Джек Кертис - Банджо
- Он ничего не слышит, Гэс. Раз ты приехал один, мне придется, наверное, поговорить с тобой.
Гэс повернулся к врачу - он боялся того, что тот скажет.
- Здесь должен был бы присутствовать твой отец, а не ты. Не по-Божьи это как-то.
- Он ни за что не придет сюда.
- Я знаю. А сколько лет тебе, девятнадцать?
- Восемнадцать.
- Можешь, кстати, рассказать своему отцу, что Лютера в городе никто все это время не видел, разве что, может быть, миссис Ларсен. Сегодня он появился на улицах чуть ли не в первый раз.
- Да, сэр, я знаю. Он все время говорил, что чувствует себя прекрасно и что ему становится все лучше.
- Видишь ли, я думаю, армейские врачи сообразили, что он умрет в госпитале, вот и постарались от него побыстрее избавиться и отправили домой. Чтоб поменьше было беспокойства - бумажки там всякие не нужно оформлять. Должен сказать тебе, что мне еще не встречались люди, у которых в организме было бы столько неполадок. Сегодня утром он упал потому, что у него невероятно низкое давление - удивительно, как у него вообще не началась гангрена пальцев рук и ног! К тому же его легкие не в состоянии снабжать кровь достаточным количеством кислорода. Он жив только благодаря своей молодости. В таком возрасте организм никак не хочет умирать, как бы ни тяжело было жить.
- Вы хотите сказать, что губит его вовсе не виски?
- Виски здесь ни при чем. Может быть, виски - это единственный продукт, который может принимать его организм. А сегодня утром он не пил я абсолютно уверен в этом. Он упал просто потому, что ему не достало сил держаться на ногах.
- Ну и что теперь делать?
- Можно заказать инвалидную коляску, но поверь мне, купить ее выбросить деньги на ветер. А деньги ваш отец зарабатывает большим потом. Вам бы лучше начинать подготовку к похоронам.
- Вы что, отказываетесь помогать ему потому, что он безнадежен? воскликнул Гэс гневно. - Вы даже не пытаетесь его как-то лечить!
- Я тебе объясняю, сынок, что он был безнадежен уже тогда, когда уезжал из Франции. Сюда, в западный Канзас, он добрался лишь благодаря своей молодости, чувству юмора и еще виски. Ну и, наверное, ему хотелось сюда вернуться. И вовсе я не отказываюсь помогать ему как могу. Я могу давать ему всякие таблетки, даже поднять немного давление, но легкие и почки уже почти совсем не работают. И рассказываю я это тебе только потому, что считаю - твоему отцу надо знать, что его сын может умереть со дня на день.
- Я знал, что от него остались лишь кожа да кости, но он все улыбался, шутил, говорил, что по-прежнему бегает за девочками.
Когда Гэс поворачивался, чтобы снова подойти к Лу, он услышал голос Мартина, доносящийся с улицы:
- Доктор! Доктор Винкельман! Вы здесь?
И Гэс каким-то образом сразу догадался, что произошло, почему это произошло, и кто виноват в том, что произошло.
- Доктор, это Мартин, мой брат, - сказал Гэс. - У нас на ферме что-то случилось!
Доктор схватил свой чемоданчик, и они вышли из номера Лютера. В это время в фойе ворвался Мартин. У него был полубезумный вид, но глаза оставались проницательными и колючими.
Он сразу рассказал, что произошло.
- Несчастье с папой! Его затянуло в культиватор. Он не смог сдержать лошадей... - Мартин посмотрел на Гэса и сказал так, будто зачитывал обвинительный акт в суде: - Ты запрягал этих лошадей.
- Я поеду на машине, - сказал врач. - Но вы мне покажете дорогу.
Машина "Форд" модели "Т" производила намного больше шума, чем коляска Мартина, но ехала немного быстрее.
- А что с лошадьми? - спросил Гэс, когда они с грохотом, на полной скорости, выезжали из города. Люди на улицах смотрели им вслед, чувствуя, что произошло несчастье, что спешка неспроста.
- Я обрезал поводья. Они тут же умчались к черту. Может, они уже в Монтане.
- Он был жив, когда ты отправился в город? - прокричал доктор. Он склонялся над большим деревянным рулем, не отрывая глаз от дороги и выжимая полный газ.
- Жив. Он кричал, - сказал Мартин, - ну, как вот верещат кабаны, когда их подстрелят в брюхо.
Они мчались по гравиевой дороге, прыгая по ухабам и выбоинам, притормаживая на крутых поворотах, а потом, с прежней скоростью, снова устремляясь вперед. Они проехали новоприобретенные участки Гилпинов, пронеслись мимо всего этого приумножения, оставили позади большой дом центральной фермы.
