Тереза Тур - Самая длинная ночь в году
— Трезвым терпеть все это увеселение было бы невыносимо, — пожаловался ему военный министр. — К тому же хочется залить уши воском, чтобы не слышать весь этот бессмысленный треск, который здешние люди считают за разговоры.
Музыка на мгновение стихла — и до них долетели слова:
— Посмотрите, как князь Варейский смотрит на графиню Дубовицкую…
— Его что — вернули ко двору?
— Да, бедный мальчик пострадал — кто же знал, что глупышка, которую он похитил, не понимает, что такое романтика и хороший тон?
— Да…жаловаться великому князю — это просто… Бестактно!
Военные скривились одновременно.
— Зачем вы позволили этому юноше возвратиться в свиту наследника? — небрежный кивок военного министра в сторону молодого князя Варейского, который кружил в вальсе очаровательную графиню. — Не думаю, что он может оказать благотворное влияние на Александра Александровича.
— Приказ императора, — великий князь допил коньяк. И кивнул, подзывая слугу.
— Будь моя воля, никто бы из этих бездельников и близко бы к наследнику не подошел, — проворчал граф Морозов. — Один — поэт. Восторженный мистик! Кто знает, какие у него мысли в голове!
— Молодой Соколов! — рассмеялся князь Андрей. — На мой взгляд, он самый безвредный из всех. И, кстати, очень талантливый.
— Как маг — пустышка.
— Не соглашусь. Он слабее, чем наследник. Или Алсапов. Но однако сильнее, чем многие мои или ваши офицеры.
— Алсапов, — недовольно покачал головой военный министр. — По-моему, верить этому роду — дурной тон.
— Однако Радомировы им верят уже несколько сотен лет. И пока не обманулись.
Подошедший слуга налил им еще коньяку — и вельможи продолжили разговор.
— А что вы скажете про Волкова, — усмехнулся в густые усы граф Морозов.
— Увы… — развел руками князь. — К сожалению, ничего хорошего. У него — последнее предупреждение от государя-императора. Еще одна попойка с дебошем — и он будет отлучен от двора. В прошлый раз только мое заступничество — каюсь — помогло ему этого избежать.
— Все знают, что вы с его отцом большие приятели…
Князь Андрей кивнул.
— Эх…. Вот вы с его величеством в их возрасте… — проворчал военный министр.
— Под вашим руководством войну выигрывали, — поддержал его великий князь, чувствуя себя…просто старым.
— Хоть при деле были, — усмехнулся Морозов.
— Мда… Кстати, — Андрей Николаевич вспомнил, что так и не обговорил с военным министром вопрос, который его волновал. — Надо усилить работу с кадетами в военных академиях. Как-то молодые люди… разболтались.
— Если вы о покушении, то мы провели тщательную проверку.
— И что она дала?
Граф поморщился:
— Они совсем не понимают слов: «завтра» и «будущее». Усмехаются, когда им говорят, что они испортят себе жизнь. Отеческие наставления вызывают лишь насмешку. А физические наказания отменили!
— Понятно, — кивнул великий князь.
— Увеличим нагрузку, чтобы некогда было думы разные выдумывать. Так же посоветуем поступить в гражданских учебных заведениях.
Музыка опять стихла — и до них снова донеслось щебетание придворных:
— Вы знаете, — радостно говорила молоденькая фрейлина — из новеньких. — А над женой генерала Лютаева мы все-таки подшутили!
— И как — розыгрыш удался? — спросила у нее графиня Снегирева.
— Шутите? Когда он получил грамоту величайшего рогоносца, да еще и с намеком, чьей любовницей является его обожаемая супруга… Он был вне себя…
— А она что… правда с императором?
— Нет, конечно… Она столь провинциальна, что любит своего мужа.
Счастливый, нежный, звонкий смех утонул в беззаботной музыке. И снова закружились пары — юбки, туфельки, прически, мундиры, усы, бакенбарды, перчатки, эполеты, веера. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз….
— Вы знаете, что мой подчиненный подал рапорт — и отбыл в свое поместье, — негромко сказал граф Морозов. — Вот, значит, кому я обязан тому, что толковый человек покинул свой пост.
— Надеюсь, он не поверил во весь этот бред, — тихо сказал князь Радомиров, который был самой первой жертвой подобных увеселений.
— Не знаю, как к студентам, — прорычал военный министр, — а вот к этим бездельникам я бы метод физического воздействия применил!
Великий князь лишь пожал плечами.
