Гарольд Койл - Крещение огнем
Он все еще посмеивался про себя, когда из Овального кабинета появился советник президента по национальной безопасности и направился прямо к нему. Уильям Хэстерт, который до того как войти в администрацию Белого Дома, был профессором в колледже, являл собой редкостный экземпляр зануды. "Можно ли ожидать от президента толковых решений, если у него такие советники?" — в который раз удивился Эд. Когда Хэстерт подошел к конгрессмену поздороваться, ни в его рукопожатии, ни в улыбке не ощущалось ни малейшей доброжелательности. Он пробормотал дежурную фразу о том, как они с президентом рады, что Льюис, при всей своей занятости, сумел найти время и так быстро откликнуться на приглашение, причем от Эда не ускользнуло, что советник поставил себя впереди президента.
Желая выяснить заранее, о чем пойдет речь, Льюис, после официального рукопожатия, задержал руку Хэстерта в своей, что явно не понравилось советнику, и спросил:
— Кто еще приглашен, мистер Хэстерт?
Высвободив руку, советник посмотрел на свою ладонь, потом — на Льюиса:
— Больше никто, конірессмен Льюис. Гфезвдент пожелал побеседовать с вами наедине. Он готов вас принять.
Так и не сумев ничего добиться от Хэстерта, Эд решил положиться на удачу и свое умение быстро ориентироваться в любой обстановке.
— Что ж, советник, тогда не будем заставлять президента ждать.
Вслед за советником Льюис миновал приемную и двух охранников, стоявших у дверей Овального кабинета. Оказавшись внутри, он увидел, что президент неподвижно стоит у балконной двери и с отсутствующим видом смотрит на Розовый сад. "Что- то он совсем не похож на довольного собой человека", — подумалось Эду. Ссутуленные плечи, скрещенные на груди руки, опущенная голова — все это говорило о тяжелом бремени забот. Когда Хэстерт доложил о приходе конгрессмена, президент не сразу повернулся к вошедшим. А повернувшись, продолжал стоять, скрестив руки и опустив голову, глядя на Льюиса исподлобья опухшими глазами, обведенными темными кругами.
— Спасибо, Эд, что так быстро откликнулись. — Даже опустив руки, чтобы указать Льюису на кресло, президент не поднял головы, так что подбородок его почти касался іруди. — Присаживайтесь, пожалуйста. Не выпьете ли кофе?
Льюис хотел отказаться, но передумал. С тех пор, как Аманда повела кампанию против кофеина, он никогда не упускал случая перехватить чашечку Настоящего кофе, если был уверен, что жена об этом не узнает. Она умудрилась проводить свою линию даже в его кабинете в здании Конгресса, строго-настрого наказав его сотрудникам давать ему только кофе без кофеина. Сознавая, что поступает глупо, Льюис все же по привычке опасливо огляделся: нет ли в кабинете посторонних, которые донесут на него Аманде.
Когда они сели, и Льюис получил возможность насладиться запретным напитком, президент приступил к делу.
— Вчера, Эд, вы с присущим вам красноречием отметили, что я неосторожно схватил смоляное чучелко и увяз обеими руками.
Льюис вздохнул. Он уже почти жалел, что сказал эту фразу. В конце концов, это был дешевый ход, которого не заслуживал даже этот президент. Но теперь он уже был бессилен что-либо изменить. У Льюиса даже мелькнула мысль — не извиниться ли, но он не стал этого делать. Пусть ход был дешевым, зато он ни словом не погрешил против истины.
— Я попал в скверное положение, Эд, и вам это известно.
Подняв глаза от чашки, Льюис усмехнулся:
— Да, положеньице у вас, как у того парня, который защемил свое хозяйство "молнией" от ширинки: делать что-то надо, причем срочно, но делай — не делай, боль все равно адская.
Эд выжидательно смотрел на президента. Ему не нравились ни его политика, ни те методы, которыми он пользовался. Президент не нравился ему даже как человек. И все же он — президент и, вдобавок, человек, который попал в беду и нуждается в помощи. Хватит ждать, пока он будет ходить вокруг да около, пытаясь спасти остатки самолюбия. Пора сделать шаг навстречу. К тому же, негоже использовать положение президента в политических или личных целях. Все равно, удовольствие будет испорчено угрызениями совести, которые не оставляли Эда даже после пяти лет пребывания в Конгрессе.