Выбрав относительно ровное место, доктор на небольшой скорости съехал с дороги, перебрался через канаву, отделявшую дорогу от поля, и выехал на поле. Здесь он снова прибавил газу. Когда он увидел, куда именно ему нужно ехать, то еще прибавил скорости. И черная машина с высокими колесами помчалась сквозь зеленую кукурузу, потом по грядкам. Подъехав к культиватору, который стоял недалеко от ореховой рощицы, доктор резко затормозил, остановил машину, и, не открывая дверцы, перепрыгнул через нее и соскочил на землю. На стальных зубьях культиватора висел человек.
Глаза отца сделались серо-зелеными, как у зверя, попавшего в ловушку; челюсть была упрямо выставлена вперед, будто он и сейчас не хотел признать поражения, не допускал мысли, что сталь может пронзить его внутренности.
- Не двигайтесь, мистер Гилпин, - спокойно сказал врач, доставая из чемоданчика шприц. Наполняя его, он так же спокойно сказал сыновьям: Может, вы попросите у него благословения, пока еще есть время?
- Да, сэр. - Гэс первый бросился к отцу, наверное, подгоняемый странным чувством вины, которое наполнило его глаза слезами. - Папа, папа, извините меня, извините, что я вот так уехал, извините, что из-за меня вы!..
А Мартин спросил:
- Папа, а что мне сейчас нужно сделать?
- Боже, я еще не готов, - простонал отец, когда врач наклонился к нему, чтобы сделать укол.
- Наверное, никто никогда не готов к такому, - мягко сказал врач. - Вы хотите что-нибудь сказать своим сыновьям?
- Будьте достойными людьми, ребята, не позорьте моего имени, заботьтесь о матери. С гордостью носите фамилию Гилпин... - Он стал говорить что-то несвязное, голос срывался на рыдание. Потом снова произнес четко: - Заботьтесь о матери, о сестре, молитесь, когда положено, и работайте, работайте без передышки, все должно давать доход, приумножение.
Опиум наконец подействовал: у отца отвалилась челюсть, глаза затуманились, речь стала совершенно бессвязной. И, наконец, голос стих, как иногда неожиданно стихает в прерии ветер, гонявший пыль.
- Он умер? - спросил Мартин.
Доктор Винкельман взял старика за запястье, стал нащупывать пульс. Потом, после долгого молчания, кивнул головой.
- А какой это укол вы ему сделали? - спросил Мартин холодным и подозрительным голосом.
- Болеутоляющий. Я хотел, чтобы он не мучился так сильно. Я думал, и вы хотели, чтобы я сделал именно это. Но если вы недовольны, если вас что-то беспокоит, можете мне не платить за услуги.
- Подождите, подождите, - сказал Гэс сквозь слезы. - Не сердитесь, доктор Винкельман. Что нам теперь делать?
- Предстоит очень неприятное дело. Может быть, вам сначала стоит выпить немножко медицинского спирта.
С этими словами он вытащил коричневую бутылку из своего черного чемоданчика, открыл ее, отхлебнул и передал бутылку Мартину.
- Мне это не нужно, - отказался Мартин. - Я и без этого обойдусь. - И добавил, обращаясь к Гэсу: - И тебе не нужно.
- А мне, наверное, нужно, а не то я сейчас упаду, - сказал Гэс слабым голосом, опускаясь на колени. Он взял бутылку и сделал глоток. Спирт обжег горло и внутренности.
- Эй, хватит! - крикнул Мартин.
- Нам надо поторапливаться, - сказал врач. - Скоро сюда набежит много народу, некоторые полезут помогать, а большинство будет просто глазеть.
- Да, сэр, - ответил Гэс. - А папе всегда очень не нравилось, когда посторонние совали нос в его дела.
- Тогда, ребята, беритесь за вот то колесо и разворачивайте эту штуку... Так... на ровное место... так... а теперь подальше от этого дерева... а я попытаюсь вытащить у него из живота эту проклятую железяку.
Мартин и Гэс исправно выполняли распоряжения доктора, который пытался стащить тело с вонзившегося в него изогнутого стального шипа.
- Мартин! - По лицу доктора обильно стекал пот. - А ну-ка, поддай, вот здесь, чтоб приподнять его чуть повыше.
Мартин всем весом навалился на одну сторону культиватора, а врач, покрякивая, тянул тело в разные стороны.
- Как на крючок попался.
Уперевшись коленом в грудь мертвеца, доктор всем своим весом стал давить на тело, продолжая дергать его из стороны в сторону. Наконец сошник, по форме напоминающий изогнутый кверху наконечник стрелы, был очередным сильным рывком вырван из тела, которое тяжело отвалилось в сторону и распласталось на земле. Врач громко вздохнул.
- Мне очень неприятно, что пришлось так с ним обращаться, но он уже ничего не чувствует.
Гэс с трудом сдерживал рвотные спазмы; он старался смотреть куда-то в сторону, на известняковые столбы забора, на птиц, на зеленые листья кукурузы, подымающейся из земли, недавно освобожденной от сорняков.
