Иван Козлов - Осколок ордена
— Ну да, ну да, это ваши дела. Я в них вмешиваться не буду.
— Нет, — ответила Настя. — Это как раз я не хочу ни во что вмешиваться. Где моя тетрадка? А, я ее в комнате оставила, придется зайти на пару секунд. — И прежде чем это сделать, спросила: — У этого парня что, с головой проблемы?
— Не надо так, — подал голос Сергей Иванович. — Парень еле выжил, ему пули там, — показал себе на грудь, — все изрезали! Чечня — это тебе, девочка, не лесная прогулка. К тому же погоны снял, инвалидность... Понимать надо.
— Извините, — только и сказала Настя.
Зашла в комнату, взяла с тумбочки свою тетрадь.
Андрей лежал с закрытыми глазами, растирая ногу. По скрюченным пальцам Настя поняла, что стянуло судорогой мышцы.
— Снимай брюки, — сказала она.
Андрей открыл глаза, изумленно посмотрел на девушку:
— Нравы у вас, однако!
— Снимай, переворачивайся на живот и не скули. Массаж делать будем. Это я умею.
6С того места, где стояли Рассадин с водителем, хорошо было видно, как по летному полю шли к зданию аэропорта пассажиры, прилетевшие утренним рейсом из Киева. Рядом со Стасом топала полненькая темная девушка, что-то говорила ему, и оба они улыбались. Улыбнулся и Рассадин.
— Что, — спросил водитель, — похожа на его давних подружек?
— Один к одному. Где такую выкопали?
— Знакомая нашего Волина. Антонина Ярема. Он ей позвонил, объяснил ситуацию — и вот, пожалуйста, она села на один борт с нашим Стасом, успела познакомиться с ним еще в «Борисполе»... Вообще, Волин башковитый парень.
— Глупых держу только в порядке исключения, — сказал Константин Евгеньевич, даже не думая, что собеседник может обидеться. — Хотя преданность иногда стоит выше ума. Ну что ж, первый акт мы посмотрели, будем переходить ко второму.
И Рассадин поднял палец, услышав, как захрипел динамик громкой связи. По нему дикторша объявила:
— Гражданин Васильев, прибывший рейсом двести два из Киева, просим подойти к окошку объявлений.
Пассажиры уже входят в аэровокзал, образуется толпа, но Рассадин цепко держит в поле зрения нужные ему объекты. Затерялась в людской массе Антонина, Васильев, державшийся чуть позади своего шефа, сейчас подошел, говорит ему что-то. Дикторша повторяет информацию, и Васильев, пожав плечами, идет к окошку объявлений. Там ему вручают конверт, он тут же раскрывает его... Отсюда, конечно, не видно его содержимое, но Рассадин знает о нем и так. Васильев сейчас достает из конверта фотографию. На ней — его дочь, Варенька, в венке из желтых одуванчиков, среди луговых цветов. А рядом с ней — ковбой из американского боевика, с пистолетом, и ствол направлен прямо в ребенка. Внизу приклеены вырезанные буквы: «Папа, думай обо мне!!!»
И все.
Но этого хватит с лихвой, поскольку надо знать, как Васильев любит своего единственного ребенка.
Рассадин видит, как руководитель службы охраны Стаса прислоняется плечом к колонне. Ему явно заплошало. Стас подходит... Вот теперь надо сразу наносить еще один удар.
И Константин Евгеньевич говорит водителю:
— Иди к Стасу и скажи, что я его здесь жду. По очень важному делу.
— А если не пойдет? — спрашивает водитель и сжимает кулак. — Можно чуть-чуть в ребро заехать?
— Это пока слишком... Стоп! Отбой нашим планам. — Рассадин увидел, что к Стасу подошел Панин. — Опять он не вовремя объявляется. Пора, значит, и им заняться.
А Панин вместе со Стасом и Васильевым едут сразу же в офис. Ведут разговор в машине, продолжают его в кабинете шефа. Это тяжелый разговор.
— Я и раньше думал об уходе, а сейчас просто еще один и самый главный повод, Станислав Викторович. Семьей рисковать ради работы не могу и не буду. Дочь у меня как Снегурочка, поздняя и единственная, с таким трудом слепленная... В общем, не надо меня уговаривать!
— У кого еще могла быть такая фотография? — спросил Вадим.
— Снимок удачный получился, я его наштамповал с полсотни, наверное. А может, и больше, у нас же родственников сорок сороков, всем давали. Еще в детсадике на стенде эта фотка висела. Да мало ли... У меня просьба, Станислав Викторович. Можно без всяких отработок? Я завтра же хочу уехать в деревню к теще, там жена и дочь сейчас отдыхают. Вадим меня заменит на все сто, впрочем, вы в этом уже и сами убедились.
Стас кивнул:
— Захотите вернуться — только скажите.
Позвонила из приемной секретарша:
— Станислав Викторович, Алан пришел.
