Валерия Вербинина - Ход Снежной королевы
Да, пожалуй, начать следует с последнего.
За завтраком не произошло ровным счетом ничего заслуживающего внимания, и я удалился к себе – отрабатывать один удар, который мне никак не давался. Не прошло, однако, и пяти минут, как на пороге появилось постороннее лицо. Это был Антуан Лабиш, дворецкий.
– Можно поговорить с вами, месье? – спросил он.
Я не принадлежу к тем людям, которые считают, что лучшее в обращении с прислугой – ледяная надменность и едва скрываемое пренебрежение. Если я вижу, что имею дело с приличным человеком, я и обращаюсь с ним соответственно, но если слуга или служанка слишком многое себе позволяет, я немедленно ставлю его (или ее) на место. Что же до Антуана, то я уже давно решил для себя, что он принадлежит к первой категории. У него благородное лицо с орлиным профилем, обрамленное двумя полумесяцами бакенбард. Не знай вы о его профессии, вы бы почти наверняка приняли его за какого-нибудь герцога или потомка старинного рода. Впрочем, в наше время слуги все больше похожи на аристократов, а аристократы – на нашкодивших лакеев. Возможно, это следствие того, что они частенько меняются отцами. Последняя мысль, честно говоря, немало меня позабавила, но ради Антуана я поторопился согнать с лица улыбку. В сущности, он славный малый, и я не хотел бы, чтобы он плохо обо мне думал.
– Входите, Антуан, – сказал я. – О чем вы хотели поговорить со мной?
Дворецкий опасливо оглянулся, после чего шагнул в комнату и с тщательностью, немало меня озадачившей, затворил входную дверь.
– Среди прислуги ходят разные слухи, месье, – кашлянув, начал он. – Особенно после того, что произошло сегодня с мадам Бретель.
А-а, понятно. Стало быть, речь опять пойдет о привидениях.
– Граф Коломбье считает, что у нее не в меру разыгралось воображение, – заметил я.
Мне показалось, что Антуан колеблется.
– Дело в том, месье, – наконец проговорил он, – что это началось вовсе не сегодня. И даже не вчера.
Я положил шпагу и медленно подошел к креслу. Что, черт возьми, он имеет в виду?
– Садитесь, Антуан, – сказал я. – И расскажите мне то, что знаете.
Дворецкий не замедлил воспользоваться моим приглашением. Он опустился на стул возле меня и, подавшись вперед, едва различимым шепотом поведал мне о том, что уже несколько месяцев творится в замке. О том, что многие из прислуги слышат разные шумы, стуки и голоса, причем люди, вовсе не склонные к суевериям и тому подобным вещам.
– Поначалу, – шептал Лабиш, – я и сам полагал, что все это глупости. Ну, старое здание, может, ветер залетел в какую-то щель и шумит, а горничным кажется, что кто-то стонет. Но потом, – голос дворецкого упал до почти неслышного шепота, – однажды осенью я увидел в коридоре его.
– Кого? – прошептал и я, против воли завороженный его рассказом.
Антуан покачал головой.
– Я не знаю, месье. Он был в черном и скользил по полу, как тень. Как безмолвная темная тень. Лишь в одном я готов поклясться, хоть на Библии, – это не был кто-то из слуг или кто-то из тех, кто живет в замке. И, только между нами… я уверен, что он вообще был неживой.
– Значит, вы тоже его видели, – пробормотал я. – Как и Люсьен.
В глазах Антуана мелькнул страх. Нет, я не ошибся: именно страх.
– Не только видел, месье Лефер, – проговорил Лабиш. – Я еще и слышал его.
– Что вы слышали? – изумился я.
– Как он плачет. – Дворецкий облизнул пересохшие губы. – Это было ночью, месье. Я проснулся… и услышал ужасные звуки. – Рассказчик содрогнулся. – Он рыдал, как может рыдать только неприкаянная пр́оклятая душа. Ни одному человеку не под силу произвести такие звуки.
Я немного подумал.
– Может быть, лила слезы какая-нибудь служанка? Кто-то, чья комната располагается рядом с вашей?
Антуан решительно покачал головой.
– Нет, месье. После того как умерла моя жена, комната слева пустует. А справа ничего нет, там глухая стена.
Я откинулся на спинку кресла. Антуан пришел ко мне не просто так. Он надеялся, что, может быть, я сумею отыскать всему происходящему какое-нибудь рациональное объяснение, до которого не мог додуматься он сам. Ведь, что ни говори, старый дворецкий вовсе не отличался легковерием, и его не так-то легко было испугать. Однако он сидел передо мной, зажав руки между коленями, и в его лице плескался страх.
Что же происходит в замке, в самом деле?
– Ты говорил с графом о том, что слуги слышат и видят что-то непостижимое?
