Наталья Калинина - Тонкая нить предназначения
– Марина, да погоди ты! – окликнул ее Алексей, когда она, желая срезать путь, свернула в поле. Девушка остановилась и оглянулась на него с вызовом, готовясь отразить нападки.
– Ну, чего ты так разбежалась? Далеко мы уже от этой усадьбы, будь она неладна. Несешься, будто за тобой сто тысяч чертей гонятся! Чего ты?
Марина еще сильнее сжала челюсти, потому что не знала, как и себе объяснить, почему забивший вдруг во все колокола инстинкт самосохранения заставил ее мчаться от этого места так быстро, будто оно сулило ей смерть.
– Я испугалась, – наконец произнесла она и поежилась, будто от озноба.
Алексей накинул ей на плечи свою ветровку.
– Я вижу, что испугалась, но не до такой же степени! Мы ведь нашли объяснение. Бомж это был или кто-то из тех, кто охраняет усадьбу.
– Ее не охраняют, – глухо ответила Марина, почему-то уверенная в этом. Усадьба не нуждается в охране – человеком. В нее никто по доброй воле не сунется, и дело вовсе не в заколоченных входах и окнах, а в чем-то другом. Ей подумалось об этом так естественно, будто она знала о старой усадьбе гораздо больше, чем предполагала.
– Ну-ну, – только и сказал Алексей. Видно было по его глазам, спрятанным за прозрачными стеклышками очков, что слова Марины он не принял всерьез. Она поспешно отвернулась, чтобы только не встречаться больше с мужчиной взглядом, в котором читала губительное для их отношений неверие.
– До деревни уже недалеко. Не имеет смысла идти через поле. Сэкономим минут пятнадцать, не больше. Давай по дороге, как и шли, – примирительно сказал он, и девушка нехотя согласилась.
Тетка встречала их во дворе. Под мышкой она держала пустой эмалированный таз, придерживая его одной рукой. Другую ладонь приложила к бровям и, словно капитан на мостике, рассматривающий приближающуюся землю, выглядывала гостей. Сходство с парусником придавали и развешенные на веревках белые простыни, развевающиеся на ветру.
– Ранехонько вы вернулись! – прокомментировала тетка Наталья, едва за входившими захлопнулась калитка. Однако в ее голосе прозвучала не досада, а плохо скрываемые нотки радости, будто она успела заскучать без общества. Из приоткрытой двери дома доносились соблазнительные запахи, которые, несмотря на пережитые потрясения, раздразнили аппетит.
– Суп почти готов.
– Рано еще обедать, тетя! – возразил Алексей, к недовольству девушки.
– Да пока вы умываетесь да переодеваетесь, вот и время подойдет. Супу еще настояться требуется.
Марина молча прошла в дверной проем и оказалась в прохладном сумраке маленькой прихожей. И только сейчас, будто деревянный дом тетки Натальи был толстостенной каменной крепостью, ощутила себя в безопасности. Она с облегчением перевела дух, не найдя сил даже посмеяться над собственными недавними страхами, и поскорей, пока хозяйка не добралась до нее с расспросами, шмыгнула в ванную.
Она долго плескала в лицо холодной водой и терла глаза, словно желая смыть воспоминания об увиденном в окне белом лице. Кожа уже онемела от холода, а она все продолжала подносить к щекам сложенные ковшиком ладони с сочащейся сквозь пальцы водой. И только когда в дверь ванной затарабанил обеспокоенный ее долгим отсутствием Алексей, закрутила кран и потянулась за жестким вафельным полотенцем.
– Ты в порядке? – услышала она через дверь.
– Да.
В порядке, если не считать того, что в зеркале вдруг вместо ее раскрасневшегося лица на долю секунды показалось то бледное и страшное, которое она так тщательно пыталась смыть из воспоминаний. Марина вздрогнула от неожиданности, но видение уже исчезло, словно его не было. Девушка повесила на крючок полотенце и, выходя из ванной, с опаской покосилась вновь в зеркало. Нет, все в порядке. Показалось.
За обедом неулыбчивая тетка Наталья спросила о прогулке, но так, будто интересовалась лишь из вежливости. Алексей ответил, но о странном происшествии не упомянул. Марина же ела суп молча, погруженная в свои мысли. Она уже не была уверена в том, что место, где они утром побывали, так уж ей незнакомо. Может, расспросить тетку Наталью об усадьбе? Как-никак, местная жительница, должна многое знать. К концу обеда эта робкая мысль переросла в твердое решение. И когда Алексей, покончив с чаем, заявил, что пойдет отдыхать, Марина не отправилась за ним, а предложила хозяйке свою помощь.
– Ну, помоги, – согласилась тетка, пряча довольную улыбку.
