Сергей Донской - Арктическое вторжение
– Демонстративная жестокость, – прокомментировала миссис Хиллтон, качая головой. – Их не просто убили. Их унизили. Это вызов России, плевок в лицо. Как отреагировали русские?
– Пока никак, – ответил Браун мрачно, – но нетрудно представить себе ярость Кремля. Вот почему я распорядился остановить буровые работы и задержать начало нашей экспедиции. Я не хочу, чтобы малейшая тень подозрений упала на Америку. Не будем привлекать к себе внимание. Мы должны показать, что не имеем никакого отношения к кровавой бойне на льдине.
В этот момент какая-то тень пробежала по лицу Джонатана Брауна, придав ему оттенок гораздо более темный, чем тот, к которому привыкли окружающие. Если бы не смятение, охватившее его соратников, они бы непременно отметили про себя этот штрих. Но их мысли и чувства были заняты иным. Фотографии произвели на них неизгладимое впечатление.
Миссис Хиллтон выпрямилась и, цепляя каблуками ковер, возвратилась на то место, где сидела, пока президент не пригласил ее к компьютеру. Ее изящная прическа смотрелась растрепанной и потускневшей. Было очевидно, что увиденное потрясло ее до глубины души. Забросив ногу на ногу, она помолчала с закрытыми глазами, а потом разлепила сморщенные, потрескавшиеся губы, чтобы произнести два коротких слова:
– Это война.
Похоже, генерал Джонсон думал точно так же, но перспектива его не удручала, а, наоборот, привела в возбужденное состояние.
– Вопрос, – произнес он, обходя Овальный кабинет по кругу с заложенными за спину руками. – Если наша космическая разведка вела наблюдение за русской станцией, то нет ли в наличии фотографий, по которым можно установить национальность нападавших?
– Съемки велись в автоматическом режиме, – пояснил Браун. – Фотокамеры заработали только после того, как датчики зафиксировали вспышки выстрелов.
– Разве наши спутники не реагируют на всякое движение? – капризно осведомилась миссис Хиллтон.
– В этом случае наша разведка утонула бы в лавине фотографий тюленей и моржей, – ответил генерал Джонсон, продолжая расхаживать по кабинету.
– То же самое мне сказал вице-адмирал Джейкобс, – кивнул Браун. – Спутникам понадобилось некоторое время, чтобы снизиться и изменить орбиту, так что главного они не засняли. Но, думаю, это ничего бы не дало. Нападавшие были одеты в белые маскировочные костюмы и маски. Их было восемь. Они прибыли на самолете, который потом унес их в неизвестном направлении.
– Неприятная ситуация, – сказала Хеллари Хиллтон, морщась.
– Хуже некуда, – подтвердил Джонсон, но не трагически, а скорее с каким-то воодушевлением.
– Признаюсь, друзья, – вздохнул Браун, – предстоящий разговор с Силиным заставляет меня испытывать сильнейший стресс.
Хиллтон недоуменно уставилась на него:
– Почему с Силиным? С Астафьевым, может быть?
– Ну да, ну да… Хотя никто не знает, как все обернется. – Браун пожал плечами. – Вы знаете, друзья, что недавно я направил письмо Астафьеву, в котором пообещал отказаться от размещения элементов ПРО в Европе в обмен на содействие России в решении иранской ядерной проблемы. Но ответ мне дал Владлен Силин. В устной форме. На саммите «двадцатки» в Лондоне. Подошел во время ланча и как бы невзначай сообщил, что Россия может разместить в Калининградской области ракетные комплексы «Искандер», а также подразделения радиоэлектронного подавления наших ПРО. «С Ираном, – сказал он, – мы вам, конечно, поможем, но это вопрос отдельный, никак не связанный с американскими ракетами в Чехии и Польше». Хитрец. Из него получился бы отличный бизнесмен. Никогда не упускает выгоду своей корпорации под названием Российская Федерация…
Произнеся эту тираду, Браун начал огибать стол, чтобы сесть подле Хеллари Хиллтон, когда приглушенный телефонный звонок заставил его остановиться.
– Кремль, – сказал он, указывая на красный телефон.
Это было не совсем так. Звонили не из Кремля и даже не из Москвы. Но в общем и целом Браун оказался прав. На прямую связь с ним вышел человек, ассоциирующийся у всех с московским Кремлем.
Анатолий Дмитриевич Астафьев.
