Шарль Эксбрайа - Очаровательная идиотка
Комптон сделал попытку выйти из положения, изобразив уязвленную добродетель.
- О! И как только подобная мысль пришла вам в голову?
- Да просто я уже довольно давно за вами наблюдаю!
Молодой человек не на шутку рассердился.
- Позвольте вам заметить, что такое поведение недостойно джентльмена!
- Но я ведь не джентльмен, а полицейский! Когда я сюда пришел, вы как раз собирались поцеловать эту юную особу... Впрочем, я вас хорошо понимаю и на вашем месте сам бы... Но в том-то и дело, что я не на вашем месте! А потому, сэр, буду весьма признателен, если вы предъявите мне свои документы.
Гарри, недовольно ворча, выполнил приказ. Полисмен проглядел бумаги и тут же вернул владельцу.
- В следующий раз, сэр, постарайтесь ухаживать за дамами с меньшим пылом или по крайней мере убедитесь, что вы действительно одни! А ваши документы, мисс?
Несчастная Пенелопа так смутилась, что уронила сумочку, и все ее содержимое рассыпалось по земле. Констебль вежливо поспешил на помощь и начал собирать пудреницу, помаду, маленькие ножницы, кошелек и разные бумаги. Подняв одну из них и бегло проглядев, он медленно встал и сурово посмотрел на девушку:
- Вы член коммунистической партии, мисс?
В ответ Пенелопа лишь разразилась слезами.
Констебль выглядел очень расстроенным.
- Это, разумеется, не запрещено... и все же досадно...
Но Гарри уже успел прийти в себя от удивления.
- С какой стати? - возмутился он.
- Честно говоря, пока я не могу объяснить, сэр, но в любом случае лучше вам пойти со мной в участок.
Гарри заметил, что всю дорогу, пока полицейская машина везла их обратно в Доркинг, Пенелопа старалась не встречаться с ним глазами. Очевидно, девушка полагала, что после такого разоблачения он немедленно прекратит знакомство. Пенелопа - член партии! Так вот чем объяснялись и ее сдержанность, и уклончивые ответы! Бедное дитя... Знала бы ты, что Гарри сам работает на советскую разведку! Самое паршивое, что его имя может оказаться впутанным в смехотворную историю и записанным рядом со словом "коммунист". Хуже некуда! Решив взять быка за рога, по приезде в участок Комптон сразу потребовал, чтобы их отвели к самому старшему по чину. Ему сообщили, что суперинтендант Аллоуэй еще не приехал и придется подождать.
16 часов 30 минут
В небольшой комнатке за бакалейной лавкой Пимлико Тер-Багдасарьян разговаривал с Федором Александровичем Баланьевым, который официально числился вторым вахтером советского посольства, а на самом деле имел немалый чин в тайной полиции. Именно от него армянин всегда получал приказы.
- Поймите меня, дорогой Багдасарьян, мы не имеем права завалить это дело.
- А мы и не завалим, товарищ Баланьев.
- Очень надеюсь, поскольку провал был бы большой бедой для всех нас, а для вас - в особенности, дорогой Багдасарьян... В Сибири ужасно холодно!
Армянин почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал неприятный озноб.
- Вы ведь хорошо знаете мою преданность, товарищ Баланьев! - чуть дрогнувшим голосом проговорил он.
- Конечно, конечно, дорогой Багдасарьян... Но Советский Союз не нуждается в преданности людей неловких. Для нас важен только успех! И никогда не забывайте об этом. Поэтому не сводите глаз с того парнишки, а в случае чего помогите ему...
- Договорились.
Федор Александрович Баланьев осторожно поднес к губам чашку зеленого чая и, допив, поставил на стол.
- А теперь мне пора... Вы знаете, где меня найти в случае крайней нужды... До скорой встречи, дорогой Багдасарьян... Вы мне и в самом деле очень симпатичны... И я буду глубоко огорчен, если придется вас потерять...
17 часов 00 минут
Суперинтендант Аллоуэй, которого никто не посмел беспокоить дома, где он принимал каких-то родственников из провинции, приехал в участок лишь к пяти часам. Раздраженный бесконечным ожиданием при полной невозможности обменяться хоть парой слов с удрученной Пенелопой, Гарри ринулся в кабинет суперинтенданта, как только ему сообщили о приезде последнего.
Аллоуэй оказался человеком плотным и полнокровным, и, по-видимому, страдал от дурного пищеварения. Шумное вторжение молодого человека так удивило его, что суперинтендант выслушал все молча, ни разу не перебив.
Впрочем, надо признать, Комптон был великолепен. Он сообщил, что влюблен в мисс Лайтфизер, но, узнав о ее политических взглядах, долго колебался и даже хотел порвать отношения. Однако глубина чувства не позволила так поступить. И теперь он, Гарри Комптон, дает суперинтенданту слово, что мисс Лайтфизер уже не интересуют ни господин Хрущев, ни господин Мао, более того, чисто буржуазное стремление создать семейный очаг заставляет ее с большей симпатией относиться к мистеру Мак-Миллану. Тронутый этой исповедью, суперинтендант Аллоуэй горячо пожал руку Гарри и заявил, что считает его очень достойным подданным королевы и поздравляет с тем, что ему удалось вернуть заблудшую овечку в лоно просвещенной демократии.
