Андрей Таманцев - Их было семеро…
— Приехали, — сказал водитель и коротко посигналил.
Ворота открылись — машину Волкова все охранники хорошо знали. «Волга» обогнула клумбу с облупившимся купидоном в чаше давным-давно иссякшего фонтана и притормозила у парадного входа. В холле горел неяркий свет. При появлении Волкова дежурный в штатском открыл ему тяжелые двери и предупредил:
— Вас ждут.
И этот дежурный, и охранники на вахте были незнакомы Волкову, но своим наметанным глазом — по сдержанности их движений, ощущению уверенности и силы, исходящих от их молодых тренированных тел, въевшейся в саму их суть офицерской выправки — Волков машинально, специально об этом даже не думая, определил: свои.
«Альфа».
Он взбежал по широкой мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на второй этаж, пересек пустую приемную и распахнул дверь своего кабинета.
Первое, что бросилось ему в глаза, был штатив с видеокамерой и большой черной шишкой микрофона, окантованного белым квадратом с фирменной надписью «Си-Эн-Э-н». За столом для совещаний сидели три человека. Два явных иностранца — судя по свободе, с какой они развалились в креслах. Лет по тридцать пять. Один высокий, рыжеватый. Второй маленький, смуглый. Третий был помоложе, русский: в светло-сером костюме с аккуратным галстуком, со спокойным жестким лицом.
— Что это значит? — резко спросил Волков.
Все трое повернулись к нему.
Иностранцы смотрели с нескрываемым интересом, русский — спокойно, даже словно бы безразлично.
— Проходите, Анатолий Федорович, — сказал он. — Садитесь.
От прихлынувшей к лицу крови у Волкова заболела жилка на левом виске.
Это был Пастухов.
VII
Этого не могло быть.
Ну, просто не могло. Мог не отвечать телефон диспетчера Управления, могло сгореть само Управление, наводнение могло затопить Москву, Рязанская область могла начать войну за отделение от России. Все что угодно могло быть. Но только не это. Потому что мертвые не оживают.
А Пастухов был мертв. Он был застрелен из снайперской винтовки «Зауэр» в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое августа на польско-белорусской границе и его труп находился в морге районной больницы под Гродно. Вместе с трупами других пятерых из его команды. Вместе с трупом полковника Голубкова.
Вместе с трупами трех исполнителей.
Рапорт начальника погранзаставы, копию которого Волков получил по факсу на утро следующего дня, подтверждал доклад майора Васильева до деталей. До возраста, до внешних примет. До роста. Семь человек, вооруженные автоматами Калашникова и пистолетом Макарова с глушителем, пытались осуществить переход границы. На белорусской стороне они были встречены тремя снайперами с винтовками германского производства «Зауэр» калибра 5,6. Шестеро нарушителей границы были застрелены снайперами. Сами снайперы погибли от выстрелов в затылок, произведенных с близкого расстояния из пистолета ПМ с глушителем. Из этого же пистолета был застрелен седьмой нарушитель — выстрелом в упор в левый висок.
Сделана попытка последнее убийство представить как самоубийство. Но следы автомобиля на белорусской стороне свидетельствуют об участии в перестрелке третьих лиц.
Причины происшествия устанавливаются. У одного из нарушителей границы к запястью левой руки был прикован дюралевый атташе-кейс, в котором находилось около пяти килограммов белого порошка, по внешнему виду напоминающего героин.
Однако это оказался не героин, а сахарная пудра. Возможно, произошло столкновение конкурирующих банд, действующих в сфере наркобизнеса.
Дело принято к производству генпрокуратурой Белоруссии.
Первое упоминание о «Зауэрах», обнаруженных у снайперов, заставило Волкова нахмуриться. Майор Васильев не выполнил приказа утопить все оружие в болоте. Но сообщение об автоматах Калашникова поставило все на свое место. Он правильно решил. Если те оказались с «калашами», отсутствие у снайперов винтовок лишало возможности следователей хоть как-то свести концы с концами в версии о столкновении наркобанд. Дело так и зависнет в числе нераскрытых, но это Волкова меньше всего волновало. Для него главное было: Пастухов и его команда мертвы.
Да, Пастухов был мертв.
И Пастухов был жив.
Картина мироздания, существовавшая в сознании Волкова, покрылась тысячью мелких трещин, как автомобильный триплекс при сильном лобовом ударе; потом стекло словно бы лениво осыпалось, и взгляду открылась иная картина.
Совсем иная.
В ней Москва-река оставалась в своих берегах.
И Рязанская область — в составе России.
В ней живой Пастухов, спокойный, в хорошо сидящем на нем костюме, повернулся к иностранцам и спросил:
— Почему вы не снимаете? Ответил высокий, рыжеватый:
— Ждем. Ты обещал нам сенсацию.
— Человек увидел оживший труп — разве это не сенсационные кадры? Скажу по-другому: живой труп увидел сам убийца.
— Труп — кто?
— Я.
— А убийца?
— Разрешите представить: генерал-лейтенант Анатолий Федорович Волков.