Глава 3. ОДИН НА ВЕРШИНЕ
В нашей стране среди людей существует недоверие и к Америке, и к другим странам Североатлантического альянса, некоторым другим крупным мировым игрокам. С чем это связано? Это связано с нашей историей, с нашим восприятием друг друга. Мы с вами помним, что было в советский период. Это же набор взглядов, набор представлений друг о друге. Вспомните, что нам говорили в школе в отношении американцев, в отношении европейцев! Это была абсолютно идеологическая позиция. Она была неверной или, во всяком случае, верной далеко не во всем. Она преследовала вполне очевидные цели, чтобы мы рассматривали тех, кто живет там, в качестве наших врагов. Это способ поддерживать эффективность управления в государстве, в том числе добиваться каких-то политических задач…
Из интервью Дмитрия Медведева газете «Известия», 2010 год
Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Еккл.1:10-11
Президент Российской Федерации любил, когда массмедиа изображали его за работой – эффективным, целеустремленным, компетентным руководителем. Проверенные журналисты, доказавшие свою лояльность власти, всегда могли рассчитывать на то, что будут допущены в рабочий кабинет Анатолия Астафьева, где он обязательно выкроит несколько минут для интервью. Не отказывал он во внимании и телевизионщикам, чуть ли не ежедневно снимавшим его во время бесед с подчиненными. А вот допускать репортеров в свою личную жизнь Астафьев избегал, поскольку, несмотря на всемирную популярность, искренне считал, что это удел лишь звезд кино или поп-музыки. Какое кому дело, как он проводит свободное время, с кем общается, что ест, что пьет, чем дышит и сколько, к примеру, тратит денег на содержание своей семьи?
Астафьев справедливо полагал, что политик его масштаба вправе рассчитывать на то, что спецслужбы оградят его от назойливого, пристального, утомительного внимания средств массовой информации. Его коробило, когда во время пресс-конференций какой-нибудь заграничный журналист-проныра встревал в серьезный разговор, чтобы задать вопрос не о внешней политике, не о реализации государственных программ, а о семейных отношениях Астафьева или его личных доходах. Дались им эти доходы!
Бегло просматривая почти каждый вечер комментарии посетителей своего блога, Астафьев всякий раз с горечью убеждался, что россияне вместо того, чтобы интересоваться мировоззрением или устремлениями своего президента, вовсю обсуждают его благосостояние. Такие вопросы, как «сколько Астафьев зарабатывает?», «где Астафьев живет?» и даже «нравятся ли Астафьеву натяжные потолки?», беспрестанно мелькали на любом интернет-форуме, будоража обывательское воображение.
Официальные данные о доходах президента РФ никого, кроме налоговиков, не удовлетворяли. В соответствии с ними зарплата Астафьева и гонорары за написание учебников приносили ему что-то около трех-четырех миллионов рублей в год. Вместо того чтобы принять приведенные цифры к сведению, финансово озабоченные граждане зачем-то подсчитывали, сколько же это выходит в месяц, в неделю, в день.
Кто-то из любителей покопаться в «грязном белье» однажды с неописуемым восторгом обнародовал информацию о том, как, находясь в Красноярске, Анатолий Астафьев продрог, зашел в ближайший бутик и приобрел там меховое пальто из белька стоимостью в полмиллиона с лишним рублей. Дело даже не в том, что охота на новорожденных детенышей тюленя была запрещена, и не в том, что российские чиновники бросились скупать аналогичные пальто по всей России. По мнению автора статьи, самое любопытное заключалось в том, с какой легкостью выложил почти шестьсот тысяч человек, на банковских счетах которого хранилось ровно 3 574 747 рублей, и ни копейкой больше.
Заявленная в налоговой декларации Астафьева «Победа» 1948 года выпуска вообще вызвала всеобщее веселье. Все это выглядело каким-то фарсом на фоне доходов ближайших помощников президента. Его представитель в Северо-Кавказском федеральном округе, небезызвестный Хлопонин, худо-бедно владел несколькими «Мерседесами», «Ягуаром», «Бентли», мотоциклом «Харли-Дэвидсон», яхтой «Фантом» и зарабатывал в год до 70 миллионов, умудряясь совмещать скромный семейный бизнес с ответственной государственной службой. Правда, министр промышленности и торговли Христенко переложил тяготы коммерции на плечи родных, «делающих» по шестьсот миллионов в год, зато другой министр, Трутнев, заботящийся о сохранности природных ресурсов России, «вкалывал» собственноручно, обеспечивая семье ежегодный доход в 150 миллионов.
