Настоящая фантастика – 2014 (сборник) - Гусаков Глеб Владимирович
Рада встряхнула кудряшками и засмеялась.
Значит, девочки. Обереги у женщин получаются лучше, это все знают. Даже после замужества мало кто бросает это занятие. Не всякая семья потерпит камнерезный станок у себя во дворе, но можно ведь и покупать заготовки. Купец будет доволен тем, что у супруги есть деньги на булавки. А уж шахтерская жена и вовсе может заработать почти столько же, сколько муж в забое.
Дома, по счастью, было убрано, нашлась и мята, и прошлогоднее варенье.
– Вы ведь шли через кладбище? – спросил он хрупающих сухарики подруг. – Можете описать или нарисовать мне самый большой памятник? И рассказать, что на нем было высечено?
– Я пыталась разглядеть, – виновато сказала Рада, – но тут Эна потащила меня к выходу.
Эна неохотя, очень медленно сказала:
– Он страшный. Там было сказано: «Тебе, кого я долго убивал».
Сой поперхнулся горячим настоем. На памятнике не было написано ничего такого. Но, в сущности, поставивший его сотник должен был написать именно это.
Говорили, что он был хорошим командиром и берег каждого из своих солдат даже там, где людей клали тысячами. Говорили, что жена была верна ему все те годы, что ей пришлось ждать. Даже соседи слишком поздно узнали, что он бил ее смертным боем. Пришлым не любили рассказывать историю этой семьи – то ли боялись, то ли стыдились. С теми, кто слишком часто заглядывал в Прорву, случаются страшные перемены. Редко, но случаются.
Сой всего лишь хотел проверить, умеют ли девочки видеть мир и открываться ему. Правильно сделанный оберег привязывает к жизни, помогает держаться за нее, пока есть силы, и никого не утащить за собой в Прорву в последний час.
– Зато у ворот, – сказала Рада, – там посажены очень красивые цветы. Белые пионы слева, справа – незабудки, и камнеломка, а чуть подальше – голубые ирисы.
Ну что же, одна из девочек точно прошла испытание на внимательность. Но по правилам полагалось еще понять, в какой час и для какой судьбы появился на свет ученик.
– Ты помнишь, в какой день родилась, Рада?
– Конечно. Мне четырнадцать лет. Брат говорит, что я родилась на рассвете того весеннего дня, когда свет длится столько же, сколько и тьма.
– А ты, Эна?
– Мы с Радой ровесницы. Стало быть, примерно тогда же.
– А точнее не помнишь?
– Маме было не до того, чтобы это запомнить. За неделю до моего рождения в шахте случился обвал, отца не откопали.
В голосе Эны не было никаких чувств. Сой знал, что это ничего не значит. Непоправимое горе часто молчит. Но невольно он ощутил неприязнь к девочке. Ну что же, все, так или иначе, решится утром.
Он вынес из кладовки два тяжелых тюфяка и постелил Раде и Эне в соседней комнатушке, а сам снова уселся за стол рядом с горящей свечой. Время рождения светленькой было указано на редкость точно, и теперь Сой размечал положение звезд. Сразу несколько стояний указывали на то, что у девочки есть немалые способности, и к их мастерству в том числе. А вот это дурной знак, и тут тоже… В скверный для себя час Рада может утратить власть над собой и станет метаться из стороны в сторону, как слепая в горящем доме. Направить человека в такой беде может лишь внутреннее зрение, которое и в отчаянии, и в горести выведет на нужную дорогу. Надо смотреть… нет, у Рады его недостает, для таких способностей – слишком мало. Впрочем, Энья, звезда погибели, стоит в доме союза, а это, по счастью, не слишком сильное положение. Иначе от девочки пришлось бы отказаться сразу же.
Сой вспомнил, как учитель однажды сказал ему:
– Если ты не знаешь, брать ученика или нет, соглашайся.
– Почему? – спросил он тогда.
– У нашего дара две стороны. Тот, кто может оберечь от Прорвы, способен и увлечь в нее. Но обученный мастерству лучше чувствует, какой стороны держаться.
Похоже, это был ответ на его сомнения. Да и девочка пришлась ему по душе. Не врут ли звезды, в самом деле? Рада казалась такой уравновешенной, такой разумной. Уже проваливаясь в сон, Сой подумал о том, что делать с Эной, и ответил себе, что утро все решит.