— Чем могу быть полезен, господин президент?
Испытав облегчение от того, что можно, наконец, говорить начистоту, президент с готовностью открыл свои карты:
— Мне нужен человек, который отправился бы в Мексику, — человек, имеющий военный опыт и, в то же время, не связанный с армией, который сможет дать мне четкое и непредвзятое представление о том, что думаіют командиры строевых частей и как они оценивают создавшуюся ситуацию.
Льюис искоса взглянул на президента:
— Уж не хотите ли вы сказать, что не доверяете докладам Объединенного комитета[5]?
— Эд, дело не в том, что я им не доверяю. Просто я не считаю, что они способны объективно отвечать на мои вопросы. Они, как и ЦРУ, не могут оправиться of шока после битвы при Монтеррее и известия об участии в ней никарагуанцев. Вашингтонские стратеги, стараясь оправдать собственные промахи и как-то спасти существующий план военных действий, в суете упустили из вида конечную цель: национальную безопасность. Мне нужны решения — реальные решения — а не фантазии. Но прежде чем принять эти решения, я должен иметь надежную, неприукрашенную информацию.
Подавшись к Льюису, президент заглянул ему в глаза и, облокотившись на колени, чуть ли не в молитвенном жесте сложил ладони:
— Вы согласитесь поехать, Эд?
Льюис на миг задумался. Какой отличный способ убрать с дороги противника! Уж не решил ли президент воспользоваться старой истиной: лучше заводить новых друзей, чем умножать число врагов? Может, он решил выиграть время, надеясь, что, отослав несговорчивого конгрессмена в Мексику, избавится от его нападок и сумеет подмять под себя мексиканское правительство? Или он говорит искренне? Ищет реальный выход?
— Кого, господин президент, вы хотите послать со мной, кому я подчиняюсь и какие ограничения налагаются на мои передвижения внутри Мексики?
Президент развел руками:
— Выбирайте сами, кого взять с собой. Просто сообщите мне, когда решите окончательно. Что касается передвижений, вы вольны ездить куда угодно и разговаривать, с кем сочтете нужным. Вам предоставляется полная свобода действий.
"Что ж, перспектива заманчивая", — подумал Эд. Отхлебнув больщой глоток кофе, он обдумал ситуацию и решил выдвинуть дополнительные требования. Если уж на то пошло, он хочет действовать осмысленно, а не выполнять роль манекена. Он повертел чашку в руках:
— Вели верить этой журналистке, Джен Филдс, мы не сумели сделать все, что от нас зависело, чтобы разобраться в проблемах, стоящими перед Советом тринадцати, и правильно оценить их. — Бросив взгляд на Хэстерта, конгрессмен продолжал: — Если иностранное правительство вынуждено обратиться к телерепортеру, чтобы доставить нам свое послание, это говорит о многом..
Не обращая внимания на советника, который пытался не показать, что уязвлен этим выпадом, Льюис обратился к президенту:
— В любом случае, нам придется как-то договариваться с мексиканцами. Мы уже убедились, что односторонние действия ни к чему хорошему не приводят. И если я поеду в Мексику, то хочу вместе с Джен Филдс побывать в Мехико, и от вашего лица начать диалог с новым правительством.
Отвечая, президент даже не взглянул на Хэстерта, будто заранее предвидел такую возможность:
— Не скрою, Эд, это больше, чем я ожидал; тем не менее, вы правы.
Хотя он не был в восторге от идеи Льюиса отправиться в Мехико в сопровождении известной журналистки, выбора у него не оставалось. На самом деле президент еще до прихода конгрессмена решил пойти навстречу всем его требованиям. Как метко заметил Эд, что ни делай, все равно будет больно.
— Мы тут как раз обсуждали, как лучше ответить на послание Совета. Не откажите в любезности захватить с собой мое личное послание мексиканскому правительству. Когда вы сможете выехать?
— Сегодня вечером не будет слишко рано?
— Сегодня вечером — как раз то, что нужно. Могу я чем-то помочь вам, кроме улаживания всех формальностей?
