Сергей Соболев - Мясорубка
Урванцев снял с плечиков штатский пиджак, облачился в него, затем вышел в приемную. Здесь должны были дожидаться его двое охранников, а еще четверо к ним присоединятся в коридоре. Плюс машина с охраной у входа… Но в приемной было пусто: ни помощника, ни его личных телохранителей. И эти сбежали. Как крысы, в панике покидающие тонущий корабль.
– Куда все подевались? – пробормотал он себе под нос, хотя прекрасно понимал, что вокруг него происходит.
Урванцев остановился у стола, за которым обычно восседал его помощник, и снял трубку одного из телефонов. Приложил к уху. Звенящая тишина. Снял другую, третью… Результат тот же, все линии разъединены.
– Таки обложили, твари! – негромко выругался он. Вернулся в кабинет, достал из сейфа штатное оружие. За все годы службы в органах ему ни разу не доводилось стрелять, если не считать, конечно, учебных стрельб. Он даже не знал, заряжен ли его пистолет и сколько в обойме патронов. Проверять не стал, сунув ствол за брючный ремень.
– Куда это вы собрались, Леонид Трофимыч?
В кабинет вошли директор ФСБ Коновалов, его первый заместитель Переверзев и глава Следственного комитета ФСБ Богомолов.
Переверзев оценил «грозный» вид Урванцева, поцокал языком.
– Никак вы сами собрались идти на дело? Как там поется в песне… «Раз пошли на дело я и Рабинович…»
– Ладно, Леонид Трофимыч, брось глупостями заниматься, – спокойным тоном сказал Коновалов. – Положи пушку обратно в сейф, все равно ты толком не знаешь, с какой стороны она стреляет… Вот так. А теперь садись, разговор у нас к тебе будет.
Примерно через час после окончания «разговора» на Лубянской площади перед входом в здание ФСБ притормозил реанимационный автомобиль с красными крестами на бортах. Бригада врачей спешно погрузила в него пятидесятипятилетнего мужчину, с которым случился «острый сердечный приступ». Но помощь медиков явно запоздала. По пути в Центральную клиническую больницу генерал-лейтенант Урванцев по прозвищу Бич Господень скончался.
ГЛАВА 68
В ночь с пятницы на субботу в здании американского посольства на Новинском бульваре царило скрытое напряжение. В нарушение норм дипломатического этикета посол Соединенных Штатов в России г-н Томас Хатчисон был вызван на Смоленскую площадь в третьем часу утра. Там ему была вручена нота протеста по поводу открытого вмешательства правительства США во внутренние дела Российской Федерации. Затем состоялся короткий конфиденциальный разговор американского посла с министром иностранных дел России, после чего он отбыл в свою резиденцию.
Ранним утром из ворот Спасо-хауса на московские улицы выкатила кавалькада машин. По дороге в аэропорт Шереметьево-2 их сопровождение осуществлял эскорт из милицейских машин. Два черных лимузина проследовали прямо к трапу «Гольфстрима», минуя таможню и пограничников. Ройтман, Хейс и сопровождавшие их лица быстро взбежали по трапу внутрь самолета, и через несколько минут лайнер был уже в воздухе, взяв курс строго на запад.
В понедельник, 15 июля, МИД России обратился к послу США с просьбой депортировать из Москвы восемнадцать сотрудников посольства, занимавшихся деятельностью, несовместимой с их дипломатическим статусом. В тот же день все они покинули Россию, в их числе были глава резидентуры ЦРУ Гартнер и начальник отдела безопасности посольства Маклиллан. Одним авиарейсом с ними из Москвы вылетели Паркинсон и его команда. За них вступились слишком влиятельные люди, поэтому контрразведчики ФСБ вынуждены были отпустить их восвояси.
Госдеп в ответ принял адекватные меры, выслав из США полтора десятка российских дипломатов. В отношениях между США и Россией возникла некоторая напряженность, но посвященные называли этот конфликт «бурей в стакане». Они оказались провидцами, спустя некоторое время эту неприятную историю забыли обе стороны.
