Анатолий Гончар - Боевой выход
Глава 3
На крутом берегу
В местности, куда на этот раз выбросили ефимовскую группу, по оперативным данным, была замечена какая-то движуха. Географически район предстоящей разведки располагался в пределах условной зоны ответственности второй роты. Но три ее группы уже были на боевом задании, и потому начальство решило привлечь для этой цели две группы первой. Выходили снова отрядом, но на этот раз строгих предписаний держаться вместе не было.
На третьи сутки командир роты принял решение разделиться.
– …Ты, Сергей, – Фадеев, расстелив перед собой карту, объяснял задуманную диспозицию склонившимся над ней группникам, – выходишь вот сюда, к излучине речки. Прямо к опушке леса. Берег с этой стороны у реки обрывистый, только вот здесь, – кончик ножа в руках ротного коснулся точки на карте, – относительно некрутой подъем. На той стороне тоже пологий спуск и у самой воды небольшая полянка. Если где и переходить речушку, так это самое удобное место. Около подъема на засаду и сядешь. Единственно, лес редкий и кустов почти нет, так что – максимум маскировки, минимум передвижений. Одним словом, на месте разберешься. А мы с Игорем, идя на полквадрата левее, выберемся вот к этой лощинке. Я давно хотел ее досмотреть. Где-нибудь там же засаду и организуем. Если что, по этому хребту одному до другого добежать – три раза перебздеть.
– Все понятно. – Ефимов уже начал мысленно прокладывать маршрут движения.
– Тогда максимум через, – Вадим машинально взглянул на часы, – десять минут топаем. Движение начинаем самостоятельно.
– Савченко, – сделав пару шагов в сторону от сворачивающего карту ротного, капитан Гуревич негромко окликнул старшего радиста, – поднимай группу. Начало движения через пять минут.
Чтобы незаметно выбраться к излучине реки, Сергею со своей группой пришлось делать изрядный крюк в южном направлении, огибая узкую полосу лесной опушки, далеко вдающуюся в глубь лесного массива. Затем, повернув строго на север, долго идти по лесной окраине.
Место, намеченное ротным для организации засады, невозможно было спутать ни с каким другим, не стоило даже доставать джипиэс, чтобы сверить координаты с картой и убедиться в точности выхода. Во-первых, здесь заканчивался сам лес, открывая обширную поляну, тянущуюся до старого сельского кладбища, отстоявшего на пару сотен метров от небольшого населенного пункта. Во-вторых, обрывистость правого берега как нельзя точно подходила под данное майором Фадеевым описание. В-третьих, в одном месте левого, крутого, но далеко не обрывистого берега среди зарослей кустарника угадывалась узкая полоска пологого спуска у самого основания хребта, расползающаяся небольшим пятачком лишенной растительности полянки. Само же место организации засады можно было обрисовать следующим образом: густой темный лес внезапно открывался просветом, и идущий по нему путник оказывался стоящим на небольшом двух-трехметровом обрыве, в одном месте которого виднелась твердая, утоптанная тысячами звериных копыт тропа, спускавшаяся вниз и наискосок пересекавшая опять же небольшую (метров пятьдесят в поперечнике) поляну, поросшую редкими кустарниками, среди которых преобладали кусты шиповника. По-правому краю поляны шел неширокий, но глубокий разлом, в который и скатывалась эта звериная тропа, узкой полосой спускавшаяся к каменным отмелям речного дна. Сразу же за разломом поляна заканчивалась, уступая место редко растущим деревьям, половину из которых составляли старые яблони. Кое-где среди низко опущенных яблоневых веток виднелись зеленые, еще не созревшие яблоки, а в промежутках между деревьями нет-нет да и виднелись островки кустарников. Этот лесной огрызок треугольником тянулся в сторону села, постепенно сходя на нет. Уже через пару сотен метров деревья, словно теснимые напирающей от селения опушкой, вплотную прижимались к обрыву, а вскоре и вовсе скатывались в его глубины. Непонятно каким образом, цепляясь и удерживаясь корнями на его скатах, последние крохи леса спускались до каменистого русла и зарослями молодой поросли тянулись до самого уреза воды.
– Чи, – окликнул Ефимов впереди идущего.
Тот обернулся. Движение пальцами, взмах руки, и спецназовцы из головной тройки, прикрываемые остальными бойцами группы, сбежав по кабаньей тропе под обрыв, стремительным броском преодолели открытое пространство и исчезли за низкими кронами плодовых деревьев.
– Чи, «следующие», – показал группник, и сам первым скатился вниз.
Следом, громко топая, устремился Калинин, его тройка и спешившие не отстать от командира радисты.