Антуан несколько раз моргнул.
– Нет, месье.
– А с графиней, конечно, говорить бесполезно. – Я потер подбородок. – Скажи, ты знаешь легенду о четырех замурованных тамплиерах?
Дворецкий кивнул:
– Да, месье, я ее слышал. Говорят, тамплиеры занимались в Иссервиле всякими делами, которые были неугодны богу. Некоторые не пожелали раскаяться, и тогда их замуровали в стене замка, когда король Филипп уничтожил орден.
– Думаешь, это они и есть? – напрямик спросил я.
– Если бы вы слышали, как он рыдает ночью, вы бы тоже в это поверили, – твердо ответил Антуан. – А кровавая надпись? Она ведь появилась не просто так.
– Пожалуй, – помедлив, согласился я. – И еще странное исчезновение судьи…
– Но судья никуда не исчез, – запротестовал дворецкий. – Кучер Альбер доложил мне, что на конюшне не хватает одной кареты. Значит, месье Фирмен просто отправился покататься…
Он хотел добавить еще что-то, но не успел. В коридоре послышались быстрые шаги, и в следующее мгновение дверь распахнулась. На пороге стояла смертельно бледная Матильда. Она запыхалась и прижала руки к груди.
– Господа, – умоляюще прошептала она, – господа… Я не знаю, что мне делать. Он мертв, о господи, он мертв! Его убили!
Мы с Антуаном и сами не заметили, как оказались на ногах.
– Кто мертв, мадемуазель? – пролепетал дворецкий. – О ком вы говорите?
Матильда в отчаянии заломила руки.
– Андре Северен, химик… Его застрелили!
2. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
И опять я пропустил все самое интересное, потому что читал Стивенсона, а потом отправился искать тетю Дезире, которая куда-то запропастилась. Снаружи вновь бушевала снежная буря, а тети нигде не было, и вместо нее я увидел мамину горничную Полину, которая и сообщила мне о том, что произошло.
Убитого месье Северена обнаружила Франсуаза, которая от увиденного едва не упала в обморок, но нашла в себе силы добраться до Матильды и рассказать обо всем. Бедная Франсуаза – как будто ей мало того, что довелось пережить вчера… Мне было ее очень жаль, но еще больше – месье Северена, потому что он был добрый и никогда не чинился, не то что некоторые. И потом, из них двоих ему все-таки повезло гораздо меньше.
Меня не хотели пускать, но я все же увидел его. Он лежал на полу своей комнаты с удивленным выражением лица, которое так меня поразило, а крови (вопреки тому, что пишут в книжках) натекло совсем мало. Папа стоял возле тела с удрученным видом, слуги суетились, кто-то входил, кто-то выходил, появился и Филипп Бретель, но потом выскочил как ошпаренный. Луи Констан, помощник депутата, наоборот, никуда не выскакивал, он все ходил но комнате, осматривал тело, думал, собрав в складки кожу на лбу, и хмурился.
– Надо послать за полицией, – наконец сказал папа. – Произошло убийство, тут нет никаких сомнений.
– Думаете, деревенскому полицейскому окажется под силу разобраться в этом деле? – спросил Констан, насмешливо сощурясь.
Папа метнул на него быстрый взгляд.
– Вряд ли, – со вздохом промолвил он. – И потом, лучше подождать, пока метель уляжется. Конечно, деревня недалеко, но в такую погоду…
Он не договорил. Констан положил руку ему на рукав.
– Насколько я понимаю, месье Северен представлял большую ценность для ваших предприятий? – вкрадчиво осведомился он.
– Да, – отозвался отец несколько удивленно. – А почему, собственно…
– Предоставьте это дело мне, – уверенно заявил Констан. – Не забывайте, я как-никак бывший полицейский. – Папа колебался, и тогда Констан добавил: – Когда-то я уже оказал вам серьезную услугу, так что у вас нет никаких причин не доверять мне.
Отец отвернулся.
– Делайте что хотите, – буркнул он, не поднимая глаз. – Мне все равно.
– Вот и отлично, – одобрил Констан.
Мне не понравилось, как папа вел себя в сложившейся ситуации. Я много раз слышал, как он вполне серьезно называл Северена своей надеждой, и вот… не успело тело химика остыть, как отец уже отрекся от него и предоставил тут распоряжаться какому-то прохвосту. Куда благороднее держал себя Арман, пришедший с Матильдой и дворецким. Он нагнулся и бережно закрыл химику глаза, чего никто до него так и не догадался сделать.
Луи Констан отвел папу в угол, по всей видимости, чтобы их разговор никто не смог бы услышать. Но мне страсть как хотелось знать, о чем у них пойдет речь, и, прячась за ширмами, я сумел подобраться поближе.
