Фридрих Незнанский - Честный акционер
Фридрих Незнанский - Честный акционер краткое содержание
Фридрих НЕЗНАНСКИЙ
ЧЕСТНЫЙ АКЦИОНЕР
Глава первая
СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛОВ
1
В кабинете руководителя аппарата Правительства было довольно душно. Хозяин кабинета, глянув на начальника Следственного управления Генпрокуратуры Казанского, человека дородного и чопорного, слегка отпустил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу.
— Николай Николаевич, трудное дело, — величаво пробасил Казанский, — однако…
— Подождите, — остановил его Русак. — В этом деле я полагаюсь, прежде всего, на ваш профессионализм.
Перед ним не было ни одного штатского, только генеральские мундиры.
«К чему этот парад?» — подумал Русак. Впрочем, к ним, в Правительство, эти люди в ином виде и не ходят.
— Вы должны понимать, — продолжил Николай Николаевич, — как много поставлено на карту и как много зависит от нас с вами. Судьба страны… — Русак выдержал паузу, прикидывая, не слишком ли пафосно звучат его слова, но затем решил: не слишком, особый случай, сойдет. — Да, господа генералы, судьба страны зависит от нас с вами! С этой мыслью вы должны вести дело Храбровицкого. И довести его до логического завершения… Владимир Михайлович, — обратился Русак к Казанскому. — Теперь я вас слушаю.
Один из трех генералов, ведущих дело олигарха Михаила Храбровицкого, неспешно пожевав губами, откликнулся:
— Да, но… — Неоконченная фраза повисла в воздухе. — Все правильно, Николай Николаевич, но… — и замолк.
Русак не терпел невразумительного молчания.
— Что — но? — Русак нахмурился.
Казанский пожал плечами:
— Мы живем не в вакууме. Пресса пристально следит за каждым нашим шагом.
— Владимир Михайлович прав, — поддержал его генерал-лейтенант внутренней службы Анатолий Григорьевич Краснов. — Это черт знает что творится! Настоящая вакханалия! Для этих борзописцев ничего святого не осталось. У нас в МВД говорят, что…
— Мы живем в демократической стране, — с мягким упреком произнес Русак. — И должны уважительно относиться к свободе слова.
— Я ведь не призываю ставить их к стенке, — с улыбкой заметил Краснов. — Но приструнить распоясавшихся лгунов не мешало бы.
— Слава богу, только приструнить, — улыбнулся Русак. — А то ведь вы у нас человек горячий, это всем известно.
— Анатолий Григорьевич у нас настоящий огонь! — с усмешкой подтвердил третий из присутствующих в кабинете генералов, Александр Сергеевич Самойлов, начальник одного из управлений центрального аппарата ФСБ, человек ироничный и насмешливый. — Ему бы с Храбровицким на дуэль выйти. Разом бы прихлопнул этого типа.
— Да, было бы неплохо, — согласился Русак. Он заложил руки за спину и задумчиво походил по кабинету. — Особо ретивых борзописцев мы прикроем. Не сразу, конечно, а постепенно. — Он остановился и задумчиво посмотрел в окно. — А в том, что с вакханалией нужно кончать, я с вами полностью солидарен. Вот мы и начнем с самого верха.
В глазах генералов появилось некоторое недоумение. Они переглянулись. Русак посмотрел на них и поспешно уточнил:
— Я имел в виду Храбровицкого и других олигархов.
Генералы облегченно вздохнули. Русак понял, что именно их напрягло, и не смог удержаться от улыбки.
— В общем и целом мы с вами все обсудили, — сказал он. — Еще раз прошу: не тяните с этим делом. Чем дольше тянется расследование, тем больше пересудов оно вызывает.
— Пересуды будут всегда, — заметил Казанский.
— Да, но когда суд вынесет правильное решение, все пересуды превратятся в пустую болтовню, — резонно ответил ему на это Русак. Затем он улыбнулся, смягчая улыбкой строгий тон своей последней фразы, развел руками и добавил: — Ну что ж, товарищи генералы, если вопросов нет, не смею вас больше задерживать.
Генералы встали с кресел, по очереди пожали Русаку руку и — один за другим — вышли из кабинета.
2
Черная «Волга» с форсированным двигателем и тонированными стеклами плавно скользила по вечерней московской улице. Слева и справа проносились неоновые вывески ресторанов и бутиков, чередуясь с ярко-освещенными рекламными щитами, призывающими водителей получить райское наслаждение от шоколадок, сотовых телефонов, электрочайников, пива и прочих незаменимых в раю вещей.
Генерал Краснов некоторое время смотрел в окно, затем повернулся к коллегам, вздохнул и сказал:
— Вот так вот глянешь вокруг — и диву даешься, как изменилась улица за какие-нибудь десять — пятнадцать лет.