– Прищепа, – уже скинув рюкзак, но еще не отдышавшись, прапорщик подошел к распластавшемуся на земле старшему головного дозора, – со своими бойцами занимаешь позицию вон там, – Сергей показал рукой за спину.
Он собирался организовать здесь почти классическую засаду, рассадив группу вдоль речного берега, и рисковать, оставляя в тылу неукомплектованную тройку старшего сержанта Шадрина, желания не имел.
– Давай, Санек, хватай рюкзак и дуй в тыл, в темпе! – Сергей снова окликнул повернувшего голову, но не спешившего выполнять команду спецназовца.
Тот, сперва не совсем осознав замысел командира, замешкался, потом до него дошло, и он понимающе кивнул.
– А этих ко мне, – Ефимов покосился на только что перебежавших поляну, но уже начавших выбирать позицию Тушина и Гаврилюка.
– За мной! – вместо ответа скомандовал своей тройке Прищепа и, низко пригибаясь, едва ли не на коленях проходя под ветвями странного, чем-то похожего на яблоню, дерева (с мелкими «яблочками» и с все еще изредка попадающимися большими «яблочными» цветами), направился к тыловому дозору.
Если не считать перестановку тылового и головного дозоров, то группа села на засаду в точности как в теории, так, как это определялось бесконечными тренировками, разве что наблюдатели не выдвигались да и группа не делилась на специально назначаемые в таких случаях подгруппы. Разведчики оставались в своих тройках: в центре – командир вместе с тыловым дозором и отошедшими чуть в глубину позиции радистами, справа – первая тройка ядра – сержант Калинин с пулеметом, рядовой Вячин с «АК -74М» и «Валом» и рядовой Баранов с «АКМС»; слева – снайпер Кудинов, Чаврин с «ПКМом» и разведчик-автоматчик Батура.
Вообще, как считал Ефимов, у тройки Кудинова оказалась самая выгодная позиция, но не в том смысле, что с нее было легче воевать – уничтожать или отбиваться от врага, а в том, что она была единственная, с которой полностью просматривалась та самая небольшая полянка, которой заканчивался пологий спуск того берега, а значит, им и представлялась возможность первыми увидеть двигающегося к броду противника.
В целом же Сергей, рассадив бойцов вдоль обрыва, рассчитывал дождаться, когда «чехи» (буде они вообще появятся в этом месте) начнут переходить через реку.
– Пока первый из идущих не достигнет этого берега, – поочередно инструктировал он старших троек, – огня не открывать. Увидели, по возможности доложили. – Сергей предполагал, что такой возможности может и не быть. – Затем подрыв мины и только потом открытие огня. – Все понятно? – закончив говорить, в обязательном порядке спрашивал он, и все три раза получил в ответ утвердительное «так точно».
Все прекрасно понимали, что так правильнее всего, иначе и не должно быть.
Рядовой Кудинов, оставив на «фишке» лениво позевывающего Чаврина, забился в тень свисающих до самой земли ветвей яблони и стащил с лица порядком надоевшую за день камуфлированную маску. Возможно, в переплетении ветвей росшего на краю расселины шиповника черты его лица оставались совершенно невидимыми, но Аркадий предпочитал не рисковать. Сейчас, когда лучи вечернего, опускающегося к горизонту солнца, заглянув под ветви, стали бить прямо в лицо, сидеть под накинутым на него «покрывалом» стало совершенно невыносимо. Пот лез в глаза, пропитывал маску и противно стекал по коже. Все время хотелось почесать упирающийся в материал маски нос, мокрые щеки, колкий от проступившей щетины подбородок.
Сняв маску, снайпер, аккуратно свернув, положил ее в карман маскхалата и, достав оттуда же небольшое круглое зеркальце, принялся за разрисовывание собственной физиономии.
Кудинов не сильно преуспевал, да и не очень старался в попытках сделать «светлое – темным», «темное – светлым». В переплетении ветвей, в игре света и тени лицо сидящего в них наблюдателя и без того сливалось с окружающими предметами, поэтому, слегка мазнув по правой щеке темно-зеленой краской, на левой он одним небрежным движением оставил широкую, извилистую, идущую чуть наискось темно-серую полосу. Поставив такое же темное пятно на кончике носа, Аркадий провел зеленую прерывистую линию через всю оставшуюся не выкрашенной часть носа и лоб. Затем, смешав краски до полутонов, провел несколько неровных вертикальных линий над бровями. Впрочем, этого он мог бы и не делать – его уже прорезанный первыми ранними морщинами лоб надежно маскировали свешивающиеся вниз нити покрывающего голову балахона. Ткнув несколько раз в подбородок, Кудинов, как последний штрих, не осветлил, а, наоборот, затемнил глазную впадину правого глаза и, оставив вокруг левого все как есть, несколько раз придирчиво оглядел себя в зеркало.
