Вадим Россик - Репетитор
Такэда Исао владел всеми секретами психотехники древней самурайской школы Черного Леопарда и потратил много времени и труда, чтобы передать их мне. Мною самим был выбран тот образ, который олицетворял то, от чего никому нет спасения, и этот образ был навсегда поселен в моем сознании. Обычно для победы мне достаточно было моих естественных возможностей – силы, ловкости и знания приемов, но иногда, в критических ситуациях, я призывал на помощь этот страшный образ и превращался в Ангела Смерти.
– Эй, Муха! Разбуди этого полупидора в полукедах, пора его «делать», – услышал я команду Колючего и открыл глаза.
Надо мной склонился один из игравших в нарды и тряхнул за плечо.
– Иди к смотрящему, «ботаник», – сказал он мне, довольно дружелюбно.
Я встал, сжал руки в кулаки и произнес про себя свое кодовое слово – «ррраха!». В течение какой-то секунды я – скромный интеллигентный человек, преподаватель иностранных языков, «ботаник», исчез. Вместо меня появился мой двойник – беспощадный Ангел Смерти. Все мои чувства обострились до предела. Воздух вокруг меня стал прозрачным и плотным; свет – ярким. Я мог разглядеть пылинку, лежащую на полу в трех метрах от меня. Звуки стали звучать отдельно, очень ясно, не сливаясь в общий шум. Тело наполнилось такой энергией и силой, что казалось, я мог бы кулаком легко пробить толстую каменную стену. Окружающие меня люди превратились в слабые мягкие куклы, которые медленно и неуклюже шевелились. Я понял, что они обречены и их уже ничто не спасет от Ангела Смерти, который пришел сюда забрать их жизни. Впрочем, внешне я нисколько не изменился, потому что Муха ничего не заметил и слегка подтолкнул меня к столу, из-за которого навстречу поднялся Колючий. Молниеносным ударом ребром ладони в шею пониже уха я отправил Муху на пол камеры.
– Каблук! Локатор! Мочи гада! – услышал я рев Колючего.
Два тяжеловеса выскочили из-за стола и кинулись на меня. Но прежде чем они успели до меня добраться, я уже был возле смотрящего. Он неуклюже попытался схватить меня за ворот, но я был быстрее. Основаниями ладоней я ударил его в глазные впадины и тут же присев, нанес страшный удар кулаком в пах, вложив в удар, все свои девяносто пять килограммов. Не подымаясь, я развернулся на пятках и одним прыжком оказался на столе, сбоку от одного из здоровяков. Подхватив на ходу со стола чайную ложку, я вогнал ее ручкой вперед противнику в ухо. Хлынула кровь. Подпрыгнув, я избежал подсечки от второго тяжеловеса и приземлился на пол возле кровати, где еще недавно Муха с товарищем играли в нарды. Сейчас Муха неподвижно лежал на полу возле, корчащегося от боли, Колючего, а его партнер по нардам, впавший от неожиданности случившегося в ступор, сидел и, не мигая, смотрел расширенными от ужаса глазами на меня. Пока его можно было не опасаться.
– Неваляшка, проснись кореш! – звал тем временем мой уцелевший противник товарища, все еще спокойно спящего наверху.
Я решил атаковать здоровяка, пока к нему не прибыла помощь. Сблизившись на расстояние удара, я легко отбил его правую руку, которой он пытался достать меня в челюсть типичным боксерским кроссом. Противник поднял руки и ушел в глухую защиту, отступая от меня вдоль стола к стене. Я схватил кружку, стоявшую на столе и метнул ее в голову боксера. Кружка попала ему по рукам и содрала кожу. От удара он инстинктивно прижал руки плотнее к лицу и на какой-то момент потерял меня из вида. Стремительно сократив расстояние до здоровяка, я изо всех сил ударил его ногой в живот ниже пупка. Руки несчастного опустились, и он получил еще один удар – прямой в челюсть. Потеряв сознание и, бессильно раскинув руки в стороны, боксер рухнул на спину, ударившись головой о стену. В этот момент я почувствовал за спиной какое-то движение и легкую боль сзади в плече. Крутнувшись вокруг своей оси, я перехватил руку еще одного противника, того, который до этого спал, а теперь проворно пытался меня убить. В его руке опасно блеснуло узкое лезвие заточки.
