Владимир Угрюмов - Дикий
…Море ползет сантиметр за сантиметром. И оно тоже хочет отобрать. Пусть попробует только. Чайки, буревестники, альбатросы — пожиратели падали и нечистот — кричат и каркают вокруг меня. И семеро простреленных торговцев, вся их замороженная-размороженная рыба тут. Все они хотят миллионов, но миллионов меньше, чем их… Я протянул руки — вместо ладоней увидел трехпалые лапы и когти. Тонкие птичьи костяшки, сильные и дикие. Море, чайки, трупы! Кокаина вам не будет никогда. Долларов вам не будет никогда. Ничего вам не будет никогда. Потому что дикая птица, ставшая человеком, — это еще страшнее, чем человек, и страшнее, чем птица…
8Сон забывается сразу, но голова с утра раскалывается. В окне уже распустился теплый осенний день. Леха ковыряется в моторе. Похоже, он так никуда и не уехал.
— Эй, бодигард, иди кофе пить! — кричу.
— Как вы меня назвали, босс? Я не понял. — Парень стоит в дверях, большой и комфортный, словно пеликан.
— Бодигард, — повторяю я. — Телохранитель по-английски.
— Да, босс, — соглашается он.
Мы пьем кофе и съедаем по паре сладких рогаликов. Их испекла для меня вчера Лика. Оса, тяжелая и шумная, залетает в окно и, покружив, возвращается на свободу.
— Если ты меня пасешь, Леха, то это только потеря времени. — Смотрю ему в лицо цепко, но вижу только простую пеликанью обиду.
— Что вы, босс! Я буду последней сукой! Можете меня сразу пристрелить!
— Сразу, — ворчу я. — Насмотрелся американского кино… Впрочем, ловлю на слове… Тебе дома-то показаться не надо? Мать, отец… Я не знаю… Еще кто?
Леха мотает головой отрицательно.
Скоро приезжает Анвер и начинают подтягиваться его парни. Похоже, этот дом становится штабом местных «войсковых» соединений.
— Мне сегодня надо смотаться в Евпаторию, — говорю Анверу, когда мы остаемся одни.
Тот никак не реагирует, только спрашивает:
— Нужны парни для прикрытия?
— Возьму только Леху с машиной. И еще. Если на дороге шмонать станут, то лучше б заранее револьвер в машине спрятать. Посоветуй.
Анвер кивает понимающе и зовет Леху. Объясняет ему насчет тайника. Я отдаю револьвер бодигарду, а тот, дурак, счастлив. Хороший парень. Теперь я отвечаю за него.
— Сегодня у нас стрелка, — говорит Анвер, когда Леха уходит. — Заправилы из соседнего района. Хочешь поприсутствовать?
— Стрелка мирная? Как считаешь? — интересуюсь. — Я же ваших дел еще не знаю.
Анвер разводит руками неопределенно:
— Надеюсь, что мирная. Встречаемся мы с ними на канале. Я тебе план начерчу, хотя Леха знает место.
Мы молчим и пьем кофе.
— Ты отправь на место встречи группу ребят с оружием. Часа за полтора. Пусть они устроятся незаметно и возьмут под контроль все подходы и дорогу.
— Так и сделаем, — соглашается Анвер и идет во двор отдавать приказания.
Я нахожу Леху и спрашиваю — как далеко до канала ехать? Оказывается, близко. На тачке полчаса. У нас еще есть время для того, чтобы позавтракать у Лики в кафе.
— После канала поедем в Евпаторию, — говорю я.
— Есть, босс!
…Все-таки Леха — отличный водитель, думаю я, когда мы несемся по дороге на место встречи. Он мастерски вписывается в повороты. Ведет машину смело и одновременно осторожно… Все-таки Лика — отличная девушка, думаю я, когда Леха сворачивает с шоссейной дороги на грунтовку, — нежная, мягкая, нежная соловушка… В моей руке коробка из-под обуви. В коробке две обоймы к ТТ и куча патронов россыпью, засунутые в стоптанные мокасины. Это Анвер передал мне через Леху.
По грунтовке мы добираемся до лесополосы. Теперь и до канала рукой подать.
— Мы опаздываем, — начинаю я, но не успеваю договорить.
Знойный день рассекает звук, и я понимаю, что это выстрел. И еще. Стреляют за холмом. Теперь уже хватит думать. Рывком открываю дверь и вываливаюсь на дорогу. Достаю револьвер, передергиваю затвор, кричу Лехе:
— На тебе тачка! Ляг у обочины! Оставайся живым! — и бегу к холму, к деревьям, растущим перед ним.
Прыжок, еще один. Из-под подошв выкатываются камешки. Нога скользит, я падаю лицом в пыль. Успеваю уловить горьковатый запах полыни, поднимаюсь, бегу, перепрыгиваю через кочки и ямки. Долго, секунд десять, очень долго взбегаю на холм. А за ним — еще несколько пистолетных выстрелов. Вот и короткие автоматные очереди начинают долбить воздух. Сейчас танки, блядь, поедут.
— Конец Анверу! Конец мне! — кричу. — Нет еще, бляди, не конец!
