Инна Бачинская - Дом с химерами
«Кто здесь? – Глебу показалось, он снова слышит слабый шелестящий голос. – Кто вы? Здесь никто не живет… Что вы здесь делаете? Кто здесь? Кто здесь? Кто здесь? Кто вы? Я тоже человек…»
Он задумался. Все в нем протестовало против вчерашнего, и он стал убеждать себя, что… Что? Перебрал вчера? Слышит голоса? Шизанулся? Опять? Ему стало страшно – вспомнилась больница…
Он отворил окно и пошел вниз по… нет, не скрипучей! По визжащей лестнице. Снова облился на крыльце холодной водой, сварил кофе на воняющей бензином походной плитке, которую вчера притащил режиссер. Сидя на крыльце, с наслаждением выпил большую кружку. Лицо его было мрачным. Потом нашел щетку с повылезшей щетиной, запер входную дверь и решительно отправился исследовать дом, твердо решив докопаться до истины. Шариться, как сказал Виталий. Докопаться… Если удастся. Если она существует, истина. Равно как и владелец голоса. Или его источник…
Он внимательно осмотрел уже знакомую кухню-столовую, заглянул под столы. Изучил все ящики буфета, заглянул под ящики, ожидая бог знает чего – тайников, секретов, забытых любовных писем. Он прекрасно понимал, что в такой мебели, дешевой прессованной мебели для общежитий, никаких секретов скрываться не может, а лишь одни неприличные слова, вырезанные ножичком, но нужно было хоть чем-то себя занять.
После столовой он отправился в зал для приемов, забитый рухлядью, потыкал там щеткой, даже опустился на колени, заглянув под шкафы и перевернутые столы. Шкафы были пусты, в одном он нашел поясок от женского платья…
Ванная комната была совершенно пуста – с красными от ржавчины умывальниками и «откушенным» душем. Единственное ее окно было замазано белой краской. На подоконнике сиротливо стоял пустой и пыльный флакон из-под шампуня.
Следующая дверь, четвертая по счету, вела в комнату непонятного назначения – здесь ровным счетом ничего не было. На стенах остались белые пятна, напоминающие привидения – там, где когда-то стояла мебель. Стенной шкаф, который Глеб не сразу заметил, также оказался пуст. Из-за темной тряпки на окне здесь царил сумрак.
Последняя дверь вела в подвал. Он с трудом открыл ее, и оттуда дохнуло сыростью и гнилью. Изувеченные деревянные ступеньки вели вниз. Свеча осветила с десяток ступенек и кирпичную кладку стен, покрытых паутиной. Он постоял нерешительно, раздумывая. Оглянулся через плечо, прислушался. Тишина в доме стояла гробовая, а из подвала уже выползала наружу липкая густая чернота. Глеб поежился и закрыл дверь. Подумав, принес из кухни стул и подпер ручку. Все. Первый этаж готов. Чуждых элементов не выявлено. Можно приступать ко второму.
…Он медленно поднимался по визжащей лестнице. Ему в голову пришла мысль, что это хорошо! Хорошо, что она так… звучит! Этот треск и мертвого разбудит. Мысль была, с одной стороны, бодрящей, а с другой – не очень.
Он мельком заглянул в свою комнату. Там все было в порядке. Комнату наполнял зеленый свет, она даже показалась Глебу уютной.
Вторая комната – а всего с одной стороны их было четыре, а с другой три – оказалась закрыта. Глеб подергал за ручку, но несильно, опасаясь оторвать. Потом заглянул в комнату через замочную скважину, недоумевая: кому понадобилось запирать дверь на ключ и где этот ключ может теперь находиться? Комната была пуста – во всяком случае, ее видимая часть.
Третья комната была почти пуста – в углу лежала кипа старых пожелтевших газет. В четвертой находился раздолбанный бугристый диван, журнальный столик и тумбочка со старыми журналами. И здесь было забито окно, что удивило Глеба – зачем?
Две комнаты по другую сторону тоже оказались практически пустыми, если не считать тряпья по углам. Третья дверь вела на чердачную лестницу. Эта дверь заскрипела немазаной телегой и медленно, нехотя подалась от его толчка. Глеб снова зажег свечку, ступил на первую ступеньку и начал осторожно подниматься, держась рукой за перила. Тут было темно, и огонек свечи трепетал на сквозняке, пронизывающем дом. Глеб добрался до верхней площадки и увидел низкую дверь на чердак. Он подергал за ручку – дверь была заперта. Из-под щели внизу пробивался неясный свет. Глеб уже собирался прилечь на пол и заглянуть в щель, как вдруг услышал, как где-то далеко внизу оглушительно хлопнула дверь! В следующий миг воздушный вихрь пронесся по дому и погасил свечу в его руке. Глеб, оступившись от неожиданности, кубарем скатился с лестницы и растянулся на площадке внизу. В довершение ко всему дверь на чердачную лестницу с грохотом захлопнулась, и он оказался в кромешней тьме.