— В лучшую или в худшую сторону? — уточнил генерал Самойлов.
Краснов фыркнул:
— В худшую, конечно. Сплошная жратва да голые бабы, и все это в красивой упаковке. Как будто в мире нет других вещей.
— Что касается баб, то они в основном вообще без всякой упаковки, — вновь уточнил Самойлов.
— Патриотизма не осталось, — не замечая его насмешливого тона, продолжил рассуждать Краснов. — Детей растлевают. Простой, честный труд высмеивают. Хапать, хапать, хапать — вот их призыв!
(Причина дурного настроения Анатолия Григорьевича была ясна. На совещании у Русака ему здорово досталось за нерасторопность. Русак умел ставить генералов «на место» и любил это делать.)
— Анатолий Григорьевич, у вас слишком мрачный взгляд на жизнь, — зевая, произнес Казанский. — Пока мы с вами в состоянии приструнить зло, с миром все в порядке. А мы — в состоянии.
Однако Краснов упрямо гнул свою линию:
— Дожились, мать вашу. Все продается и покупается, а честь мундира ни хрена не стоит.
Самойлов и Казанский переглянулись.
— Это вы не правы, — усмехнулся ироничный Самойлов. — Нынче и на мундир, и на честь полно покупателей. Продавай — не хочу.
Генерал Краснов мрачно ухмыльнулся, давая понять, что оценил черный юмор фээсбэшника Самойлова.
— Анатолий Григорьевич, — продолжил тот все в том же насмешливом тоне, — знаете анекдот? Черная «Волга» с тонированными стеклами подрезает «мерс». Из «мерса» выскакивает новый русский, подбегает к «Волге» и начинает пинать ее в дверцу, кроя матом весь белый свет. Тут тонированное стекло «Волги» медленно-медленно опускается, и новый русский видит в салоне полковника ФСБ. Новый русский тут же расплывается в улыбке и приветливо говорит: «Здравствуйте, товарищ полковник! А я стучу, стучу — думаю, кому деньги-то отдавать?»
— Старый анекдот, — хмуро ответил Краснов.
— Зато актуальный, — весело сказал Самойлов.
— Это точно, — согласился с ним Казанский. — Единственное, чего они пока боятся, — это мундира и красного удостоверения.
— Не боятся, а побаиваются, — поправил коллегу Самойлов. — Но некоторые и без мундира умеют страху нагнать. Вот как сегодняшний «желторотик». Непонятно, откуда выскочил, а все туда же. Легко ему чужими руками жар загребать. Мальчишка!
— Штатская сволочь, — подтвердил Краснов. — Пристроился на тепленькое местечко, а мы теперь вынуждены выслушивать от него поучения.
— Вы это о ком? — спросил его Самойлов.
— Как о ком? — удивился Краснов. — О Русаке.
— А-а… — Самойлов тонко усмехнулся. — Вообще-то я имел в виду олигарха Храбровицкого.
Краснов понял, что попал впросак, и слегка покраснел.
— А меня дома ждет борщец, — сказал Самойлов, закрывая неприятную тему. — Вкусней моей жены его никто не готовит. — Он прикрыл глаза и блаженно покачал головой. — Люблю, знаете, под борщец пропустить граммов сто — сто пятьдесят водочки. Кстати, не хотите заехать? Жена будет рада, она любит гостей.
— Мне борщ нельзя, — пробурчал Краснов. — Жирный слишком, врачи запретили. А что касается закусок, то лучше соленых груздей и селедки с луком вы ничего не найдете.
— А как же икра? — вставил свое слово Казанский.
— Если только черная, — сказал Краснов.
Спорить с ним никто не стал. Похоже, в этом вопросе генералы пришли к полному консенсусу.
Отрезанные от внешнего мира тонированными стеклами «Волги» и мирно беседовавшие, генералы не догадывались, что ужинать им сегодня уже не придется и что Самый Верховный Судья уже вынес им свой вердикт. Неоновые буквы вывесок, которые они с таким любопытством рассматривали в эти минуты, были для них тем же, чем были для царя Валтасара горящие буквы пророчества, повисшего в воздухе и гласящего, что век его уже исчислен и что никакого будущего для царя не предвидится.
В библейской легенде огненные буквы мрачного пророчества смог разгадать лишь вещий Давид. «Мене! Текел! Фарес!» На современной московской пустынной улице никого, похожего на пророка Давида, не наблюдалось. Но другие, более страстные и более жесткие, глаза внимательно смотрели вслед удаляющемуся автомобилю генералов сквозь стекло мотоциклетного шлема. Глаза эти были карие, почти черные и чуть раскосые, как у татарина или башкира.