«Посмотрим, какой ты «Неваляшка», – мелькнуло у меня в голове. Резко упав на колени, я перебросил этого соню через себя и сломал ему руку. Раздавшийся вопль вывел, наконец, последнего боеспособного обитателя камеры из ступора и он бросился подымать упавшую на пол заточку. Но я опять был быстрее. Не вставая на ноги, я перекатился по грязному окровавленному полу и, подобрав смертельное оружие, метнул его с колен в подбегающего врага. Заточка вошла ему точно в шею, под кадыком. Последний из моих противников захрипел и упал вниз лицом. Весь бой занял менее минуты. С пресс-хатой все было кончено.
8
Остаток этого бурно прожитого дня, я провел в штрафном изоляторе, куда был доставлен целым отрядом надзирателей. Ввалившись втроем в камеру сразу после окончания сражения, они сначала вызвали подкрепление, потом сковали меня по рукам и ногам и, на всякий случай, врезав мне несколько раз дубинками, почти отнесли на руках в шизо. Впрочем, принятые против меня меры безопасности были напрасны, так как никакого сопротивления я не оказывал.
Штрафной изолятор представлял собой узкий каменный мешок, в котором ничего не было кроме меня самого. В нем нельзя было ни сидеть, ни лежать, можно было только стоять или ходить. Замуровали дьяволы! Шагая вперед и назад по холодному бетону, я вдруг почувствовал, как меня все сильнее начинает бить крупная дрожь. Вдруг ослабевшие ноги перестали слушаться. Пальцы рук затряслись как у старого алкоголика. Впрочем, это была нормальная реакция организма на то, что не так давно случилось в пресс-хате. Чтобы отвлечься, я подумал о том, как такие условия содержания задержанных соответствуют нашей гуманной Конституции, в которой в части второй статьи двадцать первой говорится, что никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Несоответствие уголовно-исполнительного законодательства нашей Конституции до сих пор не привлекло внимание ни Конституционного суда, ни Федерального Собрания, ни Президента страны. Что касается меня, то я вообще незаконно содержался под стражей. Никаких следственных действий со мной не производили. Следователя, этого гада Ульянова Роберта Валеевича, я тоже больше не видел. Меня хотели сделать пешкой в чьей-то грязной игре, как часто пишут авторы детективных романов. И в данный момент, мне ничего не оставалось делать, как просто ждать, что будет дальше.
Плечо, раненное заточкой, немного болело, но кровь больше не текла. Все тело ныло после перенесенного напряжения и нескольких ударов дубинками. Я чувствовал сильную усталость, но больше всего дискомфорта испытывал от того, что был чертовски грязен после свалки в пресс-хате. Хотелось принять душ или хотя бы хорошенько умыться теплой водой с мылом и сменить одежду. Чтобы отвлечься, я, по примеру самураев прошлого, тоже попытался сложить изысканное стихотворение. Однако в голову почему-то все время лезли нравоучительные вирши с плаката в вытрезвителе, которые я видел много лет назад:
Напился, подрался, сломал деревцо.
Стыдно смотреть людям в лицо.
«И ничего не стыдно мне смотреть людям в лицо. И сломал я не деревцо, а шестерых подонков, и правильно сделал», – убеждал я себя. Мою беседу с самим собой прервал лязг открываемой двери.
Словно прочитав мои мысли, меня под сильным конвоем доставили в умывальную комнату. Там сняли наручники, дали мыло, полотенце и разрешили привести себя в порядок. Что я и сделал с большим удовольствием. Потом врач обработал мои раны и ссадины. Судя по всему, была уже глубокая ночь, когда меня доставили в какой-то кабинет, дали немного поесть и даже налили стакан сладкого чаю. Все эти мероприятия были проведены охраной практически молча. Согласившись с таким стилем работы – молчаливая серьезность, я тоже вопросов не задавал и никакого удивления не выказывал.
После того, как поздний ужин был окончен, охранники убрали посуду со стола, и в кабинет вошла стройная женщина.
– Здравствуй, Сережа. Все шагаешь по трупам? – приветствовал меня знакомый мягкий голос.
Этот нежный голос принадлежал Леночке или, если по взрослому, Елене Николаевне Афанасьевой, бывшей моей коллеге. Лена всегда была, что называется, комсомолка, спортсменка и просто красавица. Высокая блондинка, с отличным знанием трех иностранных языков и мужской психологии. В свое время, поработав с ней, я понял, что, кроме привлекательной внешности, она обладает железным характером, изворотливым умом и огромным честолюбием. Прошедшие годы почти не отразились на внешности моей коллеги. Лена по-прежнему была подтянута и элегантна. Умело наложенная на лицо косметика скрывала первые морщинки у больших голубых глаз, которые сейчас смотрели на меня с легким любопытством.
