Данил Корецкий - Атомный поезд
Под халатом у неё было только бельё. Александр запомнил белый живот с густой растительностью внизу — яркий контраст с выбритой везде Оксаной. Узкая неудобная полка, стук колёс, тугое бьющееся тело и требовательный стук в дверь…
— Кто это рвётся? — спросил он, когда они вынырнули из горячих влажных волн страсти.
— Не… знаю… — тяжело дыша, вымолвила женщина. И тут же добавила: — Подожди, не выходи…
Она постепенно пришла в себя и, прижавшись ухом к двери, вслушалась в происходящее снаружи.
— Кажется, никого нет… Иди, только осторожно…
Кудасов вынырнул в коридор и закрыл за собой дверь.
В метре от него стоял старший лейтенант Гамалиев.
— Ты что делал у докторши?! — зло спросил он. Кудасову показалось, что соперник нетрезв.
— Какое твоё дело? Давление измерял!
— А почему запирались?!
— Кто запирался? У тебя, видно, крыша едет… Гамалиев шагнул вперёд и ударил его в лицо. Но реакции повелителя ракет гораздо быстрее, чем у простого смертного. Кудасов пригнулся, и кулак противника со стуком въехал в стальную переборку. Раздался приглушённый вскрик. Инцидент можно было считать исчерпанным. Но остановить ракету с включённым зажиганием уже нельзя. Ответный удар, подпитанный силой атомного пуска, сбил Гамалиева на пол.
— Что тут происходит? — Наталья выглянула в коридор.
— Вот, человеку плохо стало, — ответил Александр. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не привлекать к себе внимания, он прошёл второй вагон, миновал третий и, наконец, добрался до четвёртого. Везде по-прежнему шло веселье, и стало заметно, что без алкоголя не обошёлся почти никто. Александр подумал, что в качестве универсального транквилизатора наверняка используется одеколон, входящий в комплект рейсового чемоданчика каждого офицера.
В вагоне группы запуска Половников, Козин и Петров конспиративно допивали спирт.
— Иди к нам, Александр! — коллеги замахали руками. — Ты где был?
— Давление поднялось, — обтекаемо ответил Кудасов. — Принял снотворное, ложусь спать.
Он зашёл в свою каюту, лёг на неудобную полку и мгновенно заснул.
Во втором вагоне военврач Булатова оказывала медицинскую помощь Гамалиеву. Вначале с использованием нашатыря она привела его в чувство, потом осмотрела припухшую челюсть. Она не спрашивала, что случилось, всё было и так ясно. Оттого, что офицеры подрались из-за неё, как второклассники на перемене, она испытывала смешанное чувство гордости и досады.
— Всё в порядке, перелома нет! — весело сказала она. — Можете возвращаться к несению службы…
Старлей угрюмо смотрел в сторону. Ни улыбок, ни обычных комплиментов. Он вообще старался не встречаться с ней глазами. Даже не поблагодарив, оскорблённый в лучших чувствах Гамалиев ушёл.
Вскоре в дверь военврача опять постучали. Это оказался майор Сомов. Он разрозовелся, глаза масляно блестели, на губах блуждала многозначительная улыбка. Особист был пьян.
— Можно, Наталья Игоревна?
Не дожидаясь ответа, он ввалился в каюту и сел на полку рядом с удивлённой женщиной. Она подумала, что Сомов пришёл из-за драки Кудасова с Гамалиевым. Но в таком состоянии… Она никогда его таким не видела.
— Я по делу, очень щекотливому, между прочим, — майор попытался взять её за руку, но Наталья отстранилась. — Ко мне в каюту транслируется то, что происходит в разных местах поезда. Понимаете, да? — особист многозначительно поднял палец. — В том числе и то, что происходит в боевом вагоне. Понимаете, да?
Женщина напряглась.
— Вчера я видел то, что никому видеть не положено. Но мне всё положено по долгу службы. Понимаете, да? — он еле ворочал языком. — Любому факту можно дать разную оценку… Да, совершенно разную…
Короткопалая, волосатая ладонь легла на колено военврача, отодвинула халат и горячим потом обожгла нежную кожу. Наталья Игоревна двумя пальцами брезгливо сняла пятерню особиста, как снимают запрыгнувшую на кровать лягушку.
— Режим секретности запрещает фиксировать что-либо, происходящее на борту, — строгим, официальным тоном произнесла она. — За нарушение — трибунал!
На лице Сомова отразилось замешательство. Это говорила не военврач поезда, а жена командира части. Он начал трезветь.
— Я ничего не фиксировал, я просто увидел…
Хлоп! — звонкий шлепок пощёчины на миг перекрыл стук колёс. Наталья Игоревна вскочила. С искажённым лицом она напоминала разъярённую фурию. Хлоп! Хлоп!