— Пусть заходит. Да, Юля, приготовь нам два кофе. — И как бы извиняясь, повернулся к Панину. — Простите, у нас конфиденциальный разговор со старым товарищем и партнером. Так что идите в свой кабинет, сдавайте-принимайте дела, обсуждайте детали...
Вошел Алан, поздоровался со всеми, и тут зазвонил сотовый. Стас посмотрел высветившийся номер, хмыкнул, наверное, не признав его, но все же решил послушать:
— Да... Тоня? Сегодня вечером? Вообще-то приемлемо. Записываю адрес. Одну минутку. — И обратился к товарищу, прикрыв ладонью трубку: — Алан, разрядиться не хочешь? Прекрасная девушка, в самолете сегодня познакомился, есть подруга, приглашает на дачу, в баню.
— Сегодня не могу, у меня вечером переговоры.
Панин с Васильевым уже выходили из кабинета, но Вадим вдруг быстрым шагом вернулся к столу.
— Станислав Викторович, перенесите встречу на другой день. Там надо все проверить.
Стас ответил сухо:
— Панин, не путайте личную шерсть с государственной. Мои частные дела касаются только меня.
— Вы ей давали номер своего сотового? Визитку?
Стас нахмурился, задумался, потом сказал в трубку:
— Тоня, давайте перенесем встречу. Я вам перезвоню через час.
Отключил телефон и уже скорее сам себе произнес:
— Хоть убей, не помню, давал или нет.
Еще минут через сорок, уходя с Аланом из офиса, Стас заглянул в кабинет начальника охраны, где по-прежнему сидели за бумагами Васильев и Панин, и сказал:
— Вадим, не давал я никому своего сотового. Вот честное комсомольское, не давал.
7В квартире Рассадина в это же время говорили на схожую тему. Тоня, расстроенная, стояла у окна, все еще сжимая в руке телефон, Волин сидел на диване, тоже хмурый и недовольный, и только сам хозяин, казалось, был доволен всем происшедшим. В роскошном синем халате он ходил по просторной комнате, дымил сигарой и попивал на ходу кофе.
— Ну, сорвалось с первого раза — и что? Если бы все сразу получалось, жизнь, мои юные друзья, была бы скучной и неинтересной. А теперь будем придумывать новые ходы.
— Я ведь говорил, что со звонком надо было подождать, — сказал Волин. — Если этот тип не давал ей визитку...
Рассадин мягко его перебил:
— Мы были комсомольскими активистами, дружок, мы заводили по сто знакомств в день и не заморачивались тем, кому давали адрес, кому нет... Стас был из этой же категории. Если б со стороны не последовала подсказка... Ну-ка, девочка, повтори еще раз, что удалось расслышать?
— Он трубку прикрыл, Константин Евгеньевич, и слышно было плохо. Но кто-то спросил, давал ли он мне телефон. И еще — по адресу надо, мол, проверить, кто там и что там.
Константин Евгеньевич поселил Тоню на даче своего давнего знакомого по партийной работе — Александра Александровича Гордеева. Дача была заброшенной два года, то есть с тех пор, когда у того умерла жена, тут никто не появлялся. Сразу после испанского вояжа Рассадин навестил старика, завели они разговор о даче и приехали сюда. Константин Евгеньевич и подал мысль навести тут порядок, сделать хотя бы косметический ремонт, чтоб повыгоднее продать. Гордеев не то чтоб нищенствовал, но жил чересчур честно, а значит, небогато, и деньги бы ему не помешали. «Возьмись за это, Костя, помоги мне и себе на этом, может быть, что-то выручишь». Рассадин прикинул — можно хорошо выручить, и нашел за копейки семейную пару — то ли из Молдавии, то ли из Западной Украины. Тут они жили, тут выпивали, но вроде что-то и делали...
Здесь и хотел Рассадин сегодня побеседовать со Стасом, даже кое-какие бумаги показать, чтоб тот сговорчивее оказался. Промашка вышла.
Рассадин обращается к Волину:
— Ты вояка, а не аналитик. Ты считаешь победы по количеству трупов. А мне трупы не нужны, во всяком случае, на этом этапе. Мы сделали главное — мы растревожили противника. Он уже психует, а значит, скоро начнет ошибаться, подозревать всех и в конце концов поймет, что со мной лучше дружить, а не воевать.
— Это в идеале, Константин Евгеньевич. А что касается конкретики, то завтра-послезавтра Панин поедет по адресу, где остановилась Тоня, и начнет копать... Он умеет копать, поверьте.
— Значит, Тоня должна исчезнуть. Может, улететь домой, может, переехать в другой район, но так, чтобы на глаза Стасу больше не попадаться. Ты можешь этот вопрос решить?
Кофе и сигара закончились одновременно, он поставил опустевшую чашку на журнальный столик, то, что осталось от сигары, положил в хрустальную пепельницу и присел на диван рядом с Волиным.