Начальник одной из самых секретных спецслужб России. Она называется — Управление по планированию специальных мероприятий.
Маленький метнулся к камере и приник к объективу. Зажглась красная контрольная лампочка. Высокий все еще не понимал.
— Он — убил тебя?
— Да. С неделю назад. Естественно, не своими руками.
— Но ты — жив?
— Анатолий Федорович, не лучше ли вам присесть? — Пастухов подождал, пока Волков пройдет по кабинету и займет место за своим письменным столом, и продолжал, обращаясь к нему:
— Познакомьтесь. Арнольд Блейк, самый тупой из стрингеров Си-Эн-Эн. Его оператор — Гарри Гринблат. Не нужно путать. «Стингер» — это ракета. А стрингерами называют журналистов, работающих в горячих точках. Не понимаю, как он умудряется зарабатывать на жизнь.
Блейк вопросительно взглянул на Волкова:
— То, что сказал Серж, — правда?
— Никаких комментариев, — отрезал Волков. — Предлагаю немедленно покинуть мой кабинет. Вы незаконно проникли в правительственное учреждение. Вы рискуете лишиться аккредитации.
— Сколько раз нас лишали аккредитации, Гарри? — спросил Блейк, обращаясь к телеоператору.
— Раз двадцать, наверное. Начиная с Анголы.
— Ты спутал. В Анголе нас расстреливали.
— Может быть, — равнодушно согласился Гринблат.
Пастухов вынул из кармана радиопередатчик, бросил в микрофон:
— Зайдите на минутку, все… Арни, даю тебе еще один шанс… Анатолий Федорович, оставьте в покое кнопки. Сигнализация отключена, охрана нейтрализована.
— Вы… убили тридцать человек охраны?!
— Мы не убийцы. Мы попросили их временно прекратить исполнение своих обязанностей. Они согласились.
— Вы не могли сделать этого вшестером!
— А кто вам сказал, что нас только шестеро?
Дверь кабинета открылась. Волков уже знал, кого он увидит. И увидел тех, кого ждал.
Он помнил, как они представлялись ему в кабинете командарма Гришина:
— Капитан медицинской службы Перегудов.
— Старший лейтенант Хохлов.
— Старший лейтенант Ухов.
— Лейтенант Злотников.
— Лейтенант Мухин.
Сейчас они не представились. Да и как они стали бы представляться?
«Санитар». «Охранник в пункте обмена валюты». «Саксофонист в подземном переходе». «Артист-недоучка». «Продавец газет в электричках»?..
Они вошли в кабинет свободно, молча остановились по обе стороны от двери, как на милицейском опознании. Но не он опознавал их, а они его. Они смотрели на Волкова без любопытства, без интереса, без ненависти, без презрения, без вражды.
Просто смотрели.
— Это — тоже трупы? — догадался Блейк.
— Да, — подтвердил Пастухов.
Дверь оставалась открытой. Лицо Волкова исказило невольное выражение ужаса.
Он не мог взять себя в руки. Он знал, кто сейчас войдет.
— Генерал ждет появления седьмого трупа, — прокомментировал Пастухов.
— Прайм-тайм! — восхитился Блейк.
Но вместо полковника Голубкова в кабинет вошел незнакомый Волкову молодой человек в элегантном темном костюме, с длинными черными волосами и в таких же, как у самого Волкова, очках фирмы «Цейс Голд». Он мельком, равнодушно-брезгливо, взглянул на Волкова, подошел к Пастухову и положил на стол перед ним компьютерную дискету.
— Получилось? — спросил Пастухов.
— Да.
— Спасибо. Все, ребята, смотрины закончены. Посидите пока в приемной, посмотрите телевизор. А когда будет что-нибудь интересное — скажете.
— А где… Голубков? — спросил Волков, когда команда Пастухова и незнакомый длинноволосый молодой человек вышли из кабинета.
— Летит из Грозного. Он звонил мне часа два назад. Сказал, что раздобыл копии документов, которые вез в Ставрополь командарм Гришин. Не хотите спросить, что это за документы?
— Где майор Васильев?
— Там, где, по вашим расчетам, полагалось быть мне. Мы поменялись местами.
— Вы сумасшедший! Вы государственный преступник! Вы даже не можете представить себе, на что замахнулись! Щенок! Вы… — Волков понимал, что все это пустые, ничего не значащие слова, что сейчас нужно совсем другое — собрать в кулак всю волю, весь ум, психологически переломить ситуацию в свою пользу. Но остановиться не мог. — Вы грязный подлый наемник! Подонок!.. Вы получили деньги и не выполнили свою работу! Какого обращения к себе вы ждали? Что вас будут встречать с оркестром? Вы можете меня убить, но от своей участи не уйдете! А участь у наемника только одна!.. — Волков повернулся к журналистам. — Господа стрингеры, я не знаю, каким образом вы здесь оказались, но эта точка для вас слишком горячая. И чем скорей вы уберетесь отсюда, тем для вас лучше!