И без того красная физиономия особиста стала багровой.
— Я же ещё ничего не сказал, — он поднял руку, защищаясь.
— Пошёл вон, мерзавец! — вцепившись двумя руками в воротник и плечо форменной рубашки, Булатова сдёрнула грузное тело майора с полки, да так, что он чуть не упал. С треском оторвался майорский погон.
— Пьяница! Я должна выслушивать про твои галлюцинации!
Дверь распахнулась, и, получив коленом под зад, Сомов вылетел в коридор. Проклиная себя за глупость и прилаживая на плече сползающий погон, он вдоль стенки вернулся в штаб и закрылся в своей каюте. А через несколько минут через штабной вагон пробежала строго одетая по форме военврач Булатова. Не соблюдая никаких правил конспирации, она ворвалась в каюту, где в одиночестве спал Кудасов, и бесцеремонно разбудила его.
— Это было последний раз! — возбуждённо выпалила она.
— Что?! — спросонок молодой человек ничего не понял.
— Больше такого не будет, вот что! — Наташа тяжело дышала. До него стало доходить, о чём идёт речь.
— Но почему?! Что случилось?!
— Потому, что я не блядь. Это слабость, дань прошлому — и только!
— А я?
— Ты получил, что хотел, должен радоваться. Хватит. Забудь всё. И так неизвестно, чем всё кончится.
— А чем может кончиться?
— Не знаю. Приходил Сомов, хотел меня трахнуть. Потому что видел, как это делаешь ты в боевом вагоне. Почему он это видел? Ты не должен был этого допускать!
Она выскочила из каюты и так же, не таясь, пошла к себе. Отбой прошёл, выключили дневное освещение, но в отсеках продолжали гулять.
— В тот овраг, где мы скопом стоим, артиллерия бьёт по своим, — жалостливо выводил молодой голос. — Это наша разведка, наверно, ориентир указала неверно…
Трудно было представить, что всё это происходит на одном из самых режимных военных объектов России.
— Недолёт, перелёт, недолёт… По своим артиллерия бьёт!
Оскорблённая женщина добралась до своей каюты и повалилась лицом в подушку. Лицо её было мокрым от слёз.
«Надо списываться в поезда, — с горечью подумала она. — Ещё один рейс, чтобы Андрей ничего не заподозрил… И всё, хватит… Сама виновата, дура!»
Лишённый основной своей составляющей — супергрозной «Молнии», а вместе с ней потерявший железную дисциплину и уставной порядок, БЖРК стремительно нёсся через ночные степи средней полосы. Казалось, поезду не терпится получить новую атомную начинку.
***На этот раз БЖРК встречали как вернувшийся с орбиты космический корабль: яркие прожектора, приветственные транспаранты, родственников пропустили прямо на перрон, где и провели торжественный митинг.
Встречающих сегодня было особенно много, не пришли только Оксана и Ирина Александровна Белова. В отличие от своего командира, Кудасов к такому отношению не привык и чувствовал себя сиротой. Тем более что Наталья Игоревна стояла рядом с мужем возле трибуны и нежно держала его под руку.
Митинг был коротким: командование поздравило экипаж с выполнением важного правительственного задания, пообещало поощрения и награды, после чего все разошлись по домам.
В квартире звенела непривычная пустота. Александр проголодался, но когда открыл холодильник, то обнаружил лишь заплесневелый кусочек сыра. Сейчас бы навернуть материнских котлет… В хлебнице нашлась четвертушка в камень зачерствевшего батона, на балконе — одна-единственная луковица… Он счистил ножом плесень с сыра, намочил и разогрел в духовке хлеб, нарезал лук… На праздничный ужин было, конечно, не похоже. Хотелось выпить, но спиртного в доме не было.
Через несколько дней в клубе состоялось торжественное собрание. Ефимов и Кудасов получили грамоты и именные часы от Министра обороны. Грамоты и денежные премии вручили всем командирам подразделений и дежурным операторам смены запуска. Полковник Белов никаким поощрением отмечен не был. Очевидно, эпизод с контейнерной крышкой своевременно довели до сведения командования.
Он выходил из зала мрачнее тучи и в столовую, где были накрыты праздничные столы, не пошёл. У Кудасова тоже не было никакого настроения веселиться, но, как герой дня, он не мог уклониться.
Ради столь торжественного случая «сухой закон» был отменён: на столах стояла водка — из расчёта бутылка на троих мужчин, и шампанское — бутылка на трёх женщин.
Булатов поднял тост за героев, успешно выполнивших боевую задачу, персонально выделил Ефимова и Кудасова, а потом особо — Кудасова, который точно направил ракету и поразил цель в самое «яблочко».
