Стивен Хантер - За день до полуночи
– Точно «эй»?
Пуля ударила в стену в двух дюймах от его головы, осколки цемента оцарапали лицо. Боль была довольно сильной. Боже! Питер вздрогнул.
Откуда, черт побери, взялась эта буква?
– Уоллс, назови мне остальные буквы, которые идут за ней.
Питер услышал голос Уоллса, медленно называвшего буквы.
– А-В-О-Т-И-М-И-Р-В. Что за чертовщина?
* * *Григорий чувствовал себя полным идиотом. Он вышел на атомную бомбу со швейцарским армейским ножом. Мысли его лихорадочно метались. Он смотрел на прыгающие цифры. Интересно, что он почувствует при взрыве бомбы?
Своими толстыми, непослушными пальцами он с трудом оттянул лезвие. Всего несколько часов назад этим ножом он открыл окно в машине! Ведь это было совсем в другом мире! Григорий почувствовал слабость. Лезвие ножа тюкнулось в кнопку взрывателя, Григорий попытался поддеть кнопку, лезвие во что-то уперлось, и он надавил на него.
Раздался щелчок, и кнопка вылетела из гнезда. Ему удалось вытащить ее!
Григорий наклонился ближе, но не увидел ничего, кроме провода, уходившего через отверстие в бронированный футляр.
Он тупо уставился на бомбу.
Из легких вырвался хрип, словно прозвучала издали последняя протяжная мелодия. Он чувствовал себя глупцом, несмышленым ребенком. Разве может человек справиться с этим безумием?
А цифры продолжали бежать, подталкивая мир в огонь, в никуда. Все внутри у него протестовало против этого безумия, злоба все усиливалась и перешла, наконец, просто в животную ярость. И от всего этого Григорий закричал, он кричал снова и снова, словно крик мог остановить цифры.
Цифры расплылись у него перед глазами.
Григорий поморгал, и они снова встали на место.
23:59.18
23:59.19
23:59.20
Он снова закричал.
Потом поднял свой пистолет и сунул его ствол в отверстие, где раньше была кнопка.
И выстрелил.
Пистолет дернулся и вылетел из руки. В нос ударил запах пороха.
Григорий засмеялся.
То он пытался ударить, а теперь попробовал застрелить атомную бомбу!
По крайней мере, чувство юмора не покинуло его перед концом света.
А глупые цифры все скакали. В глазах поплыло, потом вообще все исчезло, словно он ослеп. Боль внутри стала просто невыносимой, как будто в кишки забралась собака и пожирала их.
Водка! Водка!
Он сунул руку в карман. Бутылка была там! Григорий вытащил бутылку и, побоявшись, что не удержит, пока будет открывать, просто разбил горлышко об стол.
Горячий огонь скользнул внутрь, сосредоточив в себе все милосердие веков.
За водку, я пью за водку!
Григорий поднял бутылку, словно провозглашал тост, а секунды летели к последней черте, к финалу, к полночи, к Вечности.
– Я пью за бомбу! – крикнул Григорий.
– Я пью за Родину!
– Я пью за товарища генерала Аркадия Пашина!
Он решил угостить бомбу водкой. В отверстие, где была кнопка и куда он выстрелил из пистолета, Григорий вылил остатки водки.
– Пей, сволочь! – крикнул он. – Утопи своя печали, как это делали лучшие люди!
Бомба проглотила водку.
23:59.52
23:59.53
23:59.54
Григорий покосился на цифры со все возрастающим безразличием. Они были похожи на кровавую красную реку, стремящуюся затопить мир. С губ его сорвался смешок. Он смотрел, как цифры спешат к полуночи…
23:59.55
23:59.56
23:59.57
23:59.58 .58 .58
Григорий уставился на цифры: на часах застыла цифра 58.
У него потемнело в глазах.
Упал он головой вперед, распластался на полу и тихонько умер от потери крови.
* * *Это была шутка!
Какая-то дьявольская шутка!
«А вот и МИРВ».
– На чем это написано? На листке бумаги или на чем-нибудь еще?
– На карточке, она приклеена лентой к…
– Сорви ее! Сорви! – закричал Питер. Он подождал секунду.
– Какая там буква?
– Би.
"В"! «Проверка режима начального отделения»!
– Последняя предпусковая стадия, – раздался голос Меган.
– Нажми кнопку!
Это была та самая секунда, когда мир повис на волоске.
– Нажимай! Нажимай! Нажимай! – кричал Питер.
– Пуск остановлен, – объявила Меган. – Пуск остановлен.
Коридор заполнили восторженные крики десантников из группы Дельта.
– Ты сделал это, Уоллс! – закричал Питер, шатаясь от необычайной радости, от необъяснимого удовольствия. Он посмотрел на часы, чтобы зафиксировать этот момент, и увидел, что после полуночи прошло десять секунд. Но они сделали это!
Сделали!
Я победил тебя, Меган.
Питер разрыдался.