Начальник отдела МУРа полковник Бадаев и его коллега из московского РУОПа Шальнев в течение выходных дней нанесли сокрушительный удар по мощной преступной группировке. На счету «призраков» числилось немало кровавых преступлений, теперь пришла очередь отвечать за содеянное. В общем итоге удалось арестовать более тридцати членов группировки, остальные либо успели скрыться и находились в розыске, либо были ликвидированы при попытке оказать сопротивление группе захвата. В первые дни после арестов следствие по этому делу возглавил «важняк» Парфенов, но он стал копать слишком глубоко, и его отстранили от руководства следственной группой и вывели из состава бригады. Несколько человек из числа задержанных вскоре были выпущены на свободу под подписку о невыезде. Эти сгинули бесследно. Другие их подельники продолжали пребывать под следствием, но уже и так было ясно, что единого процесса не получится – дело было раздроблено на части, из обвинения исчезла политическая подоплека этих событий.
Бадаеву и Шальневу не простили то обстоятельство, что они, несмотря на давление со стороны, предпочли честно исполнить свой профессиональный долг, что в конечном счете и позволило органам правопорядка покончить с деятельностью опаснейшей преступной группировки. По прямому распоряжению министра в отношении этих двух людей было произведено внутреннее расследование. Комиссии удалось без особого труда выявить в их действиях элементы самоуправства и злостного нарушения целого ряда ведомственных инструкций, а Бадаеву вдобавок еще припомнили и его прежние «грешки». Последовали оргвыводы: оба были сняты со своих должностей, понижены в звании. Бадаева отправили служить старшим опером в ОВД Южное Тушино с трехмесячным испытательным сроком. Шальнев же уволился из органов и работает теперь консультантом в одной из частных фирм. Следователя Парфенова вычистили из Генпрокуратуры в Хамовническую райпрокуратуру. Впрочем, обещали вернуть сразу же, как только утихнет шум.
Полковник Мелентьев был помещен в одиночную камеру Лефортовской тюрьмы. Ему и некоторым другим сотрудникам службы было предъявлено обвинение по широкому спектру статей Уголовного кодекса, по большей части расстрельных. Среди обвинений фигурировало и такое – сознательное сотрудничество с разведслужбой иностранного государства, а также подготовка и осуществление террористических актов на территории Российской Федерации.
Судьба Мелентьева известна – он повесился в своей камере спустя неделю после задержания. Каким образом ему удалось это осуществить и откуда в тщательно охраняемой одиночке взялась веревка, выяснить не удалось. Судьба его коллег неизвестна: однажды ночью их вывезли из Лефортова в неизвестном направлении, и больше они сюда не возвращались. Знающие люди утверждали, что их разбили на мелкие группы и перебросили в следственные изоляторы Владимира и Ярославля, подальше от Москвы, где их могут достать даже в Лефортове. Но более трезвые головы помалкивали, понимая, что их скорее всего попросту ликвидировали.
Директор ФСБ генерал-полковник Коновалов и его первый зам Переверзев сохранили свои посты, хотя оба получили взыскания от первого лица государства с формулировкой: «предупреждены о неполном служебном соответствии».
Дмитрий Щербаков весь июль и половину августа находился под следствием. Команда «Шторм» приказом директора ФСБ была расформирована, но людей всех сохранили, переведя их в кадровый резерв УСО ФСБ. 15 августа дело, заведенное на командира спецгруппы, было закрыто. Его также вывели в кадровый резерв ФСБ, попутно изыскали возможность предоставить ему месячный отпуск. Но догулять его ему не дали, уже 2 сентября он получил приказ явиться на прием к директору ФСБ. Из кабинета Коновалова Щербаков вышел полковником и с новым предписанием: он был назначен заместителем начальника Управления специальных операций ФСБ.
Сергей Алексеевич временно отошел от дел, его обязанности в фонде исполняет Лианозов. В июле Щербаков дважды общался в Барвихе с главой государства, но содержание их бесед осталось тайной. Они планировали новые встречи, но в этот момент здоровье президента резко ухудшилось. Специалисты утверждали, что требуется провести операцию на сердце, и такая операция была запланирована на октябрь.
У Щербакова было немало недоброжелателей, но после известных событий и его самого, и созданную им организацию на время оставили в покое. Возможно, сыграло свою роль то обстоятельство, что недомогающий президент во время одного из августовских визитов в Завидово главы правительства обронил в разговоре две-три фразы, касающиеся Щербакова. Примерно в то же время в коридорах власти получил распространение слух: Щербаков в большой силе. Сам же генерал, когда ему поведали об этих слухах, лишь недоверчиво улыбнулся, заметив при этом, что сезон охоты еще не закончен.