Алексей удивленно оглянулся: дома Марина никогда не мыла посуду, даже просто чашки, чтобы не испортить маникюр. И вот поди ж ты!
– Иди, иди, – махнула на него полотенцем тетя, заметив его заминку. – Мы сами тут управимся. – И вдруг расщедрилась на комплимент: – Девушка у тебя хорошая.
От этих простых слов на душе у Марины потеплело, и тот страх, который до сих пор сковывал ей душу, вдруг разбился, словно выскользнувшая из рук ледышка, и рассыпался крошкой. Девушка собрала со стола посуду, составила ее в раковину и включила воду. И, пока решимость ее не оставила, сразу спросила:
– Тетя Наташа, а внутрь усадьбы можно попасть?
– Э? – очнулась, будто от сна, пожилая женщина и выпрямилась, держа перед собой ладонь «ковшиком», в которую собрала крошки со стола. – Ты про бывший санаторий спрашиваешь?
– Да.
– Не знаю, что сказать. Он давно пустует. Лет пятнадцать, а то и больше. Я туда не хожу. Это вы там сегодня были, значит, вам видней, можно ли внутрь попасть.
Марина молча кивнула, чувствуя разочарование: тетка ответила так, что продолжение разговора не подразумевалось. Но, когда девушка уже решила, что дальнейшие расспросы бесполезны, хозяйка вдруг произнесла:
– Был там какой-то случай, после которого санаторий закрыли. То ли кто-то из детей погиб, то ли чуть не погиб. Деталей не знаю. Там будто быстро во всем разобрались, но скрытно так, любопытным осталось лишь гадать, почему закрыли санаторий. А я не любопытная. К чему мне знать, что там случилось? Вещи кое-какие выставили на продажу. Их разобрали быстро. А чего не разобрать, если они – добротные? Я бы, может, тоже что-то купила, если бы в то время с радикулитом не свалилась.
Тетка сокрушенно поджала губы, словно жалея о том, что не попала на распродажу вещей. Марина уже успела заметить, что хозяйка питает слабость ко всякому старью. Был в ее доме и старинный патефон, заботливо прикрытый белоснежной вязаной салфеткой, и давно не работающий проигрыватель, похожий на комод на высоких ножках, и чугунный тяжеленный утюг, который, может, еще видал времена батюшки-царя, и отпаривали им кружева на подоле и ленты для какой-нибудь модницы из позапрошлого века. Было много и других предметов, помельче, расставленных на всевозможных поверхностях, от полок до подоконников: фарфоровые статуэтки, раскрашенные глиняные свистульки в виде соловьев, шкатулки, часы и прочее. И не ленилась же тетка Наталья ежедневно протирать все эти безделушки от пыли!
– В общем, на распродажу я не попала. Но недавно наткнулась на рынке на портрет. Те, у кого он хранился, уезжали в город, дом оформили на кого-то из родственников, а вещи продавали. Как я могла устоять! Купила, конечно. Старинная же вещь, подлинная. Бывшие хозяева за портретом смотрели плохо, совершенно не ухаживали. Может, пылился где-то на чердаке. Мне пришлось его в фотоателье отдавать, чтобы привели в порядок. Еще те деньжищи. Но разве мне жалко? Главное, что у меня он уж будет в целости и сохранности.
Тетка еще долго ворчала о том, каким неухоженным ей достался портрет и какие деньги она потратила на его восстановление. Марина слушала вполуха, думая над сказанными Натальей словами о случае, после которого санаторий закрыли. Узнать бы, что там на самом деле произошло!
– Жаль, что усадьба стоит заброшенной, – вздохнула она и завернула кран. – Неужели никто ею так и не займется?
– Денег нет у администрации. А спонсоры не спешат вкладываться. Может, если бы кто ее из богатеев выкупил? Тогда бы другое дело. Да и то опасно: купят под дачу да изуродуют, камня на камне от прежней красоты не оставят.
– Леша сказал, что хочет в Интернете выложить фотографии усадьбы, вдруг удастся привлечь внимание к ней?
– Ну, благое дело, – сказала тетка Наталья, но как-то без ожидаемого Мариной энтузиазма. Странная все же она женщина, живет себе отшельницей, всю жизнь в земле ковыряется, малообразованная крестьянка, а, однако же, любит старинные вещи, они ей словно семью заменяют. Но при этом без огонька отреагировала на желание Алексея не дать усадьбе погибнуть.
– Все? – окинула цепким взглядом кухню хозяйка. – Раковину насухо тряпкой вытри и иди. Ты мне больше не нужна.
Марина даже чуть обиделась: вместо благодарности ее отправляют восвояси. Но спорить не стала, молча вытерла, как ей и велели, раковину и аккуратно расправила тряпку на краю для просушки.