Ошеломленный падением, он стал на четвереньки и попытался подняться. И тут же охнул от боли в правом колене. Кое-как добравшись до двери, он налег на нее, но дверь не дрогнула.
– Японский бог! – воскликнул Глеб ошарашенно. – Что за фигня? Пять минут назад эта чертова дверь была открыта! Привидения шалят?
Глеб попытался рассмеяться, но получилось неубедительно. Он вспомнил ночной голос и почувствовал, как спина покрывается холодной испариной.
Он стоял, привалившись спиной к стене, и ошалело соображал, что же теперь делать. Выругал себя за то, что не взял с собой мобильник. Потрогал колено и зашипел от боли. И в тот же момент услышал медленные и осторожные шаги за дверью. Ему показалось, что человек шел на цыпочках, замирая, словно прислушивался. Глеб собирался окликнуть его, но инстинкт самосохранения удержал рвущийся из глотки крик о помощи.
Он стоял под дверью, согнувшись в три погибели, инстинктивно стараясь занимать как можно меньше места, и напряженно вслушивался в приближающиеся шаги в коридоре. В голове билась мысль о том, что страх впаян в гены человека – он вспомнил читанную недавно заметку о том, что немцы нашли ген страха и определили, что страх передается по наследству. И никуда человек не денется…
Глава 8
Какое-то время назад. Любовь и ненависть. Двое в загородном доме
Судьба замедлила сурово
На росстани лесных дорог…
Я ждал и отойти не мог,
Я шел и возвращался снова…
Максимилиан Волошин. «Судьба замедлила сурово…»…Они снова поссорились. Они ссорились все чаще в последнее время. Лара требовала от него развода, и Анатолий с тоской думал, что оказался меж двух огней. А ведь как красиво все начиналось! Лара – тонкая, нежная, женственная, такая непохожая на жену Ольгу. Ольга была сдержанной, бесцветной и немногословной, в постели она читала служебные отчеты – возмущенно фыркала и аккуратно правила карандашиком. Он исподтишка рассматривал жену… Лицо ее лоснилось от крема, между бровей залегла глубокая вертикальная морщинка… Бесцветные брови, бесцветные ресницы, короткие ногти с бесцветным лаком… Он вздыхал. К счастью, она была так занята работой, что ни о чем не догадывалась, взглядов его не видела и вздохов не слышала.
Лара по сравнению с ней была как родник с живой водой. Секс с Ларой был как взрыв, секс с Ольгой… Анатолий давно забыл, каким был секс с женой. У них нормальные отношения, они делятся впечатлениями, рассказывают новости по работе, советуются друг с дружкой. Они друзья и партнеры. У Ольги мозги как счетная машина, она рациональна, сдержанна и никогда не опускается до базарных свар…
А Ларка наоборот… Ларкина крикливость безумно очаровывала его поначалу… Даже это засчитывалось ей в плюс. Живая, яркая, жадная до развлечений, никаких диет, все делает с радостью – пьет кофе, ест, одевается, расхаживает нагишом, всегда готова… ответить его желаниям, даже самым фантастическим… Всегда и везде! Он вспоминал, как он мчался на квартиру друга в обеденный перерыв, как, подыхая от нетерпения, стоял под дверью, поджидая Ларку, как сдергивал с себя галстук, чтобы не терять времени. Тогда у них еще не было «своей» квартиры, он снял ее потом – она влетает в копейку, – в центре, с прекрасной мебелью. Заслышав ее шаги, которые узнал бы среди тысяч других, он, не дожидаясь звонка, распахивал дверь и втаскивал ее внутрь. Объятия их были бурны, они впивались друг в дружку, Ларка уворачивалась, хохоча, а у него свет мерк в глазах. Ураган по имени Лара! Они падали на кровать, на диван, в кресло, даже на ковер на полу и… и… не разнимая рук, не разнимая губ… Она, извиваясь, стаскивала одежду…
Ольга никогда не позволила бы себе разгуливать по дому нагишом, и желания у нее были очень и очень… э-э-э… скромными в известном смысле.
Ох, Ларка! Восторг и боль! Потрясающая фигура, прекрасная кожа, густейшие волосы… Даже веснушки на носу как у Примаверы… И маленькие аккуратные ушки! Как она визжала от восторга, когда он подарил ей бриллиантовые сережки! С ней он чувствовал себя щенком – молодым, глупым и счастливым.
Он понимал ее мужа, который так безнадежно боролся за это чудо! Мелкий художник, вечная нехватка денег – что он мог ей дать? Ларка рассказывала, что он безумно любит ее, не дает проходу, в ногах валяется. Угрожает и бешено ревнует… Он ударил ее – она показала Анатолию синяк на руке, – схватил и не хотел отпускать. Анатолий целовал синяк, умирая от любви и желания.
