселся рядом с кассиром и аккурат отсчитал сумму взносов из того, что на руки выдавать надо. За такое можно и загреметь!.. Да что я тебе рассказываю, будто сам не знаешь! Это что — недоверие к людям?
— Ну что вы, какое недоверие?! — бурно возмущаюсь я, а на душе уже кошки коготками заскребли. Значит, казнь не отменили, а только отсрочили. — Просто это своеобразный сервис: не нужно людям потом время терять, бегать в комитет комсомола. Да и нам хлопот меньше. За один день взносы собираем.
— Хлопот испугался? — Голос Галины Павловны всё ещё медово-ласковый, но в нём уже проскакивают знакомые металлические нотки. — Рано, дружок, лёгких путей ищешь…
Она снова опускает глаза в бумаги и замолкает. Замолкает и репродуктор на стене. Лишь башенный кран за окном, перетаскивающий по заводскому полигону только что отформованные панели и связки арматуры, на мгновение заслоняет солнечный лучик, и от этого в парткоме становится темно и неуютно. От грохота крана дребезжат стёкла. Затишье перед грозой.
— Ну, да ладно, думаю, ты учтёшь замечание, — великодушно прощает меня Галина Павловна. — Извинись перед девчатами, скажи, мол, больше такого не повторится, и вообще… Я тебя, собственно говоря, вызвала по другому вопросу.
Ага, значит, втык пока отменяется. А что там у нашего парторга дальше на повестке дня?
— Слушай меня внимательно. Нашему коллективу оказана высокая честь: мы должны выдвинуть кандидата в депутаты райсовета. Кандидат должен быть не старше двадцати семи лет, то есть комсомольского возраста. Улавливаешь?
Галина Павловна всегда изъясняется языком партийных документов. Думаю и дома, чтобы позвать мужа есть котлеты, она выносит соответствующую резолюцию. В этой канцелярщине она чувствует себя, как рыба в воде. Может быть, поэтому её, рядового экономиста из планового отдела, и избрали парторгом. А может, другой кандидатуры не отыскалось: кому охота возиться с парторганизацией из пятнадцати коммунистов на нашем маленьком домостроительном заводике, где трудится всего около четырёхсот человек. Ведь писанины от этого ничуть не меньше, чем в более солидной парторганизации, где парторг освобождённый и народу в сто раз больше. Впрочем, и у меня на комсомольском учёте немногим больше — тридцать два человека. Ни Галина Павловна, ни я не освобождены от основной работы, но у какого начальника, скажите, поднимется рука загружать нас, государевых людей, производственными делами?
— Как один, отдадим свои голоса народному избраннику! — с чувством декламирую я, но Галина Павловна моей иронии, кажется, не замечает и продолжает:
— Мы вчера посовещались на парткоме и решили, что наиболее достойная кандидатура — бригадир штукатуров из формовочного цеха Нина Филимонова. Как твоё мнение? Ты её лучше знаешь, она твоя комсомолка.
— Вам виднее, — пожимаю я плечами, — хотя…
— Что хотя? — Галина Павловна с интересом глядит на меня поверх очков.
— Взносы она четвёртый месяц не платит, вот что. А с ней за компанию ещё трое комсомолок из её бригады.
— Для этого ты и сидел вместе с кассиром во время выдачи зарплаты?
— И для этого тоже.
— Та-ак, — задумчиво тянет Галина Павловна и постукивает кончиком карандаша по столу. — Ну, и заплатили они взносы?
— Как бы не так! Увидали меня, сразу развернулись и ушли. Говорят, нам не к спеху, придём, когда тебя тут не будет.
— А остальные комсомольцы?
— Остальные почти все заплатили. Задолженность только по бригаде Филимоновой.
— А твоя красотка чем занимается?
Красотка — это Ленка, мой незаменимый заместитель и одновременно заведующая сектором учёта. Все её ехидно зовут сборщицей налогов, потому что это её основная и единственная обязанность, а со всем остальным успешно справляюсь я. Галина Павловна её терпеть не может, наверное, из-за того, что Ленка человек независимый и может, разозлившись, выдать в глаза всё, что думает. В Галине Павловне она видит не мудрого и непогрешимого партийного божка, а простого экономиста из планового отдела, с которой, как и с остальными заводскими дамами, можно при случае поцапаться. Из-за Ленки у меня было в парткоме несколько крупных взбучек, но я упорно держусь за неё, ведь мы вместе работаем в конструкторском бюро, знакомы ещё со школы и во многом единомышленники. К тому же, у меня просто не было другого кандидата в сборщики налогов — должность не оплачиваемую и склочную, но позволяющую на законных основаниях некоторую часть рабочего времени бить баклуши.