Идею подобных розыгрышей подала императрица. Собственной персоной. И для своего первого развлечения она выбрала его, великого князя Радомирова, двоюродного брата ее мужа. До этого он относился к ее величеству безучастно, хотя и с некоей долей уважения. Но однажды, года три назад, к нему в кабинет в Министерстве явилась смущенная и негодующая девица — из новых придворных дам ее величества. Кстати говоря, девица эта ему как раз нравилась. Она общалась со всеми, умудряясь глупо не хихикать…
И в тот раз она не хихикала. Она была в странном настроении — смеси негодования и смущения. Добилась приема. Кинула ему на стол официальный бланк Министерства.
— И что это значит? — прошипела она.
Князь с интересом взял бумагу и прочитал. Приказ фрейлине ее Величества, урожденной княжне Льдовой, приступить к обязанностям любовницы Великого князя Радомирова.
Он поднял глаза. Его недоуменный взгляд столкнулся с ее возмущенным.
— Какая гадость, — неторопливо протянул он. — Надеюсь, вы не решили, что я имею к этому хоть какое-то отношение?
Девица потупилась.
— Единственно, что мне интересно, как эти… шутники раздобыли мой незаполненный министерский бланк.
Потом они с княжной Льдовой — и ее женихом — пришлось и его посвящать в интригу — затеяли целое расследование.
— Зачем? — спросил он у императрицы, когда все узнал. Придворные, которые в этом участвовали, были уже отлучены от двора.
— Скучно, — отвечала она ему.
Ей было скучно. А идиотская идея прижилась…
Он дернул щекой, представляя в роли жертвы розыгрыша Иру. Или его в роли генерала, получившего письмо об измене…
И вот что ему теперь делать? Он привязался. Он — надо, наконец, признаться самому себе — полюбил…
Соблазнить ее — и сделать своей любовницей — не позволяла совесть. Женой… Да… Женой Великого князя Радомирова — наверное, здравый смысл. И любовь к ней…
Самое мудрое, что он мог сделать — это оставить девочку в покое…
Тут он представил, что не подойдет к ней больше, не заговорит. Что в ее серых глазах поселится тоска. Или ненависть к нему — если обставить прощание как положено, с привлечением его как бы новой пассии…
— Прошу прощения, ваша светлость, — обратился он к графу Морозову, который тоже задумался — о чем-то своем. — Но мне придется вас покинуть.
И… князь Радомиров сбежал с бала. Ничего, пару часов они тут точно без него обойдутся. В свой дворец — переодеться — он же не сможет появиться перед ней в белоснежной парадной форме с золотыми аксельбантами и россыпью орденов. Придется переодевать. А еще надо отнести поесть — наверняка она забыла.
Так он и появился в госпитале — в обычном черном кителе без знаков отличия и с корзинкой, полной еды.
— Чем мы может вам помочь? — привстала ему навстречу целительница, увидев форму. — У вас что-то случилось?
— Понимаете, — обратился он к ней. — Я бы хотел увидеть Ирину Алексеевну Иевлеву. Она сегодня дежурит.
— Вам ее вызвать?
— Не нужно. Я не болен. Просто осенью… Она мне спасла жизнь. Я бы хотел поздравить ее с праздником.
— Вообще-то не положено…
— Пожалуйста.
— Ладно, проходите, — во взгляде читалось и одобрение, и интерес, — только тихонько. Вас проводить?
— Я знаю, куда идти, — он отрицательно покачал головой. Действительно, сразу как узнал, где работает Ира, тщательно изучил план здания. Пути подхода, отхода. Эвакуации… И где находится ординаторская отделения травматологии, ему было тоже известно.
Он тихонько постучал.
— Открыто, — раздался ее голос.
— Ирина Алексеевна! Добрый вечер.
На мгновение ему показалось, что она бросится ему в объятия. Но Ира смешалась, остановилась. Завела руки себе за спину, словно опасалась, что они ей не подчиняться.
Только глаза горели таким счастьем…
— Как вы? Откуда вы?
— Сбежал, — признался он. — Буквально на час… Решил вас поздравить. И покормить заодно.
— Я скучала, — призналась она.
— Я тоже, — вздохнул он. — Ужинать?
Быстро распаковали корзинку, достали все.
Он разлил по бокалам ее любимый вишневый сок.
— С праздником.
— У меня есть для вас подарок.
— Странное совпадение, — улыбнулся он. — У меня для вас — тоже.
СТОЛИЦА. ПОЧТИ ГОД НАЗАД. ЯНВАРЬ. ОНАА еще я не любила праздники. Детство, конечно, не в счет… Тогда были вера во что-то чудесное. Грезы. Надежды. Искрящаяся радость.