Успокоившись, Гарри спросил, можно ли ему теперь покинуть участок вместе с мисс Лайтфизер. Аллоуэй ответствовал, что не видит к тому никаких препятствий.
- Тем более, - добавил он, - что я вас сюда не вызывал и, честно говоря, плохо понимаю, с чего это вдруг вы решили избрать меня поверенным своих любовных дел.
Это замечание несколько подпортило дело. Суперинтендант грозно потребовал вызвать констебля, который привез в участок молодых людей. Тот рассказал, с чего все началось.
- Вы что, совсем рехнулись, Грегори? - взорвался Аллоуэй. - Какого черта вы арестовали эту пару?
- Но, шеф, они собирались целоваться...
- И что с того?
- Да я бы ничего не сказал или по крайней мере ограничился замечанием, если бы по чистой случайности не узнал, что девушка состоит в коммунистической партии...
- А вы что ж думаете, коммунистам никогда не хочется поцеловаться?
- Не знаю, шеф...
- Убирайтесь отсюда, Грегори! Вы слишком глупы! В конце концов, это становится просто неприличным...
18 часов 00 минут
За всю дорогу из Доркинга в Лондон Пенелопа и Гарри не сказали друг другу ни слова. На вокзале Ватерлоо девушка, едва сдерживая слезы, протянула Комптону руку.
- Я... я была счастлива познакомиться с вами... Я... прошу у вас прощения... но у меня не хватило мужества сразу сказать правду... прощайте...
Пенелопа хотела освободить руку, но Гарри удержал ее.
- Прощайте? Должен ли я из этого сделать вывод, что мы больше не увидимся?
- Послушайте, ведь это невозможно! После того, что произошло... Умоляю вас только никому не рассказывать. Иначе я останусь без работы... Вся моя клиентура настроена скорее консервативно...
- Да, я знаю, эти люди выжимают пот из народа!
Девушка удивленно вытаращила глаза. Не будь на вокзале так людно, Гарри заключил бы ее в объятия.
- Пенелопа... хотите, мы еще немного погуляем вместе?
- О да!
Они покинули вокзал и, перейдя через мост Ватерлоо, добрались до Стрэнда. Там Гарри пригласил мисс Лайтфизер в бар и, выбрав столик в самом углу, принялся с любопытством расспрашивать.
- И давно вы записались сами знаете куда, Пенни?
- Скоро год...
- А почему?
- В отместку!
- Не понимаю...
- В "Пирл и Клементин" у меня была подруга - Вирджини Максвелл. Как портниха она мне и в подметки не годилась... К тому же мне вечно приходилось то исправлять, то заканчивать ее работу - иначе Вирджини просто вышвырнули бы за дверь. Так вот, когда освободилось место старшего мастера, выбрали ее, и это от нее я теперь получаю распоряжения...
- А почему вам предпочли эту Вирджини?
- Потому что ее дядя - архидиакон в соборе Вестминстера, откуда родом жена Клементин (это, как, впрочем, и Пирл, - мужчина). Тогда-то я и поняла, что всегда буду жертвой в обществе, безжалостном к слабым и одиноким, и пошла к тем, кто обещает перемены, благодаря которым такие девушки, как я, окажутся в равном положении со всеми прочими.
В истории Пенелопы, столь поразительно сходной с его собственной, Гарри усмотрел перст Судьбы. Они, несомненно, созданы друг для друга и для того, чтобы отомстить режиму, который так несправедливо обошелся с обоими.
- Я понимаю вас, Пенни... и даже одобряю... Когда-нибудь потом я скажу вам кое-что еще... А пока можете не сомневаться: ни за что на свете я бы не согласился расстаться с вами. Мы провели вместе лишь несколько часов, но мне было бы очень тяжко жить, не видя вас...
Комптона несколько смущала привычка Пенни в любой ситуации - будь она счастлива или несчастна - выражать свои чувства бурными слезами. В высшей степени досадное обыкновение! Посетители бара - главным образом, конечно, мужчины - немедленно повернулись к ним, и в каждом взгляде Гарри читал презрение, а то и желание набить физиономию. Никто, видимо, не сомневался, что присутствует при трагической развязке романа, и коварный соблазнитель бросает на произвол судьбы влюбленную в него женщину, а возможно, и будущую мать чудесного бэби. Когда у двери замаячил силуэт констебля, озиравшего бар с типичной для всей лондонской полиции напускной небрежностью, за которой скрывается готовность действовать мгновенно и весьма решительно, Комптон ухватил заплаканную Пенелопу за руку и поспешил увести подальше. "Бобби" проводил их подозрительным взглядом, явно жалея, что у него нет никаких оснований вмешаться.