На вершине холма я падаю в пыль и осматриваюсь. На берегу канала стоят знакомые джанкойские тачки — две «шестерки» и белая «девятка» Анвера. Правее сразу пять чужих машин. Джанкойские парни прячутся за колесами. Только Анвера отчего-то не видно. Неужели?!
И где прикрытие? Никто не стреляет со стороны лесополосы. Джанкойские зарылись в пыль и не отвечают на выстрелы. Чужаки от машин расползаются веером, скоро прижмут парней к каналу и перебьют на хер. Вот и автоматчик, встает, гад, не боится, двумя короткими очередями дырявит «шестерки». Да, я для них подарочек! Встаю на колено и не торопясь прицеливаюсь в автоматчика. Два раза спускаю курок и вижу — тот выгибается и падает в пыль. Вскакиваю и начинаю палить по всему, что шевелится. Меняю обойму, бегу к сдохшему автоматчику и палю без остановки. Хорошо засранцы шевелятся, бегут врассыпную. Троим только теперь не шевелиться никогда…
Фьють, фьють. Так свистит коростель. Это не птица. Это пули выбивают под моими ногами столбики пыли. Кто-то из засранцев очухался и старается завалить меня. Хер вам!
Падаю в прыжке к мертвому автоматчику, хватаю оружие, перекатываюсь по сухой земле, стреляю из ТТ туда, откуда стреляют в меня. Палят из лесополосы. Туда убежали, гады! Бегу и петляю на них. Никогда не стрелял из автомата, плевать, жму, тот встает на дыбы, прижимаю к плечу, жму, еще жму, пиздец им! Патроны кончаются, бросаю автомат в сторону. Бегу, петляю к деревьям. Там мужик, гад, мудак, сука, покойник почти, целится в меня, козел, из пистолета. Хер попадешь! Стреляю мимо, и затвор уходит. Надо менять обойму. Мужик стреляет. Хер попадешь!.. Потные руки скользят, пустую обойму никак не выдернуть. Катаюсь по земле, словно перекати-поле, этакий роллинг стоунз… Получается с обоймой. Вскакиваю и не думаю. А мужик, гад, мудак, уже чешет прочь. За деревьями тень его. Бью по тени, и тень падает.
Из-за джанкойских тачек выползают парни, поднимаются и бегут ко мне. Среди них и Анвер, живой. Слава Богу.
— Четверых парней убили, сволочи, — говорит он спокойно, лишь от нервного тика дергается веко.
Из-за деревьев выволакивают того, кто в меня не попал. Левая брючина у мужика набухла от крови.
— Я! — орет мужик бессвязно и пытается заткнуть дырку в бедре. — Нет, не я! Это Андрей Степанович и его сучка Инна! Мы хотели только пугать! Нет, не я!
— Суки! Подлые суки! — орет в ответ Леха. — Они Миху убили! — Леха плачет. — Моего друга Миху убили!
Мой бодигард выхватывает револьвер и всаживает всю обойму в раненого. Мужик все дергается и не умирает. Добиваю его в голову, чтоб не мучился.
А день такой же тихий и теплый. Солнечный день вокруг.
— Как такое могло получиться? — спрашиваю у Анвера.
Веко у него продолжает дергаться.
— Мы приехали на встречу и стали парковаться. А те открыли огонь прямо из машин. — Анвер говорит трудно, по слогам почти. — Моего водителя, Костю, сразу убило, но я успел выскочить и спрятаться за бетонной плитой. — Анвер показывает рукой в сторону канала. — Она осталась после облицовки канала. Спасла меня плита. Остальные — кто как мог. Мы специально оружие не брали, понадеялись на прикрытие. Пять человек…
— Так где они?! — перебиваю Анвера, но тот лишь непонимающе мотает головой. Похож он на белоклювого дятла.
Возле канала лежат восемь трупов. Еще и полдень не наступил. Боевая ничья. Четыре на четыре.
— Надо обшарить окрестности, — приказываю я. — Возможно, они подсуетились и парней из прикрытия встретили заранее и перебили. Заодно соберите стреляные гильзы и брошенное оружие… Машины придется сжечь. Все равно они как решето теперь…
В Евпаторию я сегодня не поеду. Большая работа впереди. Облить бензином все, что нужно сжечь. Пламя полыхнуло в небо. Постарались запалить так, чтобы не пострадали тела анверовских парней. Их надо хоронить по-людски. Еще предстоит разбираться с ментами. С ними Анвер договорится.
Обратно машину я веду. Анвер сидит рядом, а Леха и еще двое парней на заднем сиденье вытирают слезы, стараются сдержаться. Это вам не шутки — быть бандитами. Да, обратно едем, можно сказать, налегке.
9Несколько дней уходит на подготовку похорон. В то же время Анвер улаживает дела с местными ментами и теми, кто приезжал из Симферополя. Я приставил к нему парней, велев не отходить ни на шаг, а сам остаюсь с Ликой. У нее в доме постоянно дежурят несколько человек с охотничьими ружьями. Почти у всех есть разрешения на охотничьи ружья. Охотники, мать их… Но это хорошо. Леха с дробовиком не отходит от меня сутками. Лицо у него мрачное, желваки ходят на скулах. Смотреть на Леху страшно. Представляю себя беспечной дичью, птицей, сидящей на ветке. Все-таки не дичь я…