При упоминании о Ленке я по привычке начинаю заводиться и становлюсь в позу:
— Между прочим, эта «красотка» каждый месяц без напоминаний обходит все бригады, и ни разу ещё не было задержки с отчётностью по взносам. Не вам объяснять, Галина Павловна, как нелегко выколачивать скудные гроши из наших комсомольцев. Уже четыре комсомольских билета вместо взносов вернули!
— Что же ты молчал до сих пор?! — Брови Галины Павловны лезут на лоб. — Почему об этом я слышу только сейчас? Это же ЧП! Представляешь, какой скандал будет, если это дойдёт до райкома?
Собственно говоря, никакого скандала не будет, я уже прозондировал в райкоме. Там на меня легонько поскрипят и оформят выбывших задним числом, повесив сей смертный грех на прежнего комсорга, с которого взятки гладки, так как он уехал в другой город. Галина Павловна это отлично знает, на её памяти не один такой случай, но пожурить меня для формы не мешает. Чтобы впредь не расслаблялся и подобных вещей не допускал.
Некоторое время она сидит надутая и изображает из себя человека, которому нанесли смертельное ранение, потом всё-таки идёт на мировую:
— Ты уж за своей красоткой приглядывай построже, пускай меньше хвостом крутит и не курит в комитете комсомола. А то вы мне скоро всю комсомольскую организацию разгоните. И так уже…
— Само собой, — согласно киваю я и поглядываю на дверь.
А Ленка уже наверняка стоит с полными подносами и ждёт меня. Обед — дело святое, и даже самые неотложные дела могут подождать, пока мы закончим поглощать скудные дары заводской столовки.
— Кстати, — вспоминает Галина Павловна, — на-ка, подпиши.
— Что это?
— Характеристика на Филимонову. Нужно срочно везти в райком партии. Мы же выдвигаем её кандидатом в депутаты, забыл?
— Ну, и выдвигайте на здоровье. Я-то причём?
— Она комсомолка, значит, характеристику должен подписать и ты.
— Какая она комсомолка, если взносов не платит?!
— Ох, и бюрократ ты! Молодой да ранний! По-твоему, принадлежность к комсомолу исчерпывается только уплатой взносов? Не сумел собрать у неё взносы, это твоя проблема, да и кого это вообще интересует в райкоме партии?.. Ты вот что, распишись, а я вызову её, поговорю, и она прибежит к тебе, как миленькая, заплатит. Сколько там у неё набежало — каких-нибудь рублей пять?
— Не в пяти рублях дело! Дело в том, что она плюёт на комсомол и заодно на партию. Разве это не понятно?!
— Но-но, поосторожней! — хмурится Галина Павловна. — Разговорился, понимаешь ли… Такими словами не бросаются!
— Это не я бросаюсь, это она бросается!
Вообще-то, с моей стороны некрасиво обвинять бригадира штукатуров в таком страшном богохульстве, за которое не так уж и давно можно было лишиться не только бригадирства, но и работы, только я на эту Филимонову страшно зол и притом не первый день. Если бы она просто не платила взносы, шут с ней, как-нибудь я пережил бы и не принимал всё так близко к сердцу. Но тут, выражаясь высокопарно, была задета моя честь, и ни на какие компромиссы идти я не собирался.
Месяц назад, когда я ещё не помышлял о сидении рядом с кассиром во время выдачи зарплаты, Ленка, как всегда, отправилась по бригадам собирать взносы. Но в бригаде Филимоновой — и не кто-нибудь, а сама бригадирша! — ни с того ни с сего демонстративно послали её на три весёлых буквы. Ленка в слезах прискакала ко мне и категорически заявила, что в цех она больше ни ногой. Дескать, с таким хамством она ещё не встречалась и впредь не собирается.