Я люблю тебя, Меган, Боже, как я люб…
После полуночи
Звонок раздался в половине второго ночи. Он разбудил Меган, которая спала на кушетке в маленькой комнате, примыкающей к студии. Она помотала головой, стряхивая оцепенение сна, поморгала глазами, и на мгновение мелькнула мысль, что это снова звонит Питер. В памяти всплыл его голос, искаженный телефоном, но все равно такой знакомый. Сердце Меган забилось, она увидела его лицо, почувствовала его залах, ей показалось даже, что она дотронулась до него. Но потом она услышала шум, крики, вопли. Агенты ФБР вели себя, как дети во время празднования Дня Независимости, как молодежь, собравшаяся на вечеринку, и Меган стало не по себе оттого, что кто-то веселится. Она испугалась.
Меган встала и пошла в студию. Агенты продолжали хлопать друг друга по спинам, поздравляли друг друга, обнимались, а ее охватило какое-то ужасное чувство непричастности ко всему этому. Тут она увидела, что самый пожилой из агентов, которого называли Лео, не участвует в общем веселье.
Он подошел к Меган. Черт побери, я обязан выполнить свой долг, было написано на его осунувшемся лице. И хотя видно было, что у него приподнятое настроение, предстоящая миссия явно не доставляла ему удовольствия, а вызывала неподдельную боль.
– Миссис Тиокол, около полуночи группе Дельта удалось захватить ракетную шахту Саут Маунтин и обезвредить ракету буквально перед самым пуском.
– Значит, третьей мировой войны не будет? – отрешенно поинтересовалась Меган, словно ее действительно волновал этот вопрос.
– Во всяком случае, не сегодня ночью, – ответил Лео. Было еще что-то такое в его лице, и Меган поняла, в чем дело.
– Питер погиб, да?
– Да, мадам, очень сожалею, но он погиб. Пуля попала ему в голову через секунду после того, как группа Дельта остановила пуск.
– Понимаю.
Меган глубоко вздохнула и подумала о сплющенных консервных банках, разбросанных по полу. Ему разнесло голову пулей. Питер лежал на полу секретного государственного объекта среди солдат, сражающихся за свое существование.
Картина была настолько глупой, что Меган чуть не рассмеялась.
– Если для вас это имеет какое-то значение, то они сообщили, что он вел себя просто геройски. Настоящий герой.
Ох как здорово. Герой. Ах, отвяжись от меня, идиот. Кого теперь это волнует? Или вы уже считаете меня своей? Может быть, мне даже дадут маленькую, поганую медаль?
– Нет, нет, для меня это не имеет значения, – ответила Меган и вернулась в свою комнату, чтобы они не видели ее горя.
Уоллс молча сидел в кресле, глядя на омертвевшую панель с выключателями.
Он чувствовал себя абсолютно без сил. Такое ощущение, что он снова в карцере, в маленькой камере, на двери которой было нацарапано «Трахай ниггеров».
Он улыбнулся.
Сегодня он прошел через несколько дверей.
Так Уоллс ждал в центре запуска еще примерно час, просто сидел, пытаясь понять, что он чувствует. Но единственным реальным чувством было чувство голода. Он просто умирал с голоду. Заметив на столе сверток в промасленной коричневой бумаге, Уоллс развернул его и обнаружил бутерброд с арахисовым маслом, пакетик хрустящего картофеля и яблоко. Бутерброд он проглотил мгновенно, голод это не утолило, а на то, чтобы открыть пакет с хрустящим картофелем, у него, похоже, просто не осталось сил.
Снова зазвонил телефон. Уоллс взял трубку.
– Да?
– Уоллс, говорит Дельта-6. Мы добили русских, можешь выходить.
– Понял, сэр. Вы бы прислали сюда врача, тут парень тяжело ранен.
– Хорошо, врач будет.
Уоллс взял свой обрез, подошел к двери, открутил тяжелый запор и шагнул в коридор. Но вышел он не в коридор, а шагнул в историю.
Как только он переступил порог комнаты, сверкнула вспышка фотоаппарата, но Уоллс не обратил на это внимания. Кто-то из рейнджеров сообразил взять с собой в шахту «Никон», и через четыре дня эта фотография появилась на обложках «Тайм» и «Ньюсуик» вместе со статьей «За день до полуночи». Журналисты называли эту статью сенсацией десятилетия, а может, и всей второй половины века. Фотография запечатлела симпатичного темнокожего парня с красным платком, повязанным вокруг головы. Лицо у него было грязным и осунувшимся, блестящим от пота и по-своему даже сексуальным. Он выглядел крепким, красивым и довольно опасным парнем каким, собственно, и был – и очень, очень храбрым. Глаза его были глазами солдата, уставшего от боя, в них таилась настороженность и что-то еще, что-то очень человеческое. В руках он как-то небрежно держал обрез, камуфлированный комбинезон промок от пота. Узкие бедра, широкие плечи, на руках вздувшиеся жилы и мускулы.