Утро выдалось ясным, солнечные лучи продолжали греть, даже пробившись сквозь окно. Сой решил не выносить стол с камешками во двор – свет и так играл в них. Камни были уже обточены и готовы для того, чтобы вделать их в пояс, в браслет или набрать из них бусы. Оберегами обычно служили ожерелья, наголовные повязки, ручные или ножные браслеты – все, что замыкало и закрывало.
Рада даже не решалась прикоснуться к камням – и это был не слишком добрый знак. Она только стояла над ними и рассматривала каждый с немым восхищением маленькой девочки, которой неважны цены и караты – самое интересное было здесь: разноцветное-яркое-близкое. Обереги предназначались для всех, и традиция запрещала использовать в них дорогие самоцветы – только то, что тысячелетиями лежало на этих берегах, впитывая силу родных мест. Такого было немало – и успокаивающая глаз травяной зеленью змеиная шкурка, и переливчатый камень волн, и огонек, желтый с красным, и фиолетово-лиловый камень волшебников, и другие, названия которых помнил один лишь Сой. Некоторые из них были аккуратно нарезаны и обточены, некоторые, почти бесформенные, – лишь слегка отшлифованы для того, чтобы стал лучше виден рисунок.
Эна встала рядом с Радой и зачерпнула камни в горсть, встряхнула, что-то отложила, зачерпнула еще. Глаза ее были полузакрыты, но отрешенный взгляд стал осмысленным, и на щеках появился румянец.
– Вот этот в серединку, – сказала она. – Он такой сине-зеленый, что почти красный.
Она выложила на стол оранжевый огонек, обточенный под большую бабочку.
– А эти – сюда, сюда и сюда.
– Погоди, – отозвалась Рада. – Эти лучше вот так.
Она брала камни из ладони Эны и выкладывала их в два ряда.
Сой поглядел. На столе лежала заготовка для оберега. Пояс для мальчика, в котором зреет мужская сила.
– Неплохо, – сказал он. – У меня есть подходящая полоска кожи. Сегодня я покажу вам, как вделать в нее камни, чтобы они держались прочно.
– Так вы взяли нас! – ликующе сказала Рада. Эна безучастно молчала.
Сой еще много раз устраивал девочкам подобные испытания и постоянно видел одно и то же. Вдвоем Эна и Рада могли подобрать что угодно – оберег для шахтера, амулет для рыбака, хранитель снов для пугливого ребенка, ожерелье для молодой девушки. Поодиночке у них получалось куда хуже.
Лишь один раз, когда надо было сделать пояс для матери, потерявшей дитя, девушки стали в тупик.
– Я поговорю с Найдой, – сказала Эна. – У нее были дети. Она должна понимать, как это.
– Кто это – Найда?
– Ее собака, – беззаботно ответила Рада. – Она давно уже умерла, но они иногда разговаривают.
– Я попросила Найду не уходить далеко, – медленно проговорила Эна. – Ей будет страшно без меня.
Родные берегли Раду от домашней работы, и Сой сначала совсем понемногу показывал ей, как сшивать кожу, вделывать застежки, замыкать цепочки. Но все, что выходило из-под рук девочки, к его удивлению, выглядело надежным, ладным и долговечным – таким, каким и должен быть настоящий оберег. Тот, кто завершает амулет, вкладывает силу, правильно подобранные камни только направляют ее. Эна с ее ладонями, загрубевшими от ведер с водой и горшков, завершала обереги неуверенно, робко повторяя за подругой. Зато медноволосая подбирала удивительные сочетания камней. С первого взгляда все они казались Сою невозможными, и он понимал их смысл лишь после того, как старался внимательно вглядеться. Еще она любила стоять рядом со станком, когда Сой работал. Ему никак не удавалось отогнать девочку, все, что он смог, – заставить ее надевать на лицо повязку от пыли и каменной крошки. Однажды она сказала:
– Этот камень нельзя так распиливать. Он уже разбит.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, поглядите же. Он нецелый внутри, он сам раскололся бы через год… не знаю… через десять лет. Пилите вот так, – Эна провела ногтем черту, – тогда он сам распадется на две половинки.
